Поэтому и сейчас Беренгария не выглядела ни разочарованной, ни даже хотя бы немного задетой.
— Кто тебе сказал? — спросила она.
— Мне — никто. Просто об этом говорили все — я имею в слуг, — пока я вчера и позавчера смотрела турнир.
— Так, может быть, это неправда?
— Может быть, но, скорее всего, так и есть. На достоверность сплетен слуг, хотя порой они слишком сгущают краски, обычно вполне можно положиться. — Итак, я сказала ей все, что мне было известно.
— Я попрошу отца разузнать как следует, — проговорила Беренгария.
Я почувствовала себя несколько виноватой перед отцом. Вряд ли, однако, Беренгарии, выжидавшей так долго, придет в голову фантазия потребовать себе в мужья помолвленного мужчину, но это уже не мое дело.
— Так расчесать тебе волосы? — спросила я сестру.
Больше мы не говорили о герцоге, но перед самым моим уходом она сказала:
— Я буду тебе очень обязана, Анна, если ты сохранишь наш разговор в тайне. Я рассказала тебе об этом потому, что ты же, в конце концов, моя сестра, а мне хотелось с кем-то поделиться.
Я заверила Беренгарию, что ее тайна — если это можно было так назвать — будет храниться свято, и я не кривила душой, потому что за семь лет при дворе слышала достаточно сплетен и видела их результаты. К тому же я вообще отличаюсь довольно замкнутым характером. Я пожелала Беренгарии спокойной ночи и оставила ее одну.
Доверие сестры не обрадовало меня и не польстило мне — ведь она сказала, что хотела поделиться «с кем-то», а меня выбрала просто потому, что я вряд ли стану сплетничать, а также потому, что я могла располагать более подробными сведениями, чем любая другая из ее фрейлин. К тому же Беренгария понимала, что, узнав ее тайну, я не изменю своего отношения к ней.
Однако постепенно, через месяц или около того, мой интерес к этой теме и к самой Беренгарии усилился. Она, как и намеревалась, поговорила с отцом, который также слышал о помолвке Ричарда и Алис.
— Увы, мое сердце, ты опоздала, — сказал он. Но под нажимом дочери согласился с тем, что после этой помолвки уже прошло слишком много времени и представляется несколько странным то, что, хотя возраст обеих сторон намного превысил предел, при котором разрешалось жениться, такая возможность все еще не использована. В конце концов он решил разузнать все как следует, и то, что он узнал, свидетельствовало о довольно любопытном состоянии дела.
Видимо, Алис послали в Англию ребенком для совершенствования в языке и изучения обычаев страны, королевой которой ей предстояло стать, и воспитывали вместе с дочерьми Плантагенетов. После того как она достигла брачного возраста, ее французские родственники неоднократно прилагали усилия к тому, чтобы отпраздновать ее свадьбу с Ричардом, однако возникал какой-нибудь предлог, и дату переносили на неопределенное будущее. Ричард, находившийся в самых скверных отношениях с отцом, что было вполне в анжуйской традиции, ни разу не съездил в Англию, а юный король Франции, брат Алис, недавно выказал недовольство по этому поводу и озадаченность ходом событий.
Эти обширные сведения отец получил окольными путями и когда рассказал все Беренгарии, она заявила:
— Значит, у меня есть надежда! Отец, если вы меня любите, попробуйте обратиться к самому Ричарду.
Отец решительно воспротивился такой идее.
— Поднимать этот вопрос означало бы, что мы не в курсе обстоятельств и незнакомы с процедурой. Мы в Наварре не так уж отрезаны от всего мира, чтобы не знать, что их помолвка формально не аннулирована, или делать вид, что ее вообще не существует.
Однако Беренгария проявила большую настойчивость, и отец, никогда не умевший ни в чем отказать дочери, в конце концов решился и отправил в штабквартиру Ричарда в Руане кардинала Диагоса с приказом осторожно разузнать все обстоятельства и в случае, если они окажутся благоприятными, аккуратно прозондировать почву.
Диагос, в высшей степени изысканный в манерах дипломатичный старик, очевидно, пропустил подходящий момент, или же сама тема была очень болезненной. В своем письме в Памплону он сообщил, что при первом косвенном упоминании имени Алис герцог Аквитанский схватился за алебарду и прорычал:
— Клянусь распятием Христовым, что разрублю пополам того, кто еще раз напомнит мне о женитьбе!
Такая реакция самым эффективным образом затормозила дальнейшие попытки. Но одновременно Диасос сообщил о новом слухе, согласно которому Генрих, очень не ладивший с Ричардом в делах управления Аквитанией, собирался женить на Алис своего младшего сына, Иоанна, с которым тот был в хороших отношениях. Говорили, будто Генрих рассматривал девушку как приз за хорошее поведение, а не как партнера по надежной помолвке.
Беренгария ухватилась за это как за самую обнадеживающую весть и стала упрашивать отца написать самому Ричарду.
— Он не достанет вас в Наварре, — сказала она, и никто не понял, были ли ее слова шуткой или простой констатацией факта, потому что ее голос и лицо ничего не выражали.
Отец протестовал, но к тому времени сам уже начал интересоваться тайной, по-видимому, скрывавшейся за этой ситуацией, — как, кстати, и я — и после недолгих уговоров отправил требуемое письмо. Ответ был быстрым и резким. В нем говорилось, что герцог помолвлен с Алис Французской, и было добавлено, очевидно в ответ на какие-то слова в письме отца, что герцог не видит в письме повода для обиды, поскольку, будучи свободным, женился бы на любой девушке, принесшей ему приданое для финансирования планируемого им крестового похода.
Ответ Ричарда поссорил отца с Беренгарией. Отец был в ярости:
— Это письмо мелкого лавочника, а не рыцаря, и оскорбление несчастной женщины, на которой он женится. Выходит, он продастся любому, кто предложит высшую цену, подобно тому, как Джеим из Альвы продает услуги своего арабского скакуна. Выбрось из головы все мысли об этом вульгарном человеке! Типично анжуйское письмо! Все анжуйцы — выскочки, мелкие лавочники и готовы продать родную мать для удовлетворения своей алчности. — Он сказал еще много другого, не менее уничижительного, и под конец добавил: — Я не желаю больше ничего об этом слышать. Его письмо кладет конец тому, чего никогда не следовало начинать.
— Отец, фактически письмо побуждает нас сделать блестящее предложение. И если вы меня любите, то воспримете его именно в этом духе и ответите ему, что если он женится на мне, то вы сделаете весомый вклад в его крестовый поход.
Отец посмотрел на нее с неприязнью и тревогой и стукнул кулаком по письму.
— Ты хочешь сказать, что по-прежнему желаешь его себе в мужья. Бесстыдница! И дура! С твоей-то красотой ты хочешь отдаться человеку, думающему только о мешке золота, который ты преподнесешь ему. Великий Боже! Беренгария, ты, должно быть, сошла с ума!