— А я уверена, что вы добились бы такого же успеха и без его помощи, — сказала Пенни. — Наверное, он просто заставляет вас думать, что вы ему многим обязаны.
— Во мне никогда не было почти ничего от деловой женщины. Джастин заставил меня поверить в мои способности сделать что-то совершенно новое и непохожее ни на что другое. Он может убедить кого угодно и в чем угодно.
— М-м.
— Ты ему очень нравишься, Пенни. Он видит в тебе нечто вроде дочери.
На лице у Пенни отразилось страдание. — В чем дело? — спросила Сьюзан.
— Ни в чем.
— Ты очень тоскуешь по отцу?
— Иногда.
— Тебе хочется поговорить о нем?
Пенни не ответила.
— Дом сказал, что ты не плакала, когда он умер, да и я ни разу не видела, чтобы ты плакала. Почему бы не поплакать, Пенни? Я чувствую, будто у тебя внутри все еще живет ужасная боль.
Пенни пожала плечами.
— Я плакала очень долго и горько, когда умерла мама. С тех пор я не могу плакать. Правда, смешно?
Глаза Сьюзан были полны слез.
— Тебе ведь было только семь лет.
Пенни забралась в постель.
— Сегодня был чудесный день, — сказала она Сьюзан, перед тем как выключить свет. — Спасибо за все.
— У меня тоже был чудесный день. И я счастлива иметь такую дочь, как ты.
ГЛАВА 11
Предрождественскую неделю Джонни и Эмми опять проводили на Восточном побережье. Эмми отправилась на Догвудскую ферму, оставив Джонни в Нью-Йорке. Ее утомили навязчивые идеи мужа относительно его нового фильма.
Перед ее отъездом они опять повздорили. По предложению Дома Джонни договорился о встрече с еще одним продюсером, которого Эмми терпеть не могла.
— Перри сам не имеет никакой работы! Как, черт побери, он может помочь тебе?
— Он, может быть, знает кое-кого или слышал о ком-то…
— Если он сам безработный, то и тебе места не предоставит.
— Мне не нужно место. Мне нужны деньги.
— Кое-кто работает, чтобы получить эти самые деньги.
— Я не против того, чтобы заработать деньги. Но я работаю на своих, а не на чьих-то условиях. Я не пойду служить.
— Это неразумно. Нам нужны деньги, чтобы жить, а не для того, чтобы снимать кино.
— Да пошло все!..
Покой и безмятежность Догвудской фермы ус покоили Эмми. Сьюзан и Пенни украсили комнаты гирляндами из сосновых веток, повесили украшенный лентами венок над входной дверью. Пенни выбрала самую пушистую елку в местном питомнике, а Сьюзан помогла дотащить ее до дома.
Из старого сундука Сьюзан достала разноцветные елочные шары и игрушки.
— Некоторые из них у меня еще с тех пор, когда я была девочкой, — сказала она.
У Пенни не было никаких игрушек, которые можно было бы добавить к убранству елки, но она вызвалась изготовить звезду для украшения верхушки. Потом приехал Дом и привез гирлянду крохотных белых лампочек. Вместе с Тони они сложили под елкой целую кучу подарков. Джонни, который приехал вместе с Домом и Тони, настоял, что для украшения дома требуется больше зеленых веток, и потому они вместе с Эмми отправились в магазин и вернулись нагруженные ветками остролиста и белой омелы.
Покупка омелы дала Джонни право целовать всех подряд.
В канун Рождества он напился. Эмми рано отправилась спать. Она попыталась читать детектив, но заснула почти сразу же, и ей приснилось, что они с Джонни находятся на тонущем корабле посреди бурного моря, огромные волны грозят смыть их в океанскую пучину. Эмми начала кричать, однако Джонни все говорил: «Не кричи, Эм. Думай об этом как о забавном приключении».
Другой сон: Эмми рассказывала детям, которых у них не было, о происшедшем кораблекрушении. Джонни был с ними, но был он седым и сгорбленным от старости. Потом он пошел к своей машине — золотистому «порше» — и уехал. Эмми обняла детей старыми сморщенными руками.
— Несмотря на то, — сказала она, что постоянно случаются и будут случаться кораблекрушения, люди продолжают строить корабли.
Она говорила о любви.
Глаза ее открылись. Была еще ночь. Свет горел, и она была одна в уютной комнате для гостей. Снизу то громче, то тише доносились голоса, главным образом голос Джонни.
Иногда она задавалась вопросом, сколько еще она сможет прожить с ним.
Они познакомились семь лет назад. Выезжая со стоянки, он своим «порше» поцарапал крыло ее старенькой «хонды». Она в это время была где-то по делам. Когда вернулась, то обнаружила на ветровом стекле записку, в которой он просил связаться с ним, с тем чтобы он смог оплатить ремонт ее машины.
Встретились они ветреным и очень сухим днем в ресторане «Мортс» в Пасификс-Палисейдс. Он опоздал. Она дожидалась его за большим деревянным столом, где сидели еще какие-то люди, и пощипывала ржаной хлеб, размышляя о том, почему же она думает, что он вообще появится, но все равно ждала. Когда Джонни наконец стремительно ворвался в ресторан и рассыпался перед ней в извинениях, она, к своему удивлению, увидела в его глазах то, что он будто бы сразу узнал ее.
Позже Джонни рассказал ей, что первым чувством, охватившим его, когда он увидел ее, было ошеломление. Это была не просто любовь с первого взгляда, это было волшебное ощущение того, что наконец-то он нашел того, кого искал все время, сколько помнил себя.
У Эмми было такое же ощущение. Они долго сидели в ресторане, пили кофе, разговаривали, разговаривали, как будто хотели выговориться за все те годы, что не могли встретиться, наверстать упущенное время.
Джонни был режиссером, она видела все его фильмы. Он был дважды разведен. Она была свободной журналисткой.
Позже он отвез ее к себе домой, и они любили друг друга: целых три дня почти не выходили из спальни.
Его дом в Пасифик-Палисейдс стоял на краю скалы из красного железняка, и из его окон открывался вид на Лос-Анджелес и Тихий океан. Сад, круто спускавшийся вниз от белого, выстроенного в испанском стиле дома, был полон цветов. Они росли повсюду: огромные кусты пуансетии с ярко-алыми цветами, длинными и заостренными, словно накрашенные ногти рук. Они были совсем не похожи на маленькие растения в горшках, к которым она привыкла. Они были большими, как деревья.
Еще там росли жасмин и распространявшие приятный аромат розовые кусты с крупными тяжелыми цветками — мечта парфюмера. Вдоль дорожки, которая вела к передней террасе, цвели мальвы цвета свежих персиков. Их лепестки добросовестно подметались садовником, едва они успевали упасть на землю. За окном ее росло лимонное дерево с плодами размером с папайю. Апельсиновые деревья и лаймы вносили свою лепту в буйство красок и запахов. Бабочки данаиды с большими, золотисто-оранжевыми с черной каймой бархатными крыльями, сделавшие остановку на своем долгом пути в Мексику, грациозно порхали в саду, словно цветы в свободном полете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});