Читать интересную книгу Мать четырех ветров - Коростышевская Татьяна

Мы с бароном протиснулись к настилу, на котором стоял матерчатый шатер. «Сцена», — вспомнила я слово из одного мертвого языка.

— Тебе хорошо видно? — обернулся предупредительный Зигфрид.

Я только кивнула в ответ, опасаясь пропустить хоть что-то из представления. Перед занавесью притопывала и хлопала в ладоши изящная танцовщица. В свете факелов ее длинные волосы отсвечивали синим, а лицо прикрывала черная кружевная полумаска. Я невольно залюбовалась ею.

— Бромиста! — вдруг крикнула девушка, воздев руки. — Бромиста! Бромиста!

Толпа подхватила четкий ритм.

— Бро-мис-та! Бромиста! — вопила я вместе со всеми и также притопывала в чудном ломаном ритме. — Бро!..

Занавесь распахнулась. Деревянная кукла, почти в человеческий рост, появилась под звон тарелок.

— А вот и я! — Писклявый Петрушечный голосок перекрикивал толпу. — Я, великий Бромиста, весельчак и балагур, опять с вами!

Освещение изменилось; факельщики поднесли огонь к полированным медным щитам, и волна мягкого света затопила сцену. Танцовщица изогнулась, ринулась вперед, и юбка пеной алых кружев метнулась за ней. Теперь на помосте было две фигуры — воплощение жаркого огня и нескладный деревянный человечек, этого огня нисколько не боящийся.

— Ты этого ожидала? — переспросил Зигфрид. — Это буратини?

— Лучше, — ответила я. — Это марионетка. И насколько я могу судить, ее кукловод талантлив, как сам бог театра.

А представление между тем набирало обороты. Юная синеволосая донья умело изображала внезапно вспыхнувшую страсть, игрушечный партнер отвечал ей взаимностью. Они станцевали милый пасторальный танец, по ходу дела объясняя публике, что деревянный Бромиста работает пастухом и намалеванные на заднике толстенькие овечки являются его стадом.

Я пыталась высмотреть нити, за которые дергает невидимый кукловод. Ночное зрение, обычное, опять ночное… Безуспешно. Мне захотелось познакомиться с человеком, который так продуманно расставил осветителей.

Идиллия не могла продолжаться долго, ей помешали. Зло приняло обличье подлого герцога, местного помещика, у которого красотка служила горничной. Антагонист скорее был персонажем комическим, но, когда он явился из тьмы кулис, путаясь в длиннейшей бороде и приволакивая ногу, мое сердце тревожно забилось. Герцог тоже был в черной полумаске, оставляющей открытой нижнюю часть лица.

— Кто посмел? Накажу! Не пощажу! — Подведенные кармином толстые губы злодея будто жили своей собственной жизнью, а голос был гулким, как из бочки. И каким-то смутно знакомым.

Я поежилась.

Девушку разлучили с безутешным пастушком. Герцог кликнул двух стражников, которые немедленно появились под бряцанье оружия. Бромиста горестно стенал: «Сильвестрис! Любовь моя!» Гитара плакала вместе с ним, и так же всхлипывали многочисленные зрители. Да чего уж там, у меня самой в горле стало солоно. Пронзительный гитарный аккорд, падающий занавес… Я украдкой вытерла глаза.

— После перерыва они продолжат, — приобнял меня за плечи Зигфрид. — Тебе понравилось?

— Очень. Я никогда ничего подобного не видела. Хочу заплатить за удовольствие. Одолжишь пару монеток?

— Мой тощий кошелек к твоим услугам, — галантно ответил барон. — Сейчас вынесут блюдо для сбора денег, и мы…

Я поблагодарила кавалера кивком и дернулась, ощутив влажное прикосновение к щиколотке. Снизу на меня скорбно смотрели карие собачьи глаза.

— Парус? — недоверчиво прошептала я, наклонившись. — Хороший песик…

В ноздри ударил запах достойной собачьей старости.

— Это ведь ты был? Там, за ширмой?

Он ответил еще более скорбным взглядом. Видимо, моя непонятливость доставляла ему мучительное неудобство.

У меня в голове будто провернулись шестеренки диковинного механизма. Студентку Квадрилиума пытались нанять лицедеи? Да я готова съесть длинную бороду потешного злодея, если это не он беседовал со мной, спрятав лицо под длинноносой маской. Я радостно обернулась к Зигфриду, чтобы поделиться своим открытием и заодно пересказать историю своих ночных похождений. Но кавалер был занят денежными делами. Он доставал монетки из потертого кошеля. В кожаном раструбе на мгновение показалась нить блестящих бус. И я умилилась, представив, как вечером барон будет дарить украшение своей даме сердца. Манерную Крессенсию я недолюбливала, но ведь главное, чтобы Зигфрид был с ней счастлив. В свои почти двадцать лет я понимала, что нам, женщинам, мужских пристрастий не понять.

Опять настойчивое влажное прикосновение. Пес дважды повел лобастой головой и затрусил прочь. Я колебалась. Меня явно куда-то приглашали, и явно одну, без спутника.

— Зиг, мне нужно отлучиться.

— Позволено ли мне будет узнать куда?

«На кудыкину гору!» — раздраженно подумала я, но ответила лишь удивленным взглядом.

— После захода солнца девушке опасно находиться за стенами Квадрилиума без сопровождения.

— Это ты мне сейчас какую-то инструкцию зачитываешь? Девушки бывают разными, и некоторые более опасны для ночного города, чем город для них.

— Ты думаешь, Мануэль Изиидо избежал ареста и ждет тебя в условленном месте? — проявил Кляйнерманн чудеса смекалки. — Тогда я провожу тебя. Мне не терпится познакомиться с этим кабальеро.

Я звонко рассмеялась.

— Да нигде он меня не ждет! И, если хочешь знать, ты — последний человек, которому я хотела бы представить этого разбойника.

— Так ты признаешь, что он преступник?

— Зачем такие жестокие слова, мой господин? — Если бы у меня был веер, я бы сейчас с большим удовольствием шаловливо отхлестала барона по хитрому носу. — Бедный провинциал слегка нечист на руку, но кто из нас без греха, в это неспокойное время, когда налоги короны так велики, а прибыли от земель ничтожны?

— Очень правильные слова, донья, — поддержал меня некий господин, стоящий неподалеку. — В тяжелое время живем. Не живем, а выживаем…

Зигфрид одарил говорившего остекленевшим взглядом и взял меня под руку.

— Мы возвращаемся в университет!

— Я хотела досмотреть представление, — хныкала я, пока мы пробирались сквозь толпу. — Да я бы вернулась быстро…

— Твой сын спрашивает, где папа! — вдруг преградила нам путь статная красавица, ее черные глаза метали молнии, грудь гневно вздымалась.

— К-какой сын? — слегка заикаясь, спросил Зигфрид.

— Все трое! — Незнакомка заговорщицки мне подмигнула и схватила барона за руку. — Дочери тоже по тебе тоскуют…

Я юркнула за чужие спины и пошла прочь, ведомая умной псиной по кличке Парус. Синеволосая танцовщица продолжала стенать, вызывая смех зрителей. Розыгрыш был похож на заранее подготовленный, и мне подумалось, что красотка каждый вечер высматривает себе в толпе жертву побезобиднее, чтобы всласть над ней покуражиться. Зигфрид, кажется, пока не сообразил, что над ним дурачатся. Он растерянно крутил головой, беззвучно по-лягушачьи открывал рот и представлял собой ожившую картину под названием «Простак обыкновенный».

Дощатый помост охраняли вооруженные стражники в блестящих гребенчатых шлемах и медных нагрудниках, на которых я с удивлением заметила отчеканенные шестиконечные звезды. Доксов знак? Не может быть! Никогда не слышала, чтоб многомудрые создатели големов разменивались на легкомысленные площадные развлечения. Да и обитают они далековато от наших пенатов. От любопытства у меня даже кончик носа зачесался. Пес подождал, обернувшись, и потрусил прямо на алебарды. Я вздрогнула, когда острие коснулось моей груди и прошло насквозь, будто не встречая сопротивления. Простенькая личина, наброшенная в трактире, лопнула, как мыльный пузырь в детской ладошке. Я рассмеялась; славное колдовство — не стихийное, Источник мороки не питает. Давным-давно, еще когда моим образованием занималась бабуля, я изучила несколько доксовых заклинаний, но такого среди них не припомню. Это из чего они мороков тут наплели? Я почесала нос.

Пахло деревянной стружкой, псиной, благородными притираниями. Ароматическая какофония казалась вполне уместной, но чихнула я знатно, так что искры из глаз посыпались.

— Будьте здравы, тетенька, — раздался из темноты низкий голос. — Вот и свиделись.

— Ваня, нельзя же так неожиданно. Она сомлеет сейчас с испугу…

Бромиста, деревянная марионетка, звезда кордобской сцены, говорил сейчас на рутенском. И в обморок я упала именно поэтому, а не от ужаса, — к сожалению, не успев ничего никому объяснить.

Капитан Альфонсо ди Сааведра спускался по винтовой лестнице, казалось, в самую преисподнюю. «Мой личный ледяной ад», — усмехнулся про себя капитан, запахивая плащ поплотнее. Не ощущать на бедре тяжести шпаги было непривычно. Но оружие пришлось оставить наверху, все оружие — два клинка, трехгранный кинжал, не раз выручавший его в ближнем бою, комплект метательных ножей, плоских, утяжеленных. Ситуация того требовала, и Альфонсо подчинился. Здание тюрьмы сегодняшней ночью было всего лишь прикрытием, одним из таинственных врат, местоположение которых постоянно менялось. Спуск закончился, капитан снял со стены чадящий факел и уверенно пошел по коридору. За его спиной легким пеплом осыпалась лестница, истаивая пролет за пролетом. Малый элорийский совет для соблюдения тайны мог позволить себе и не такое колдовство.