двадцать домов. Я в деревне сроду не была… ну, пару раз с подругами ездила к их родственникам. А сейчас вижу. Маленькая совсем. И домики стоят не ровными рядами, а так, будто кто-то из горсти их в поле бросил.
За деревней лес. Большой, по крайней мере край до горизонта тянется и не обрывается нигде. И по дальнему краю леса граница моего поместья проходит. Раз есть лес, значит есть дрова. Подряжу крестьян в счет оброка. Дешево и сердито. И деньги сэкономлю, и в доме тепло будет.
С другой стороны, между усадьбой и деревней озеро. Огромное. И пусть пока замерзшее оно, но даже в сугробах хорошо берега видно. Летом здесь должно быть очень красиво. И рыбы здесь должно быть немерено. Вот и первый возможный источник дохода. Ловить рыбу, солить-вялить и продавать. Это я умею, у коллеги моей муж заядлый рыбак, так она постоянно со мной рыбкой делилась. И солить научила правильно. Только Марату рыбка моя не понравилась. Сказал, что очень сильно воняет, пока на балконе висит и сохнет. Весь мозг тогда мне вынес. Зато когда готова была, под пивко отлично ему пошла. Хотя и говорил, что ничем не лучше магазинной.
Да что я опять про Марата вспомнила?! Эх, Лилька-Лилька…
Пока я самоедством занималась, доехали мы до первых деревенских домов. И, не знаю, показалось мне, что очень уж убогие они… ветхие. Того гляди развалятся. У которых и заборчики покосились, весна придет, снег растает и рухнут. Нищета прямо беспросветная. Ужас просто.
– К старосте, леди Лили? – Впервые подал голос садовник-конюх. Я от неожиданности, чуть из саней не выпрыгнула. Ну и голосище. Низкий, громкий. Как будто бы богатырь басом в рупор говорит.
– К старосте, – пискнула я комариком.
Мужчина кивнул, залихватски свистнул и стегнул вожжами лошадь, отправляя ее по едва заметной, слегка засыпанной снегом дороге петляющей через всю деревню. Я пересчитала, в моей деревеньке оказалось всего двадцать два дома. Из них больше половины старые и еле живые. И только девять домов были более-менее приличными, на мой взгляд.
Староста жил на другом конце деревни. Его дом ничем особенно не отличался от остальных восьми домов, состояние которых не приводило меня в ужас. Такой же маленький, крытый крупными стеблями неизвестной травы… камыш, наверное… в окне вместо стекла какая-то тряпка не прозрачная. Крылечко небольшое в две ступеньки, дорожка чищенная. Видно, что небогатое хозяйство, да аккуратное.
И навозом в воздухе слегка попахивает. Явно где-то домашние животные у него есть. Может и корова. Будет тогда у меня и молоко, и масло и творог. В счет будущего оброка, то есть бесплатно.
– Кто такие, почто приехали? – раздался голос. Из-за створки ворот, слегка приоткрыв ее, выглядывал заросший бородой по самые глаза мужик в старой шапке и рваном, грязном тулупе.
– Старосту бы нам увидеть, – улыбнулась я, – меня зовут леди Лили, я новая хозяйка поместья. Хотела познакомиться…
О своем желании получить продукты в счет оброка решила пока промолчать. Не надо об этом мужу госпожи Гизеллы слышать. Нет уж. Проверну все тихонько, а потом всю их шайку-лейку, кроме самого мужа-садовника-конюха, перед фактом поставлю. Мол, не нуждаюсь я в ваших услугах, валите-ка вы к черту. И прослежу, чтоб в отместку не стащили ничего. А-то у экономки этой наглости хватит, в счет зарплаты прихватить что плохо лежит.
– Ну, я староста, – снял шапку мужик, – ну, в избу что ль заходьте… коли не побрезгуете…
В избу мне не хотелось. Когда в мою сторону подул ветер почуяла я запашок тела давно немытого и грязи. А вдруг у него вши?!
– Мы не надолго, – улыбнулась я, – узнать хотела, хорошо ли вам на землях моих живется? Как с запасами на зиму. Может излишками с нами поделитесь?
– Да, ниче, – ответил мужик безразлично, – живем потихоньку. Не жалуемся… вчерась Уська померла… может еще скоро кто помреть…
– Соболезную, – погасила я улыбку, – а от чего померла-то?
– Так… с голодухи… Много наших в этом годе померло, – тряхнул головой мужик, – управляющий-то ваш дюже лютый. Оброк по осени утроил, да выгреб все до зернышка, мол, его величество велел. Война скоро…
Я шепотом выругалась. Как это от голода? А как же я теперь? Тоже вслед за ними помирать?
И, вообще, что-то очень сильно не нравится мне этот управляющий. И крестьян, моих между прочим, обездолил, и прислуге зарплату не платил. Ох, и сомневаюсь я, что его величество такое распоряжение выдал. И не отправили бы они меня сюда, зная все это. Скорее всего это собственная инициатива королевского назначенца. Надо бы с ним познакомиться и ответа спросить. Очень уж меня задело, что из-за этой сволочи мои люди умирают.
– Ясно, – я хотела спрыгнуть с саней, но, зацепившись подолом тулупа за какую-то торчащую палку, неловко грохнулась на снег. Вот и показала себя, создала первое впечатление. Теперь будет вся деревня надо мной ржать. Но ни мужик, ни садовник-конюх даже не улыбнулись. – Скажи, староста, а почему дома в деревне такие, – я замялась, обижать словом «убогие» не хотелось, а ничего другого подобрать не могла.
Оказалось, все очень просто. Лет тридцать назад решил граф устроить здесь зону отдыха, чтобы приезжать любоваться природой нетронутой и мечтам предаваться. А чтобы поля обработанные картину ему не портили, велел крестьянские наделы с глаз долой перенести. На неудобья. А там земля скудная, урожаи маленькие.
Но и это еще не все. Чтобы скотина деревенская луга живописные не топтала, ограничил количество животных на семью, велев пасти ее с другой стороны на тех же неудобьях. И покос не давал.
Все кто могли сразу уехали. Да и потом потихоньку перебирались в другие деревни. И сейчас в деревне фактически жили девять семей, которые хозяйство вели, и тринадцать стариков, которые век свой доживали… вернее уже десять… трое за зиму с голодухи померли.
Домой я возвращалась молча. В груди жгло от обиды за этих несчастных. В голове беспрестанно крутилась одна мысль: «Что делать?» Оставить их умирать дальше или привезти из города продукты и накормить. Только на какие шиши?
Глава 8
Мое положение после поездки в деревню стало еще хуже. Еще пару часов назад была всего лишь одна душа, которую надо было спасать от голодной смерти: я сама, то теперь таких душ у меня было пятьдесят восемь человек… в том числе десять беспомощных стариков и двадцать девять детей разного возраста. От нуля до восемнадцати. И всего девятнадцать работоспособных взрослых, включая меня.
И это я