Читать интересную книгу По ее следам - Т. Ричмонд

Мы стремимся не разжигать досужие домыслы, потому что хотим почтить память Алисы. По этой же причине мы отказываемся давать какие-либо официальные комментарии. Кроме того, в полиции нам порекомендовали придерживаться именно такой линии поведения. Мы просим всех заинтересованных лиц проявить уважение и не вмешиваться в частную жизнь семьи Сэлмон.

* * *

Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 30 мая 2012 г.

Ларри, со мной приключилось возмутительное происшествие.

Сегодня утром ко мне в кабинет влетел какой-то малолетний оборванец и заявил:

– Мне нужен тот тип, который пытается воскресить мертвую девушку. Это ты?

– Позвольте не согласиться с подобным описанием, – ответил я.

Он кинул рюкзак на стол и извлек оттуда компакт-диск, кеды, кружку и одну сережку без пары.

– Какого черта?!

– Я пришел не с пустыми руками, – сказал мальчишка. – Это вещи Алисы.

– Вы их украли?

– Можно сказать и так. Она плевать на меня хотела, а я просто с ума сходил – вот и решил стащить пару сувениров на память, раз уж мне все равно больше ничего не светило.

– Если это действительно вещи Алисы, нужно передать их Лиз. Элизабет Сэлмон, ее матери.

– Не беспокойся, я не вру.

– Кто вы такой? Как вас зовут?

– Не имеет значения.

– Имеет. Для исследования нужны подробные сведения.

– Тогда напиши, что я заинтересованное лицо. Такое, знаешь, очень заинтересованное. Я со всеми хорошо знаком: и с ней, и с ее друзьями – побывал в самой гуще событий.

– Вы ее однокурсник?

– Ага. И бывший сосед. На втором курсе жили в одном доме. Я знаю много секретов, старик.

– То есть вы были близкими друзьями?

– Еще какими! – Он скрестил пальцы и помахал рукой. – Вот такими вот! С ней, с ее компанией, с ее парнями. Любые подробности по твоему капризу и по установленной цене!

Он откопал в рюкзаке белую футболку, развернул. На груди красовалась надпись: «Если в раю нет шоколада, к черту рай!» Мальчишка ткнулся в нее носом и глубоко, будто в бреду, вдохнул.

– У меня много таких сокровищ.

– Это ее футболка? Как она у вас оказалась?

– Дом был большой, мы жили там вшестером. В таких условиях мелочи быстро теряются: бросишь, забудешь, а оно потом куда-нибудь завалится. Как ни прискорбно, – он ухмыльнулся, – хозяйку этих мелочей завалить мне не удалось. На самом деле все было проще простого: стоило Алисе хорошенько набраться, как у нее все из рук сыпалось. Прихватил пару вещичек, потому что хотелось быть к ней поближе. Мозги у меня на месте, я не тащил все сразу. Тут надо соблюдать осторожность – все равно что баловаться со спиритической доской.

– Не вижу ничего общего.

– А здесь повесят табличку с именем Алисы?

– В университетах предпочитают не привлекать внимания к выпускникам, погибшим при неясных обстоятельствах.

– Тогда у твоей затеи мало сторонников, старик. Ты ведь собираешься сделать из нее знаменитость. – Он рассеянно уставился в стену. – Эх, спортивная была девчонка, подтянутая.

Раньше я никак не мог смириться с мыслью о том, что у нее были мужчины. Когда Алиса поступила в университет, я злился на каждого мальчишку-первокурсника – страшно было представить, что какой-нибудь зеленый юнец с рюкзаком, бейджиком и улыбкой во весь рот будет к ней прикасаться. Ты ведь знаешь, что меня занимало в то время, Ларри. Однажды я увидел Алису на выходе из общежития. Даже спросил у коменданта, где она живет – Д3, корпус Бейтс, – и стал ждать. Хотел дотронуться, когда она проходила мимо. Что тут такого? Я просто шел следом: можно было положить ладонь ей на плечо, коснуться поясницы или взять за руку – разве это преступление?

– Хочешь посмотреть на лучший экземпляр в моей коллекции? – поинтересовался мальчишка и протянул мне фиолетовые трусики.

– Вам надо лечиться.

– Потише, профессор, зачем грубить? У нас много общего. Я бы вернул эти трусы хозяйке, да только теперь они ей не пригодятся.

Ларри, ты ведь и сам был неравнодушен к чарам молодых девушек. По твоим словам, запах духов напоминал лучшие произведения Генделя – ты всегда был чувствительной и поэтичной натурой. Однажды ты признался, что наблюдал за студентами из окна кабинета и терял голову от этих юных лиц. Ты говорил отстраненно, с научной объективностью. Я считал нас обоих эстетами. Если долго жить или работать на кампусе, то рано или поздно даже самые непривлекательные и застенчивые мужчины (разумеется, я говорю о себе, к тебе эти эпитеты не относятся) открывают для себя определенные «возможности».

– А что ты будешь делать с собранными уликами? – спросил мальчишка. Он огляделся по сторонам, будто ожидая обнаружить коробку с надписью «СЭЛМОН А.». – Твое исследование похоже на большой пазл, только неизвестно, какая картинка получится. Я вот считаю, что она сама себя прикончила, и ты наверняка думал над таким вариантом. Старое доброе харакири.

Я вспомнил резкий стерильный запах, царивший в кабинете у моего консультанта; он не сумел поставить точный диагноз сразу и тем самым вызвал у меня неприкрытое раздражение. «Я плачу вам такие деньги не за пустые догадки», – рявкнул я, а он дописал еще какую-то заметку в историю болезни.

Мальчишка по-прежнему сидел у меня в кабинете, мы молчали. Потом я не выдержал:

– А вы знаете, что означает это выражение?

– Ну да. Свести счеты с жизнью.

– Нет, я имею в виду перевод. – Он посмотрел на меня пустыми глазами. – По-японски харакири – это «вспарывание живота».

Парень ничего не ответил. «Как же тяжело быть бессловесной тенью, – подумал я. – Как страшно, когда тебя никто не слышит». Может, именно поэтому мы и пишем? Именно поэтому Алиса вела дневник? У нее была отличная формулировка: дневник – это не попытка выделиться и крикнуть «Смотрите, как я умею!», дневник – это попытка остановиться посреди толпы и крикнуть: «Выслушайте нас!»

– Есть еще одно, более официальное название этого ритуала – «сеппуку». Но в устной речи гораздо чаще используется слово «харакири».

– Ну и что? Я не спрашивал про перевод, я спрашивал про твой проектик. Ты ведь изучал такой вариант событий?

– Нет, – ответил я, покривив душой. Обрыв у реки всегда манил к себе отчаявшихся и потерянных – я и сам иногда забредал туда, – но у полиции не было никаких сомнений: Алиса была пьяна, она просто поскользнулась и упала в воду.

– Почему про мертвых говорят только хорошее? При жизни она была больной на всю голову.

Я крутил в руках каменное пресс-папье. Подарок от Элизабет, единственная вещь, напоминавшая о ней. Ни фотографий, ни писем (мы не осмеливались так рисковать), только бесценный кусок серого камня, меньше головки младенца, меньше кулака. Огромная часть моей жизни сжата до крошечных размеров: кусок сланца с Чезил-Бич и наши воспоминания, остаточные следы химических реакций в липкой желеобразной массе, которую мы называем мозгом.

Парень встал, прошелся по кабинету, погладил корешки книг. «От человека к человеку» профессора Джона Винтера, «Там, где начинается мозг» Маргарет Монахан, «Картины прошлого» Гая Тернера. Я не выдержал:

– Не смейте их трогать!

– Кто все это пишет?

– Многие! И я в том числе. Внес свой вклад в несколько сборников.

– Что, довольствуешься ролью подружки невесты? – Он ухмыльнулся с неожиданной проницательностью.

Профессор влюбляется в студентку – какое истасканное клише, ты согласен, Ларри? В тот день я шел за ней следом, стискивая зубы и сжимая кулаки, и сердце билось быстрее. Будто я снова стал мальчишкой. Она пугливо осматривалась, как все первогодки, и постоянно смеялась – а те, кто много смеется, легко справляются с трудностями. Я бы тоже хотел смеяться почаще. Помнишь того статистика, который увлекался розовым джином и мальчиками, я тебе про него рассказывал? Мы жили по соседству. Однажды он назвал меня «старым сухарем», но тогда я счел эту фразу комплиментом: мне хотелось показать всем вокруг, что я рафинированный интеллигент и меня нельзя рассмешить жалкими банальностями. Такое поведение, по моему искреннему убеждению, являлось неотъемлемым атрибутом творческого мышления, которому я планировал посвятить себя в будущем. В конце концов я добился вершин мастерства в этом нелегком деле, а вот с творческим мышлением так и не сложилось.

– Ради бога, уберите их, – сказал я, кивнув в сторону белья. – Кому бы они ни принадлежали.

– Алисе, не сомневайся. Оставь себе на память, – ответил парень. – Маленький дружеский презент. Хотя ты-то знаешь, что бесплатного сыра не бывает, профессор. – Он откинулся на спинку кресла и повесил трусы на лампу, стоявшую на столе. – Безответная любовь – дохлое дело, согласен?

На стене висят фотографии. Моя жена. Милли, наш лабрадор в 1990-е годы. Черно-белый снимок со мной и мамой. Этот мальчишка на фотографии – знал ли он, что ждет впереди? Широкая, полная тревоги улыбка. Он даже не задумывался о том, что жизни рано или поздно придет конец, что искорка, заставляющая его просыпаться по утрам, прятать полевые цветы между пожелтевших страниц дедушкиной Библии, смотреть широко открытыми глазами на звездные атласы и в микроскоп, – что эта искорка когда-нибудь погаснет. Разве мог он представить, как смерть впервые посмотрит ему в глаза? Врач сказал: «Анализы дали непредвиденный результат».