Читать интересную книгу (не) Его Малыш(ка) (СИ) - Фокс Нана

В воздухе витает аромат бодрящего кофе, румяных тостов и еще чего-то очень съедобного. Я, словно мышь из Диснеевского мультика о бурундуках-спасателях, иду на манящие запахи, чувствуя, как урчит в животе и рот наполняется слюной.

— Присаживайся, — кивает он мне на один из стульев, стоящих около накрытого к завтраку стола. — Я через полчаса уезжаю по делам, — буднично раскрывает мне свои планы. — Могу тебя в город подвезти. Если поедешь на такси, то вызывай сейчас.

— Такси.

— Ну, как хочешь… — пожимает плечами Степан Станиславович и опускается на стул с противоположной от меня стороны стола.

Растерянно озираюсь по сторонам в поисках своего телефона, медленно соображая, что он остался в сумке в прихожей. Непослушными пальцами цепляюсь за полы халата, постоянно норовящие разъехаться в разные стороны и оголить мою грудь, ставшую из-за беременности больше размера на полтора.

— Я… Сейчас… Мне… Надо… Там…

— Угу, — безразлично кивает мужчина и принимается с аппетитом поглощать воздушный омлет, больше не обращая на меня внимания.

«Дура ты, Синцова, полная и неизлечимая! — Бреду прочь из кухни, хватаясь за стены. — Размякла, наивная овца! На что только рассчитывала? Что мужчина, увидевший тебя впервые в жизни меньше часа назад, проникнется сочувствием к твоей плачевной ситуации, раскроет объятия и примет, как родную? Да с чего бы ему это делать?!»

Он вообще имел полное право выставить меня за дверь сразу, как только я появилась. Я ему никто. Мой ребенок для него никто. И все, что сейчас происходит в моей жизни, не его забота.

Дрожащими руками достаю смартфон, батарейка на котором опасно мигает критическим процентом заряда. Сквозь пелену набежавших слез смотрю на расплывающиеся иконки на экране и лишь с третьего раза попадаю пальцем по нужной, открывая приложение для вызова такси. Геолокация определяет мое местоположение. Не раздумывая, ввожу адрес места назначения — ближайший городок от данного коттеджного поселка — и жму клавишу заказа, не обращая внимания ни на время прибытия автомобиля, ни на стоимость поездки.

Затем с горем пополам выуживаю из чемодана чистые, а главное — сухие вещи, и еще зонтик достаю и кладу его в сумку. Дождь на улице так и не прошел. Мне бы и обувь поменять, а то мои кеды тоже промокли, пока я топала от КПП до дома, но в открытых сандалиях по лужам шлепать будет еще менее комфортно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В ванной быстро облачаюсь в льняной комбинезон и простую белую футболку. Оставленные на раковине мокрые вещи складываю в пакет и, убрав его в чемодан, возвращаюсь на кухню. Аппетит куда-то пропал, и я, присев на стул, нехотя ковыряюсь вилкой в еще не остывшем омлете, кладу маленькие кусочки в рот и жую их, не чувствуя вкуса. Запиваю теплым травяным чаем.

— Спасибо, — не поднимая глаз на мужчину, благодарю, отодвигая от себя тарелку. — Все очень вкусно, но мне пора. Такси подъехало.

— Счастливо! — Пожелание слетает с его губ, обдавая холодом и вновь вызывая во мне противное чувство обманчивости надежд, словно в разгар майской жары зима решила напомнить о себе, припудрив молодую нежную зелень белым пушистым снегом. — Дверь захлопни за собой, — добавляет он, не вставая с места и продолжая что-то набирать в телефоне.

— Хорошо. — Сглатываю ком непонятной обиды и бреду в прихожую.

Наскоро сую ноги в мокрые кеды и морщусь от дискомфорта. Накидываю сумку на плечо, хватаю чемодан за телескопическую ручку и, гремя колесиками по выложенному каменной плиткой полу, покидаю дом, крикнув на прощание:

— Прощайте!

Ответа нет, ну, или я его просто не слышу, захлопнув дверь. Не разбирая дороги, иду вначале по вымощенной брусчаткой тропинке к калитке, затем — по обочине дороги в сторону КПП. Такси еще нет. Да и судя по счетчику в приложении, будет оно не раньше, чем минут через двадцать. Но я лучше подожду его на лавочке около въезда в поселок.

Любимый желтый зонтик сегодня не справляется со своей задачей — дарить мне частичку солнечного тепла в серый дождливый день. Еле переставляю ноги, словно к щиколоткам привязаны пудовые гири. Чемодан постоянно норовит провалиться своими и без того стертыми колесами в непонятно откуда берущиеся выбоины на идеально гладком дорожном полотне элитного жилого комплекса, а сумка оттягивает плечо, и слезы жгут глаза, обливая душу горечью самокритики.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На мое счастье, скамья около КПП оказывается пустой, и она скрыта от непогоды козырьком. Присаживаюсь на нее, ставлю чемодан рядом и в надежде, что телефонного заряда хватит на ближайшие полчаса, открываю приложение в поисках подходящего жилья на ближайшие несколько дней. За десять минут перелистывания страниц с различными вариантами все больше мрачнею от цен и наличия свободной жилплощади.

— Девушка, вы кого-то ожидаете?

— Что, простите? — вскидываю голову и натыкаюсь взглядом на стоящего в паре метров от меня мужчину в форме охраны.

— Спрашиваю, кого вы здесь ждете? — четко повторяет он свой вопрос, подозрительно окидывая меня профессиональным взглядом.

— А! Такси жду, — киваю в сторону подъездной дороги и пытаюсь улыбнуться.

— А из какого вы дома? — продолжает он допрос.

— Я? — хлопаю я глазами, нервничая.

— Вы, — настаивает он, — предъявите-ка мне свои документы.

— Зачем? — удивляюсь я, поднимаясь со скамьи. — Я ничего не сделала, просто жду такси, — испуганно шепчу, пытаясь обойти охранника, преградившего мне дорогу и явно решившего не отпускать, пока не выяснит, кто я такая и что я вообще здесь делаю.

— Что у вас происходит? — врывается в наше зрительное противостояние строгий мужской голос.

Глава 15 *Степан*

*Степан*

Пока гостья принимает душ, я успеваю приготовить на скорую руку омлет. Себе варю вторую порцию кофе, а для нее заливаю кипятком в большой стеклянной чашке пакетик травяного чая. Аферистка эта самая Агния или нет, мне, в общем-то, пофиг. Оставлять девчонку у себя я не собираюсь, вникать в ее проблемы и решать их— тем более. Но она промокла под дождем, пусть даже летним и вполне себе теплым, а выставлять за порог вот такую растрепанную, растерянную и подавленную рука не поднимается — по крайней мере, пока она не приведет себя в порядок. А там подкину ее на машине до города, и поминай как звали.

Шум воды, и так едва слышный, стихает, и через некоторое время раздаются робкие шаги босых ног. Непроизвольно бросаю взгляд на часы. «Пунктуальная!» — отмечаю про себя, ставя на стол тарелки с дымящимся завтраком и чашки с напитками.

— Проходи на кухню, завтрак готов! — кричу ей, чтобы в растерянности не бродила по дому.

Она заходит тихо, как мышка. Смотрит на меня немного смущенно, но уже не испуганно, и даже легкая улыбка скользит по ее пухлым розовым губам. Разомлевшая после душа пигалица кажется такой невинно-домашней, что первоначальное желание защитить вновь дает о себе знать легкими угрызениями невесть откуда взявшейся совести. Пресекаю всколыхнувшуюся сентиментальность ментальным подзатыльником и твердым напоминанием о предстоящей деловой поездке. Быстро оглашаю гостье свои планы и принимаюсь за завтрак.

Неприятное чувство разочарования уверенным щелчком гасит встрепенувшееся было во мне сочувствие, стоит только взглянуть в моментально затухающий взгляд неуверенно переминающейся с ноги на ногу расстроенной гостьи. Видимо, я не ошибся, предположив, что девочка рассчитывала, в лучшем случае, остаться в доме, а в худшем — повесить на меня свои проблемы. Не выйдет, милая. Не к тому человеку ты обратилась со своими заморочками.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Да будь даже этот Стасик моим сыном, я бы все равно не стал настаивать на их воссоединении: не вижу смысла. Признать ребенка, дать ему свое имя, помогать материально — это да. Но не жениться и не сохранять семью во имя малыша. Нет, от этого никто счастлив не будет: ни он, потому что будет жить с нелюбимой и, скорее всего, изменять, ни она, потому что жить с человеком, который тебя не любит, еще тяжелее, чем не любить самой. А самое главное — несчастен будет сам малыш, живущий в такой искусственной семье. И если взрослые осознанно сделали свой выбор и, мучась, терпят сложившиеся обстоятельства, то ребенок загнан в эти условия без права что-либо изменить.