Ф. К. Сологубу
Твоя свирель над тихим миром пела,И голос смерти тайно вторил ей,А я, безвольная, томилась и пьянелаОт сладостной жестокости твоей.
16 марта 1912, Царское Село
Ф. К. Сологуб необычайно высоко ставил стихи Ахматовой. А его мнение многое значило для начинающей поэтессы, ведь Сологуб был не только знаменит, он был «мэтр». В «Записных книжках» А. А. А. зафиксирован такой эпизод:
«Когда в 191(2?) году Вячеслав Иванов приехал в Петербург, он был у Сологуба на Разъезжей… Необычайно парадный вечер и великолепный ужин. В гостиной ко мне подошел Мандельштам и сказал: „Мне кажется, что один мэтр – зрелище величественное, а два – уже смешное“.
Очень дорожила Анна Андреевна и стихами, которыми одарил ее Федор Кузьмич:
* * *
Прекрасно все под нашим небом,И камни гор, и нив цветы,И вечным, справедливым ФебомОпять обласканная, Ты.
И это нежное волненье,Как в пламени Синайский куст,Когда звучит стихотворенье —Пчела над зыбким медом уст.
И кажется, что сердце вынетБлагочестивая женаИ милостиво нам подвинет,Как чашу пьяного вина.
Март 1917
Как уже упоминалось, у Анны Андреевны с самого начала их совместной жизни под одним кровом были несколько натянутые отношения со свекровью. Младшая сноха явно не отвечала ее представлениям о хорошей жене и правильной семейной жизни. И вдруг – все изменилось!
Анна Ивановна сделалась шелка нежней и уже не поджимала губы, когда Анна, проспав до полудня, являлась к завтраку последней и приходилось опять раздувать самовар. Николай сообщил ей под секретом, что Аннушка беременна. Анна Ивановна в миг помолодела, прислуга забегала, спешили навести порядок и уют: появления долгожданного младенца ждали к исходу сентября.
К предстоящему прибавлению семейства будущий отец отнесся без энтузиазма, успех жениного «Вечера» обрадовал его куда больше. И тем не менее год 1912-й был, кажется, почти благополучным для четы Гумилевых. Весной они вдвоем побывали в Италии. Несмотря на жару, которую Анна переносила трудно, и беременность, стихи шли мощной волной…
* * *
Слаб голос мой, но воля не слабеет,Мне даже легче стало без любви.Высоко небо, горный ветер веет,И непорочны помыслы мои.
Ушла к другим бессонница-сиделка,Я не томлюсь над серою золой,И башенных часов кривая стрелкаСмертельной мне не кажется стрелой.
Как прошлое над сердцем власть теряет!Освобожденье близко. Все прощу,Следя, как луч взбегает и сбегаетПо влажному весеннему плющу.
Апрель 1912* * *
Я научилась просто, мудро жить,Смотреть на небо и молиться Богу,И долго перед вечером бродить,Чтоб утомить ненужную тревогу.
Когда шуршат в овраге лопухиИ никнет гроздь рябины желто-красной,Слагаю я веселые стихиО жизни тленной, тленной и прекрасной.
Я возвращаюсь. Лижет мне ладоньПушистый кот, мурлыкает умильней,И яркий загорается огоньНа башенке озерной лесопильни.
Лишь изредка прорезывает тишьКрик аиста, слетевшего на крышу.И если в дверь мою ты постучишь,Мне кажется, я даже не услышу.
Май 1912, Флоренция <?>* * *
Здесь всё то же, то же, что и прежде,Здесь напрасным кажется мечтать.В доме у дороги непроезжейНадо рано ставни запирать.
Тихий дом мой пуст и неприветлив,Он на лес глядит одним окном.В нем кого-то вынули из петлиИ бранили мертвого потом.
Был он грустен или тайно-весел,Только смерть – большое торжество.На истертом красном плюше креселИзредка мелькает тень его.
И часы с кукушкой ночи рады,Все слышней их четкий разговор.В щелочку смотрю я: конокрадыЗажигают под холмом костер.
И, пророча близкое ненастье,Низко, низко стелется дымок.Мне не страшно. Я ношу на счастьеТемно-синий шелковый шнурок.
Май 1912, Флоренция* * *
Помолись о нищей, о потерянной,О моей живой душе,Ты, в своих путях всегда уверенный,Свет узревший в шалаше.
И тебе, печально-благодарная,Я за это расскажу потом,Как меня томила ночь угарная,Как дышало утро льдом.
В этой жизни я немного видела,Только пела и ждала.Знаю: брата я не ненавиделаИ сестры не предала.
Отчего же Бог меня наказывалКаждый день и каждый час?Или это Ангел мне указывалСвет, невидимый для нас?
Май 1912, Флоренция* * *
Стал мне реже сниться, слава Богу,Больше не мерещится везде.Лег туман на белую дорогу,Тени побежали по воде.
И весь день не замолкали звоныНад простором вспаханной земли,Здесь всего сильнее от ИоныКолокольни лаврские вдали.
Подстригаю на кустах сирениВетки те, что ныне отцвели;По валам старинных укрепленийДва монаха медленно прошли.
Мир родной, понятный и телесныйДля меня, незрячей, оживи.Исцелил мне душу Царь НебесныйЛедяным покоем нелюбви.
После 17 мая 1912, КиевВЕНЕЦИЯ
Золотая голубятня у воды,Ласковой и млеюще-зеленой;Заметает ветерок соленыйЧерных лодок узкие следы.
Столько нежных, странных лиц в толпе.В каждой лавке яркие игрушки:С книгой лев на вышитой подушке,С книгой лев на мраморном столбе.
Как на древнем, выцветшем холсте,Стынет небо тускло-голубое…Но не тесно в этой теснотеИ не душно в сырости и зное.
Август 1912, Слепнево* * *
Потускнел на небе синий лак,И слышнее песня окарины.Это только дудочка из глины,Не на что ей жаловаться так.Кто ей рассказал мои грехиИ зачем она меня прощает?…Или это голос повторяетМне твои последние стихи?
1912
Осенью 18 сентября по ст. ст. 1912 года Анна Андреевна родила мальчика, которого назвали Львом в память о крестном отце Николая Степановича – Льве Ивановиче Львове.
* * *
Загорелись иглы венчикаВкруг безоблачного лба.Ах! улыбчивого птенчикаПодарила мне судьба.
Зима 1912* * *
Как вплелась в эти темные косыСеребристая нежная прядь —Только ты, соловей безголосый,Эту муку сумеешь понять.
Чутким ухом далекое слышишьИ на тонкие ветки ракит,Весь нахохлившись, смотришь – не дышишь, —Если песня чужая звучит.
А еще так недавно, недавно,Замирали вокруг тополя,И звенела и пела отравноНесказанная радость твоя.
<22 октября> 1912Николай Гумилев, 1910-е годы.* * *
Н. Гумилеву
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});