Тут Иван Алексадрович запнулся и горестно взглянул ни Ника.
— И что же? — тихо спросил Ник.
— Из-за угла вышел тот же человек, то есть я, стремительно прошел мимо меня и стал спускаться к Головинскому. Тут мне стало плохо, закружилась голова и я чуть было не упал в обморок. Еле-еле я дошел до дому и свалился с еще более сильным приступом лихорадки. Когда я немного оправился, то понял, что у меня галлюцинации и что мне надо обратиться к соответствующему врачу. И вот я хочу посоветоваться с вами. Я видел, что вы пришли с Марией Яковлевной, а она знает хороших врачей, сама она для себя кончала какие-то медицинские курсы и всегда помогает всем. Но сам я не хочу ее просить, чтобы не вызывать лишних разговоров. Вот поэтому, расположившись к вам, я и рассказал вам мою странную историю и прошу вас о помощи.
Во время этого монолога Ник не проронил ни слова. «Что же это такое делается, — думал он. — Кто же водит этот бесовский хоровод? Ну да ладно, играем дальше».
— Не берите себе в голову Иван Александрович, — успокоительно сказал он. — Я поговорю с Марией Яковлевной. Думаю, что это состояние само собой пройдет, стоит вам только получше отдохнуть и акклиматизироваться.
В этот момент он увидел, что его высматривает Мария Яковлевна. Увидев Ника, беседующего с Иваном Александровичем, она махнула ему кружевным платочком. Ник извинился, и лавируя между гостями, прошел к ней.
— Голубчик Николай Александрович, — пропела Мария Яковлевна, — хоть и жаль покидать этот приятный дом, да уж время.
Откланявшись, Мария Яковлевна и Николай Александрович вышли в прохладу южной весенней ночи. Ночь была густа и темна, томительно пахло цветущей белой акацией и персидской мимозой. Почему-то горел только один уличный фонарь, да и тот ближе к Сололакской. Ник осторожно вел Марию Яковлевну. Фаэтон, освещаемый маленьким фонариком, который фаэтонщик высоко поднял, освещая дорогу, ждал их у дома.
— Отчего ж это фонари-то не горят? — спросила Мария Яковлевна. — Ведь давеча горели?
— Не знаю, ваше превосходительство, — отвечал свесившись с козел фаэтонщик. — Горели и сегодня вечером, а потом враз погасли, как будто ветром сдуло. Я задремал, просыпаюсь — на улице темень.
— Городской голова в доме гостит, а на улице света нет. Куда смотрит полиция-то? — патетически воскликнула Мария Яковлевна, усаживаясь в фаэтон. Ник молча помогал ей, предварительно нащупав в кармане сюртука спасительный смит-и-вессон, предусмотрительно захваченный им с собой.
Доехав до Паскевича и проводив Марию Яковлевну, Ник отпустил фаэтон и решил вернуться обратно.
Быстрым шагом он прошел всю улицу и вышел на Сололакскую. Всюду было тихо, все фонари исправно горели, на улицах никого не было. Почти бегом по крутому подъему он поднялся на Ртищевскую, обогнул квартал сверху и снова спустился вниз, на Петра Великого. Возле Жандармского управления все фонари горели. И вниз по улице тоже было освещено. Как ни странно, но они были погашены только у канцелярии наместника и у прилегающих к канцелярии домов. Но в доме Елизаветы Дмитриевны, где уже начинался разъезд гостей, эту странность заметили и слуги с фонарями на деревянных шестах стояли возле дома, освещая отъезжающим дорогу. Ник стал в подворотне соседнего дома, почти вжавшись в выступ стены так, что его не было видно, если только фонарь не был бы направлен прямо на него. Так, невидимым, он наблюдал за разъездом гостей.
Куртэне вышел с поручиком Беренсом, очень молодым и веселым драгуном. Они, беседуя, перешли через улицу и вошли в подъезд дома напротив. Один из слуг шел рядом с ними, освещая дорогу фонарем. Фонарь качался и в его неровном свете Ник вдруг увидел, что на фасаде дома изображены странные существа. Он видел такое во время своих странствий, но в совсем другом месте и никак не ожидал увидеть это в Тифлисе. Тем временем Куртэне и поручик вошли в дом, слуга вернулся и дом снова оказался во тьме.
Ник продолжал стоять в подворотне, раздумывая о том, что ему удалось увидеть и узнать сегодня. В доме Елизаветы Дмитриевны уже погасили огни, на улице было совсем темно, только огоньки фонарей у жандармского управления и одинокий фонарь на углу Сололакской делали тьму не столь кромешной. Ник уже решил, что ему надо покидать свой пост и отправляться домой, как вблизи дома послышались осторожные шаркающие шаги и бормотанье. Ничего не было видно, как Ник не напрягал глаза. Ему только показалось, что нечто огромное и бесформенное ввалилось в подъезд того дома, куда некоторое время тому назад вошли Куртэне и поручик.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 10
Утро следующего дня началось с визита Аполлинария Кикодзе в образе тифлисского кинто. Ник был рад ему. Накопилось много непонятного, и кое-что, возможно, мог прояснить Кикодзе. Больше всего Ника беспокоили вчерашние галлюцинации Куртэне. Кто мог его интриговать и зачем? Этот же человек, Ник дал про себя ему прозвище «Бледный призрак», появлялся там, где бывал Ник. Это случайность или же часть интриги? Какая связь между португальцем, его спутником доном Педро и этим двойником Куртэне? Имеет ли все это отношение к Индостану или, опять же, случайное стечение обстоятельств? Что искали в доме у персидского консула? Нашли или нет? Кто и зачем похищал португальца? И последнее — что была за странная фигура, которая ночью ввалилась в дом Куртэне? Пока сплошные загадки, запутанный клубок и не видно той ниточки, за которую можно потянуть, чтобы этот клубок распутать.
Кикодзе кое-что знал.
— То странное существо, которой вы, Николай Александрович, видели ночью — это граф Эразм Николаевич де Тулуз-Лотрек, из той ветви Тулуз-Лотреков, которая бежала в Россию в начале террора Робеспьера и иже с ним. Он был офицером гвардии в России, на Кавказе, потом внезапно ушел в отставку по болезни. Болезнь и вправду его страшно скрутила, в буквальном смысле слова. Он был громадного роста, с огромными руками и ногами. Теперь он сгорбился, вся фигура стала несуразной. И ударился в увлечение всеми на свете искусствами. На Петра Великого он снимает первый этаж, полуподвальное помещение, там у него студия. К нему собирается маленькое общество, встретить там можно кого угодно — от бродячих музыкантов и актеров до великих князей. А посему эта студия еще одна головная боль тифлисской полиции. Общество балуется кокаинчиком, ну, это сейчас повсеместно.
— Что-то много французских дворян в одном тифлисском доме, — сказал Ник и рассказал Кикодзе о Куртэне.
Кикодзе внимательно выслушал его.
— Интересно, — протянул он. — Весьма, весьма. Что-то неуловимое общее во всем этом есть, но что? Португалец пока в состоянии шока, медленно приходит в себя, хотя уход за ним прекрасный. К сожалению, мы так и не смогли найти того человека, который заходил в гостиницу к его спутнику, этому дону Педро Маскареньяш. И абсолютно не улавливаю связи между всеми этими событиями и встречей дона Педро в ботаническом саду с этим… — и Кикодзе запнулся, не зная как назвать незнакомца.
Ник усмехнулся.
— Про себя я зову его теперь «Бледным призраком», — сказал он.
— Прекрасно, — улыбнулся Кикодзе. — Призрак так призрак. Так вот, с господином «призраком» пока все неясно.
— А что вчера вечером крутился Гаспаронэ вблизи дома баронессы? — вспомнил Ник.
— Так задание на то было, присматривать, не появится ли там кто-нибудь из наших подопечных.
У Ника из головы не выходил граф Тулуз-Лотрек и его студия. Он решил во что бы то ни стало проникнуть туда и посмотреть на публику, которая там собирается.
— Послушайте, Аполлинарий, — сказал он, — Нет ли у вас способа как нибудь оказаться у графа на сборище?
Кикодзе хохотнул.
— У меня точно нет, слишком моя физиономия известна этим господам. А вот вы человек новый, загадочный и к тому же представленный знаменитой Катериной Акакиевной господину Шамиршаху Луарсабовичу Мелик-Беглярову, который является завсегдатаем этой милой кампании.
— Уже и это знаете? — усмехнулся Ник.