На автомате отпускаю Аду и отступаю от стола.
Я не слышал шагов, был полностью поглощён ей одной.
А теперь осознаю себя, уважаемого ректора, в кабинете со студенткой и сыном, который наблюдает, как я чуть было не отодрал его невесту прямо на столе.
Невеста ползет по столу подальше от меня.
Финн, притихнув в кресле, смотрит на дверь.
Безумие рассеялось, в тишине застегиваю брюки, широким шагом пересекаю кабинет и распахиваю дверь.
И тут же шагаю за порог и прикрываю створку.
- Что ты здесь делаешь? - наклоняюсь к развалившейся на полу Агнесс. Она пробует встать, но ноги разъезжаются, вечером в ресторане осушила полсклада, смешивала и вино, и бурбон. С тех пор, как один сын сбежал тормоза ей отказывают напрочь. - Ты почему не дома? - за плечи ставлю ее на ноги.
- Ни ты, ни Финн не вернулись, - говорит она едким, разбавленным спиртным голосом. Отбрасывает с лица растрёпанные волосы. - Ушли с этой проходимкой. И с концами.
- Тебя это разве волнует? - одергиваю на ней платье. - Или дома алкоголь закончился, пришла пополнить запасы?
Она замахивается, и ладонью, увешанной массивными перстнями, лепит мне пощечину.
- Ещё, - чуть поворачиваю лицо, показывая, что осталась другая щека.
- Я больше не согласна все это терпеть, Магнус, - она опускает руку. - Ты прикрываешься нашим браком, а сам...
- Что сам? - обрываю и обхватываю ее за плечи, тяну к лестнице. - Твой отец отдал свое кресло в академии в обмен на брак с тобой. Ты хотела красивой жизни - она есть. Захотела стать главой попечителей - стала. Вздумала рожать детей - я не запрещал. Чего ты от меня ещё хочешь?
- То есть ты все, что мог дал? - спиртное в ее венах кипит, она повышает голос. - А кто сыновей под свои темные делишки пристроил! От кого сбежал один, а второго теперь разыскивают!
- Не ори, - сжимаю ее локоть, почти сдергиваю ее по ступенькам вниз. - Ты сама в курсе. Что мои знания передаются по наследству.
- Опять твои знания! Вся жизнь - знания! Какие там любовные утехи, я старая, а ты вечно молодой, так засунь свои знания себе в...- из ее рта льется неразборчивый мат, она вырывается, на всю академию орет и ломая каблуки несётся по коридору.
Мрачно смотрю ей вслед, тру лицо.
Как ей не надоели скандалы.
Я не умею пока. И рецепта вечной жизни не знаю. И молодость моя временна, у всего есть конец.
Но я же работаю.
Над тем самым вечным.
И хотя бы не мешать мне можно?
Взбегаю вверх по ступенькам, в голове крутятся ее слова.
Любовные утехи меня давно уже не волнуют, она права, у меня нет преемников - вот о чем я думаю, Финн готов что угодно делать, рецепты подделывать, менять имена, колесить по стране и мошенничать, лишь бы не повторять мой путь.
Это меня заботило, но несколько месяцев назад в академии появилась новая студентка Ада Вьенн.
И я провалился в беспамятство.
Останавливаюсь перед кабинетом, берусь за ручку. Отсчитываю секунды и жду чего-то, мне с этой дрянной сукубой опасно в закрытом помещении находиться вместе, о чарах я знаю, но весь день разбить их не могу.
Осторожно толкаю створку, останавливаюсь в проёме.
Она сидит на столе, все ещё голая, захлебываясь что-то рассказывает Финну, улавливаю лишь обрывки слов "двойник", "Ангелина", "гадалка говорила".
Он стоит рядом, упирается руками в стол по обе стороны от ее бедер. Неотрывно смотрит на нее, и вряд ли из этого сумбура фразы способен сложить, просто она красивая, в неярком свете лампы блестят дорожки слез, картинные, она не кривит при этом лицо, не шмыгает покрасневшим носом, она той самой вечности воплощение, которую я десятилетиями ищу.
- Я понял, любимая, тебя оболгали, - обрывает Финн бессвязный поток ее слов, ладонями сгребает ее лицо и целует.
Шумит дождь, я слушаю звуки, с которыми Финн сливается с ней, крепче сжимаю ручку и не знаю, чего во мне сейчас больше - злости, что этот идиот снова ведётся на ее сказочки или слепой ревности, ведь эта женщина принадлежит мне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Тонкие руки обвивают его шею. Его ладони с ее лица смещаются вниз он рывком сдергивает с себя брюки и заваливает ее назад.
Отшатываюсь от двери.
Он ее трахнет сейчас, на моем столе, и я ничего не делаю, лишь по тихому девичьему стону понимаю, что все началось.
Она зовёт его по имени так же, как меня звала.
Снова подхожу к двери.
Смотрю на ее руки, вцепившиеся в край стола, на запрокинутую голову и тонкую шею, стянутую ошейником, разметавшиеся по бумагам русые волосы, вздымающуюся грудь.
Ошейник.
Он светится, и ее подбрасывает, на ней моя метка, в нее, вместе с вином влит убойный порошок, гибкое тело выгибается, глаза блестят, она мечется на столе, как одруманенная, и я, четрыхнувшись, захожу в кабинет.
Чары, чары, чары - твержу, но остановить себя не могу, не чувствую ног, просто иду, на нее, ничего вокруг не вижу, лишь желанное тело, тугие соски. Упираюсь в стол и наклоняюсь, веду по голому плечу, ее беззащитностью дышу, обхватываю губами темную горошинку соска.
Ада вскрикивает, хватает меня за волосы, оттолкнуть не пытается, лишь царапает, и я веду языком по груди выше, к шее, пью ее, как и прежде ощущаю любовь.
Поднимаюсь к ее лицу, нахожу ее губы.
Ее пальцы зарываются в мои волосы, она стонет мне в рот, углубляю поцелуй и мне кажется, что мы здесь вдвоем, как раньше, расстёгиваю брюки и ловлю ее руку, ладонью накрываю выпирающий бугор.
И вместе с жаждой, голодом, желанием чувствую, как меня сначала толкают в плечо, а потом раздается выстрел, и затылок обжигает огнем.
Эпилог
Меня в клочья рвет, задыхаюсь в мужских руках, выгибаюсь Финну навстречу. Тянусь к нему, как к глотку воды в пустыне, как к воздуху после удушья, как к самому важному, что на свете есть.
Слабый свет загораживает Магнус, и я вскрикиваю, ощутив его губы на себе, тогда как во мне с яростью Финн толкается. Рассудок то вспыхивает, то гаснет.
Я уже не я.
Притягиваю до боли похожего на Финна мужчину к себе, и позволяю пить свое дыхание. Целовать позволяю, и сама его губами упиваюсь, представляя, что это Финн.
Он ведь этого хотел?
Если нет, пусть сам прогонит Магнуса, ведь я дико устала от этой безумной гонки, сопряженной с ложью, в которой мы все запутались, как в липкой паутине.
Между разведенных бедер – там, где еще секунду назад все огнем пульсировало от ритмичных движений – становится пусто. Финн покидает меня, и через несколько мгновений я слышу неясный шум, а затем рядом с моим ухом гремит выстрел.
- Щенок! – оборачиваюсь, и вижу, как Магнус прижимает ладонь к своему плечу, а пальцы уже окрашены темной, почти черной кровью оттенка ночи. Она стекает вниз, к локтю, собирается на рукаве закатанной рубашки, и мне дурно становится. От всей этой дикой, пропитанной сумасшествием, ситуации.
- Жаль, не убил, - с сожалением произносит Финн, и снова поднимает револьвер на своего отца.
Порываюсь вперед, к Финну, непонятно как оказавшемуся настолько родным мне, пусть и незнакомым. Закрываю Магнуса собой.
- Финн, прошу тебя, - стараюсь говорить спокойно, успокаивающе, и голос мой родниковой водой льется по комнате, - Магнус сейчас уйдет, опусти оружие.
- Это мой кабинет, - произносит за моей спиной чокнутый отец моего жениха.
Вернее, отец жениха Ады. Это она должна быть здесь, и разгребать те завалы, что возвела своей ложью, а не я. Но допустить, чтобы Финн стал отцеубийцей я не могу.
- Уходите! – я почти рычу, сбрасывая оковы страха, надетые на меня вместе с этим проклятым ошейником, и становлюсь самой собой. – Магнус, просто уйдите!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Ты хотела, чтобы он присоединился?
Финн теряет интерес к своему отцу, опускает револьвер, но держит его крепко. И на миг в голове дикая мысль мелькает, что сейчас он взведет курок, и прикончит меня, как корень всех бед.