И, словно эхо, партизаны повторили:
- Клянусь!
Шменкель стоял красный от стыда.
"Не может быть, чтоб они про меня забыли. Ведь я уже участвовал вместе с ними в одном бою... Зачем они подчеркивают, что я не такой, как все? Однако ведь ни командир отряда, ни комиссар не сказали мне ровно ничего, что меня не назовут".
Опять раздался голос командира:
- Через час - выступаем! Всем быть готовыми! Разойдись!
Шменкель не пошел вместе с партизанами. Ноги сами привели его к дому, где остановился командир отряда. Немного помедлив, он постучал.
- Да, войдите.
В комнате сидели Просандеев, хозяин дома и Коровин. Шменкель вытянулся,
- Разрешите обратиться, товарищ командир? - спросил он дрожащим голосом.
- Пожалуйста.
Старик-хозяин сразу же вышел из комнаты, не дожидаясь, пока его об этом попросят. Когда дверь за стариком закрылась, Фриц спросил:
- Почему меня не привели к присяге?
Коровин перевел, но командир ответил не сразу. Да, не зря он говорил Тихомирову, что Шменкель может обидеться. Но комиссар остался непреклонен: случай, мол, этот особый и нужно подождать, когда будет налажена связь с Большой землей. Теперь же, увидев перед собой возбужденного Шменкеля, Просандеев хотел было обойтись с ним поделикатнее, но дипломата из него не получилось.
- Дело в том, - не спеша начал командир, повторяя слова Тихомирова, с которым еще недавно спорил, - что ты не являешься гражданином Советского Союза, а эту присягу принимают только...
Голос командира стал глуше - он сердился на себя за то, что не мог как-то получше объяснить все Шменкелю.
- Я это знаю. Если это единственное препятствие, то я прошу дать мне советское гражданство.
- Но я не министр иностранных дел.
- Не означает ли это, что меня не считают членом отряда?
Просандеев понимал, что этот вопрос очень важен для Шменкеля.
- Садись, Фриц, - как можно сердечнее сказал он.
Однако Шменкель не сел. Тогда встал и командир.
- Ты такой же партизан, как и все, - твердо проговорил командир. - Ты пользуешься теми же правами, что и все. На тебя распространяются те же указы и приказы. Это ты должен усвоить и без принятия присяги. Я понимаю тебя, Фриц, понимаю твои сомнения. Тебя никто не обидит, все будут относиться к тебе как к товарищу. Важно, как ты будешь вести себя в бою.
Командир немного помолчал и добавил:
- Если у тебя будут трудности, приходи ко мне, поможем.
- Спасибо. Разрешите идти? - спросил Фриц.
- Да.
Фриц шел по улице и думал, что слова Просандеева нисколько его не утешили. Шменкель только сейчас по-настоящему почувствовал, как трудно немцу находиться в стране, которая подверглась нападению его соотечественников. Войдя в избу, он быстро собрал свое незатейливое имущество, потом вышел во двор и закурил. Он видел, как хозяйка дома раздавала партизанам хлеб и копченое мясо. Фриц слышал, как Виктор Коровин позвал его, но не откликнулся.
Через минуту переводчик тоже вышел во двор.
- Ты здесь, Фриц? Что с тобой?
- Ничего.
- Тогда пошли, хозяйка каждому из нас подарила по бутылке самогону. Пошли же.
- Я не хочу.
Коровин подошел к Фрицу.
- Что ты ходишь мрачнее тучи? Что случилось?
- Говорю тебе, ничего, - ответил Фриц, стараясь придать лицу добродушное выражение.
- Тогда пошли, выпьешь стопку за здоровье нашей хлебосольной хозяйки. У нас уж так заведено. А то она может обидеться.
Фриц нехотя вошел в дом и остолбенел. Хозяйка, полная крестьянка с темными глазами и немного скуластым лицом, приготовила подарок и для него. Она сразу же пригласила Шменкеля к столу.
- Ешьте, ребята, ешьте, - угощала она и, тяжело вздохнув, проговорила: - Мой муж с первого дня на фронте. Известий о нем давно нет. Кто знает, жив ли?
Все выпили и тепло простились с хозяйкой. Фриц тоже обнял добрую женщину. Увидев ее затуманенные слезами глаза, он подумал: "Нет, я здесь не чужой. Я такой же, как они. Глупо думать, что нас что-то разделяет. Все обращаются со мной как с равным".
Оставив район Ярцево, партизанский отряд переместился в соседний район. Партизаны остановились в селе Комарово.
Здесь все было иначе, чем в Курганово. Крестьяне, конечно, и здесь встретили партизан приветливо, но накормить гостей им было нечем. Фашисты не раз заглядывали в село и каждый раз угоняли скот и отбирали продовольствие. Гитлеровцы обложили село такими налогами, что жители едва сводили концы с концами. В один из таких визитов фашисты повесили на площади шестнадцатилетнюю комсомолку. Это была славная девушка, в селе ее все очень любили. Дом ее гитлеровцы сожгли, а потом согнали всех жителей села смотреть на казнь. Мрачные стояли крестьяне. Их глаза горели ненавистью к оккупантам. Позже в селе появились гитлеровцы из другой части. Эти забрали у крестьян все, что не успели захватить их предшественники. Жители села были обобраны до нитки. Дети и старики умирали с голоду. Все, кто мог держать в руках оружие, ушли в лес.
Фрицу Шменкелю за два месяца пребывания на фронте не раз приходилось бывать в таких деревнях. Тогда он скрывал свое возмущение поведением фашистов, а когда видел, как немецкие солдаты избивали русских женщин лишь за то, что те не несли им масла и яиц, отворачивался. Теперь же всеобщая ненависть к фашистам поразила его как удар. Он слышал, как русские крестьяне называли немцев паразитами, и думал: "Паразитов надо уничтожать. Но можно ли уничтожить целый народ? Я ведь тоже сын этого народа. Там, в Германии, осталась моя жена, которую я люблю. Там живут мои дети - моя кровь и плоть. Живут в Германии и другие люди, те, кто борется против фашизма. Они сидят по тюрьмам и концлагерям, они без страха идут на смерть. Но эти крестьяне ничего не знают о них..."
Фриц был угнетен, он не смел открыто смотреть в глаза жителям села. Когда же он отдал хозяйке, у которой остановился на ночлег, копченое мясо и кусок сала, она разрыдалась. Фриц не вынес этой сцены и вышел из дома. Даже в этом селе русские смотрели на него без ненависти, хотя и знали, что он немец. И от этого Шменкелю было еще больше не по себе.
Вечером того же дня Петр Рыбаков завел с Фрицем такой разговор.
- Зачем они это делают? - спросил Петр. - Разве можно воевать с женщинами и детьми? Это же отвратительно! И что это за страна такая, где родятся такие люди?
Фриц ничего не ответил, и Петр, подперев голову руками, продолжал:
- Помню, в школе учительница географии рассказывала нам о Германии, показывала снимки больших немецких городов. На одной из открыток были сняты красивые девушки. Я думал тогда, что Германия - красивая страна. А сейчас от старых представлений не осталось и следа. Когда я вижу, что творят фашисты здесь, прости меня, Фриц, но я представляю твою родину не иначе, как страной, где живут только варвары...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});