Про отца Феофана, долгие годы жившего отшельником в дремучем лесу, говорили, что если находил он мертвого зверя или птицу, то хоронил их по христианскому обряду, служил панихиду об упокоении «усопшей твари» и не забывал ставить на могиле крестик, сбитый из двух сучков.
* * *
Пасха наступила в конце апреля. Всю ночь отшельник Феофан молился, а под утро услышал, что в окна к нему стучат клювами птицы. Он вышел на улицу. На поляне перед его избушкой собрались все лесные звери — медведи и волки, лисицы и зайцы сидели рядом и сквозь прозрачные сумерки глядели на него.
— Христос воскресе! — проговорил старец, и, склонясь к мохнатым мордам, похристосовался с каждым. Затем обнимал по очереди все деревья вокруг, целовал стволы и все повторял: «Христос воскресе! Христос воскресе!»
— Воистину воскресе! — звучало в ответ.
* * *
Едва брат Даниил поступил в монастырь, как тяжело заболел. Братия же, зная о его неправедной прошлой жизни, молила Бога, чтобы он не умер, а еще пожил вместе с ними и имел время для покаяния. Однако вскоре Даниил перестал подниматься и был уже на пороге смерти. Братия пришла к нему попрощаться. Он долго не откликался, молча лежал с закрытыми глазами. Но внезапно очнулся:
— Что это — Пасха, братие?
— Какая Пасха, Данилушко! На дворе февраль, ты не слышишь, как завывает вьюга?
— Я слышу пение, — отвечал Даниил. — Разве это не вы поете: «Христос воскресе»? И откуда этот свет? — спрашивал он.
Иноки молчали.
В ту же ночь Данила умер. Метель улеглась, а снег по-прежнему крупно, часто падал. Укрыл весь монастырь, все дорожки, все крыши, и только с золотых скользких куполов слезал, полз мягкими комьями.
* * *
Отец Василий звонит по мобильнику отцу Викентию, своему соседу по келье.
— Чем занимаешься, отец?
— Да тайноядением. А ты?
— Да почти сплю.
— Ну, сна без сновидений.
— Ну, ангела за трапезой.
* * *
— Батюшка, чувствую в себе силы для духовной жизни. Дайте мне какое-либо задание.
— Хорошо, вставай в 6 утра и делай 10 поклонов с Иисусовой молитвой.
— Батюшка, да вы что! Силы-то для духовной жизни у меня появляются только вечером, а рано утром я сплю.
* * *
— Батюшка, мой сосед по парте надо мной смеется, щиплется прямо на уроке. Говорит: «Петров наломал нам дров», и разные другие дразнилки.
— А ты от него пересядь. Но с большой любовью.
— Батюшка, вот я пересел, а он все равно на переменах дразнится.
— А ты ему ответь твердо, резко, можно даже грубо. Но с большой любовью.
— Батюшка, я ему ответил, а он опять. И дерется.
— А ты размахнись и как следует дай! Но с большой любовью.
* * *
— Знай, если кого-то осудишь, то тут же приходит плотский помысел, как бы в наказание.
— А вы пример приведите.
* * *
— Батюшка, можно я буду читать духовные книжки?
— Пока учишься в школе, читай просто хорошие книги.
* * *
— Батюшка! Всю службу стою и думаю неизвестно о чем.
— Не можешь дать Богу сердце, дай хотя бы ноги.
* * *
— Ну что, Юра, не пытался ли ты развинтить отверткой церковную кружку с пожертвованиями?
— Нет, батюшка, но идея хорошая.