Читать интересную книгу Жаркая вечеринка - Марина Серова

— Как-то не до размышлений было, — он скорчил смешную рожу.

Глава 6

Ну что ж, старая, опробированная в сыскном искусстве методика вопросов и ответов дала кое-какие результаты, — удовлетворенно подводила я итоги своей деятельности, сидя за рулем. Как там говорил Пуаро: я просто беседую с людьми и слушаю сплетни…

Вот и я, подобно картам, перетасовываю услышанные слова, неспешно раскладываю некий мыслительный пасьянс, каждое слово-карту привязывая в памяти к определенной мимике, движению, жесту, которыми его сопровождал говорящий. Удивительная и поучительная «человеческая комедия», или скорее — бестиарий.

Я сидела в машине, выпуская дым в приоткрытое окно, по мере того как в моей голове хаотично разбросанные цветные стеклышки фактов постепенно складывались в осмысленный узор. Наконец, подведя под отнюдь не праздными размышлениями черту, я нажала на педаль акселератора и, дав задний ход, стремительно развернулась и выехала со двора.

Затормозив у очередного светофора, я позвонила Говорковой. Без особого энтузиазма она согласилась встретиться со мной снова.

— Здравствуй, — сухо бросила она в ответ на мое приветствие.

— Возникли некоторые вопросы, — я села в предложенное кресло.

— Интересно, — вяло произнесла она, пристраиваясь на стуле.

— Действительно интересно. Ты говоришь, что была в душе, — я перехватила ее недобрый настороженный взгляд, — а вот Шубин утверждает, что это он был в душе, а тебя там как раз и не было. Это расхождение можно было бы, конечно, свести на нет, если предположить, что вы там были вдвоем…

Лицо Говорковой передернулось презрительной гримасой, но легкая дрожь ее брезгливо поджатых губ выдавала ее с трудом скрываемое волнение.

— Шубин и тебе голову заморочил? — скривила она губы в ядовитой усмешке.

— Так что ты на это скажешь? — бесстрастно продолжила я, пропустив мимо ушей брошенную в мой адрес «шпильку».

— Скажу, что он врет…

— Так ты была в душе? — Я пристально посмотрела на Говоркову.

— У тебя что, плохо со слухом? — раздраженно ответила она вопросом на вопрос.

— Значит, ты была в душе с Шубиным? — продолжала я долбить в одну точку.

Полный неприкрытой ненависти взгляд Говорковой, казалось, имел целью пронзить меня насквозь. Но броня моей обычной невозмутимости была действительно непробиваемой.

— Ну если ты такая непонятливая, — теперь Говоркова явно хотела унизить меня, — я тебе повторяю: никакого Шубина я в душе не видела.

Глаза и руки выдавали ее. Конечно, можно сказать все, что угодно, стараясь изобразить непроницаемо-гордое лицо, соврать и не покраснеть, но это при условии, что твой собеседник — дрянной психолог и никудышный физиономист. А я, неплохо разбираясь в человеческой психологии, видела, что Говоркова врет.

— Может быть, я бы поверила тебе, а не Шубину, хотя он тогда в душе был не один. Но дело осложняется тем, что именно в это время мимо душа проходил… кто бы ты думала? Юрий Степанович Верещагин. Он никого не видел в душе, но слышал, как оттуда раздавался женский смех. Если ты утверждаешь, что была в душе, значит, Верещагин не узнал твой голос? Мне кажется, это маловероятно. Если же это так, то получается, что ты была там с Шубиным, и именно поэтому боишься признаться.

Говоркова молчала, подавленная моей, честно говоря, небезупречной логикой. Мне нужно было просто вывести ее из равновесия, а уж потом добиться от нее правды.

— Что же ты молчишь? Ты не подумала, что своим враньем можешь навредить своему благодетелю? Ну, говори, где ты была?

— Я была в душе, — упрямо твердила Говоркова, — и была там одна.

— Ты сможешь повторить это на суде? — припугнула я ее.

— На суде? — Она уставилась на меня широко открытыми глазами.

— А ты что думаешь, дело уже закончено? Все еще только начинается! — грозно предупредила я ее.

— Не пугай меня, мне нечего бояться. — Она привстала со стула, наверное, чтобы придать больше весомости своим словам.

— Если ты не хочешь сказать правду, значит, чего-то боишься. И поверь мне, я узнаю это рано или поздно, — заявила я.

— Это твое дело.

— Вот тут ты права, — согласилась я, — но позволь тебя спросить: если еще один человек подтвердит слова Шубина о том, что он был в душе, ты все равно будешь стоять на своем?

— Ничего нового я тебе не скажу, — упрямо твердила Лидка.

— Ладно, тебе решать. Но ты подумай хотя бы о Беркутове.

— Мне нечего думать, я уже все сказала.

Упрямства ей было не занимать, а у меня весь арсенал средств психологического давления был израсходован. Я встала и, не прощаясь, вышла на лестницу. Закурив на площадке, я не спеша стала спускаться вниз.

Запустив двигатель, я вышла из машины, чтобы достать из багажника щетку, которой счищала снег. Я уже начала открывать крышку багажника, как вдруг раздался грохот взрыва и, ослепляя глаза, вверх взметнулся столб пламени. Плотной воздушной волной меня отбросило в сугроб. Хорошо еще, что я не потеряла сознание и успела отползти в сторону до того, как второй, гораздо более мощный, взрыв окончательно разворотил мою «девятку», — взорвался бензобак.

Мне повезло, что я осталась в живых. По всей вероятности, взрывное устройство было заложено под днище автомобиля в районе водительского сиденья. Задержись я за рулем еще хотя бы на десять секунд, и мое стройное молодое тело превратилось бы в неопознаваемое месиво.

Я зябко поежилась, скорее не от холода, а от возникшей перед моим внутренним взором безрадостной картины. Попытавшись подняться на ноги, я убедилась, что это мне удалось. Ныли спина и затылок — сугроб был не такой мягкий, как в середине зимы. Ощущалась боль в кистях рук, по которым ударило открывшейся от взрыва дверцей, да еще немного заложило уши, а в остальном я осталась той же Таней Ивановой и прощать такое кому бы то ни было не собиралась.

С момента взрыва не прошло и минуты, а из подъездов начали появляться первые зеваки. Я с сожалением посмотрела на то, что осталось от моей «девятки», которая верой и правдой служила мне до самого последнего момента, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась к ближайшему бару — мне просто необходимо было выпить.

Меня распирало желание заглянуть в будущее — и я обратилась к магическим костям. Выпавшая комбинация была мне знакома: 22+28+4. «Перемена места жительства».

Что за черт!? Я не собиралась никуда переезжать, разве что какой-нибудь неизвестный родственник завещает мне виллу на Лазурном Берегу?

* * *

До обеда оставалось не так много времени, когда я, приведя себя в норму двумя рюмками коньяка, отправилась к вдове Грушина. Отпустив такси возле девятиэтажки, в которой она жила, я пешком поднялась на третий этаж и надавила на кнопку звонка. Дверь долго не открывалась, и я собралась уже было позвонить еще раз, как изнутри раздался женский голос:

— Кто?

— Антонина Игоревна, это Татьяна Иванова, мы с вами договаривались о встрече, — как можно громче сказала я.

Еще с полминуты за дверью ничего не было слышно. Наконец щелкнул замок, и я увидела на пороге круглолицую шатенку с пышной челкой, чуть вздернутым носом и тонкими губами. В ее широко раскрытых глазах я заметила растерянность, если не сказать страх.

— Добрый день, — я ободряюще улыбнулась ей. — Можно войти?

Она молча повернулась и пошла в комнату.

«Надо же, как смерть мужа подкосила ее, — подумала я, — а ведь они с Грушиным, кажется, собирались разводиться».

Я вошла в гостиную следом за хозяйкой, которая замерла у окна в какой-то напряженной позе. На круглом столе, покрытом темно-зеленой скатертью, лежали несколько листов бумаги и ручка.

— Антонина Игоревна…

Больше я ничего не успела сказать. Метнувшийся у меня за спиной силуэт опустил мне на голову что-то вроде бейсбольной биты. Я успела только инстинктивно пригнуться, немного отклонив голову в сторону. Вероятно, только это и спасло меня от перелома костей черепа. Свет в глазах померк, колени подогнулись, и я свалилась на пол.

* * *

Сознание медленно возвращалось ко мне, удары сердца грубыми толчками отдавались в затылке. Запах пороховых газов, плавающих в комнате, щекотал ноздри. Словно сквозь вязкую влажную пелену, обволакивающую мое сознание, я смутно слышала мужские голоса: один — гнусавый и высокий, другой — хриплый и басовитый.

— Репа, — сказал обладатель баса, — забирай бумаги, пора сматываться.

— Погоди, Шомпол, — заверещал в ответ Репа, — надо все проверить еще раз, чтобы следо…

Я снова провалилась в черную немую пустоту.

* * *

Подтянув ноги и упершись руками в мягкий ковер, я медленно встала на колени.

Антонина Игоревна неподвижно сидела в большом кожаном кресле в двух шагах от меня, уставившись в пол. Из маленького отверстия в виске по ее щеке стекала тоненькая струйка крови.