Читать интересную книгу Страна чудес без тормозов и Конец Света - Харуки Мураками

– Дед говорит, что лучше, когда первый мужчина – старше тридцати четырех. И что если сексуальной энергии долго не давать выхода, это плохо влияет на головной мозг.

– Мне он тоже это рассказывал.

– И что, правда?

– Не знаю. Я не биолог, – сказал я. – К тому же, у каждого человека свой запас сексуальной энергии. Здесь очень трудно обобщать. Люди ведь разные...

– А ты какой? Как большинство?

– Я скорее обычный, – ответил я, немного подумав.

– А я вот свою сексуальность еще толком не понимаю, – призналась симпатичная толстушка. – Вот и хочется проверить, что да как...

Не представляя, что на это сказать, я умолк, и в тишине мы с ней дошагали до конца коридора. Лифт уже ждал меня, распахнув пасть и застыв, как дрессированная собака.

– Ну... До встречи, – сказала она.

Створки закрылись за мной без единого звука. Я прислонившись к стальной стенке и перевел дух.

6

КОНЕЦ СВЕТАТень

Она выкладывает на стол первый старый сон. Но понимание того, что это – старый сон, приходит ко мне не сразу. Я долго его разглядываю, потом перевожу взгляд на нее. Она стоит по другую сторону стола. То, что я вижу перед собой на столе, как-то не очень вяжется с названием «старый сон». я скорее представил бы какие-то древние тексты или некое размыто-бестелесное явление природы.

– Это и есть старый сон, – произносит она, но как-то не очень уверенно: то ли мне объясняет, то ли себя убеждает в этом. – Точнее, он там, внутри.

Ничего не понимая, я киваю.

– Возьми, – говорит она.

Я осторожно беру его и осматриваю изнутри, выискивая хоть какие-нибудь следы или остатки сна. Но сколько ни всматриваюсь – ни малейшей зацепки.

У меня в руках – обычный череп. Не очень крупного животного. Кость, отполированная солнечными лучами, давным-давно выцвела и окаменела . Длинные, выдающиеся вперед челюсти слегка приоткрыты, будто собрались о чем-то рассказать, но застыли на полуслове. Маленькие глазницы уставились отсутствующими зрачками в одну точку за моей спиной.

Череп неестественно легок. Как ненастоящий. Не верится, что в нем когда-то оборвалась жизнь. Плоть, память и тепло давно покинули его. В центре лба я обнаруживаю небольшую шероховатую ямку. Трогаю ее пальцем: возможно, здесь когда-то был рог.

– Это череп зверя из Города, да? – спрашиваю я.

Она кивает.

– Там, внутри, запечатан старый сон, – тихо говорит она.

– И я должен его прочитать?

– Это работа Читателя Снов, – снова кивает она.

– И что потом делать с прочитанным?

– Да ничего. Просто читай и все.

– Что-то я не пойму, – говорю я. – Надо прочесть отсюда старый сон – это понятно. Но то, что больше ничего делать не нужно, – этого я не понимаю. По-моему, здесь нет никакого смысла. У работы должна быть какая-то цель. Скажем, записывать эти сны, или сортировать по какому-то принципу...

Она качает головой.

– Я уже не могу понятно рассказать, какой в этом смысл. Возможно, если ты будешь читать достаточно долго, он откроется тебе. Но к самой работе это все равно не имеет отношения.

Я кладу череп на стол и разглядываю его с расстояния вытянутой руки. Мертвая тишина висит над ним, как Великое Ничто. А может, она не окутывает череп снаружи, но вытекает, как дым, изнутри? В любом случае – это очень странная тишина. Словно череп напрямую связан с центром Земли. Молчит и буравит пространство отсутствующим взглядом.

Чем дольше я смотрю на него, тем меньше мне кажется, будто он хочет мне что-либо сообщить. Воздух вокруг него полон неизъяснимой тоски. Эту тоску я не могу объяснить даже себе самому. Просто не хватает слов.

– Ну, что ж. Пробуем еще раз, – говорю я, снова беру череп и взвешиваю на ладони. – Ничего другого мне, похоже, не остается...

Чуть заметно улыбнувшись, она берет у меня череп, протирает одной тряпкой, потом другой, отчего тот становится чуть белее, – и ставит обратно на стол.

– Ладно. Давай, я покажу тебе, как читают старые сны, – говорит она. – Я только покажу, как это делается, но сама ничего не прочту. Читать можешь только ты. Смотри внимательно. Сначала поворачиваешь его так, чтобы он глядел на тебя. Затем кладешь пальцы ему на виски...

Она дотронулась до черепа обеими руками и взглянула на меня, словно желая убедиться, что я понимаю.

– А потом неотрывно смотришь в его глазницы. Не напряженно, а легко так, спокойно смотришь. Только взгляд не отводи. Как ни больно глазам – продолжай смотреть.

– Больно глазам?

– Да. Если долго смотреть в глазницы, череп нагреется и начнет очень ярко сиять. Ты должен пальцами гладить ему виски, настраивая это сияние, пока старый сон не возникнет перед тобой.

Я прокручиваю в голове ее наставления. Конечно, я не могу представить, как это сияние выглядит и какие ощущения вызывает, но порядок действий вроде бы ясен. Я смотрю на ее тонкие пальцы, прижатые к белой кости, – и меня вдруг пронзает странное чувство, будто этот череп я тоже уже где-то видел. Мало того: когда я впервые встретился с ней, точно такое же видение пронеслось у меня в голове – гладкий белоснежный череп с ямкой посреди лба. Но воспоминание это или всего лишь моментальное искривление пространства-времени, я разобрать не могу.

– Что с тобой? – спрашивает она.

Я качаю головой.

– Ничего. Задумался немного. Пожалуй, я понял твои объяснения. Осталось попробовать на практике.

– Сначала давай поедим, – говорит она. – Потом уже нельзя будет отвлекаться.

Она приносит из дальнего угла комнаты кастрюлю и ставит ее на огонь. Тушеные овощи. Когда кастрюля начинает жизнерадостно урчать и пофыркивать, она раскладывает еду по тарелкам и подает к столу вместе с ореховым хлебом.

Мы садимся за стол друг против друга и молча едим. Кушанье скромное, с приправами, каких я никогда раньше не пробовал, но приготовлено недурно, и после еды я чувствую, как по всему телу растекается тепло. Под конец мы пьем горячий чай. Горьковатый зеленый чай с целебными травами.

Читать сны – не так просто, как это казалось после ее объяснений. Лучики света очень тонки, и сколько я ни перебираю их, концентрируя всю энергию в кончиках пальцев, никак не могу нащупать нужный нерв, а только блуждаю в ослепительном хаотическом лабиринте. И все-таки старый сон где-то рядом. Мои пальцы ощущают это отчетливо. Я слышу его шорохи, и даже различаю отрывочные туманные картинки. Но связного Послания нащупать не могу. просто чувствую: оно где-то здесь.

Кое-как я считываю два сна подряд. На часах уже почти десять. Я возвращаю ей прочитанный череп, снимаю очки и медленно потираю пальцами веки.

– Устал? – спрашивает она.

– Немного, – отвечаю я. – Никак не привыкнут глаза. Когда зрачки долго вбирают яркий свет, начинает болеть голова. Не то чтобы очень сильно. Но считывать как следует уже не получается.

– Говорят, поначалу у всех так, – успокаивает она. – Пока не привыкнут глаза, сны читаются плохо. Но ты не волнуйся, скоро привыкнешь. Главное – не торопись.

– Да уж... Торопиться, похоже, не стоит, – соглашаюсь я.

Она относит череп обратно в хранилище и начинает собираться домой. Открывает дверцу печки, лопаткой выгребает оттуда тлеющие угли и ссыпает в ведро с песком.

– Главное – не впускать в себя усталость, – говорит она. – Мама всегда так говорила. Усталость может овладеть твоим телом, но не самим тобой.

– Именно так, – киваю я.

– Хотя, если честно, я не очень хорошо знаю, что такое – «сама я». Не понимаю, что с этим делать... Только слово помню.

– С ним ничего не делают, – говорю я. – Наше «я» существует само по себе. Как ветер. Оно постоянно меняется, а мы просто чувствуем его движения.

Она закрывает дверцу печки, убирает со стола эмалированный чайник и тарелки, моет посуду. И заворачивается в простенькое голубое пальтишко. Грязно-голубое – как лоскуток неба, полинявший так давно, что уже забыл свое происхождение. Одевшись, она долго стоит в задумчивости перед погасшей печкой.

– Ты пришел сюда из какой-то другой страны? – спрашивает она, будто пытаясь вспомнить о чем-то.

– Да, – отвечаю я.

– И что это за страна?

– Не помню, – качаю я головой. – Ничего не вспоминается, извини. Похоже, когда у меня забирали тень, моя память о прежнем мире тоже куда-то исчезла... В любом случае, это очень далеко отсюда.

– Но ты ведь помнишь, кто ты такой?

– Вроде помню...

– Вот и мама помнила, кто она, – говорит она. – Но когда мне было семь лет, мама исчезла. А все потому, что у нее тоже было «я», как у тебя.

– Исчезла?

– Ну да, пропала куда-то... Давай не будем об этом. Разговоры о тех, кто исчез, приносят несчастье. Расскажи о своем городе. Неужели совсем ничего не помнишь?

– Помню две вещи, – говорю я, немного подумав. – Вокруг города не было стен, а люди отбрасывали тени.

Да, когда-то у нас были тени. Постоянно. И лишь появившись в Городе, я отдал свою тень на хранение Стражу Ворот.