моего показательного выступления.
Офигевать от своего поведения — в последнее время это в моем стиле.
Не знаю, радует или печалит меня, что Староверов не предпринял попытки вчера заняться со мной сексом.
Одно хорошо, хоть я и проспала, но на работу нынче опоздать мне сложно. За полчаса я привожу себя в относительный порядок и спускаюсь к завтраку.
Данил снова колдует над туркой.
— Доброе утро, — он указывает мне на блюдо с блинами. — Разогрей.
Староверов говорит это так обыденно, словно мы супружеская пара, которая в браке уже лет двадцать.
Но за кофе, сваренный Данилом, я готова на подвиги.
И я даже ничего не сожгла.
Ибо микроволновка.
Когда я гордо ставлю тарелку перед Староверовым, он меня внезапно огорошивает:
— Хорошо. Можешь сегодня отлучиться. Три часа тебе хватит?
— Должно, — прикидываю я в уме.
— Значит, договорились, — и Данил теряет ко мне интерес.
В целом, завтрак проходит в мирном и каком-то уютном молчании.
Староверов, занятый чтением чего-то на ноутбуке, даже не язвит, не подкалывает меня и никак не комментирует вчерашнее.
Но в преддверии посещения кладбища на душе у меня пасмурно.
Семь лет прошло, а мне все так же тяжело.
Виолетта говорит, я все еще не смирилась с потерей.
Не знаю, вроде я привыкла жить без него, но до сих пор не могу поверить, что его нет. Нигде нет, а не только рядом со мной.
Когда вызванное такси привозит меня к кладбищу, я покупаю у бабушки красные гвоздики и долго мнусь у ворот. Впрочем, как ни оттягивай, ничего ведь не изменится.
Я была здесь не так давно — накануне папиного дня рождения. Тогда я тоже не захотела сопровождать маму с Андреем Владимировичем. Пожалуй, именно в тот момент наши отношения с матерью стали наиболее холодными. Не этого я хотела, но для меня важнее, что я не вижу здесь эту лицемерную тварь — своего отчима.
Хорошо, что Виолетта учится далеко. Плохо, что она скоро приедет.
Но мы обязательно что-нибудь придумаем.
Однако, мой шаткий оптимизм мгновенно тает, когда возле ограды папиной могилы я вижу Андрея — одного из охранников отчима.
У меняя напрочь отсутствует желание подходить ближе, но Андрея это не очень интересует, и он сам идет мне навстречу.
— Виктория Юрьевна, хорошо выглядите.
У него мерзкий тихий безэмоциональный голос. Возможно, я предвзята. Просто я ненавижу все, что связано с отчимом. А у этого даже имя такое же, и глаза тоже бездушные.
Охранник достает из нагрудного кармана конверт и протягивает его мне:
— Андрей Владимирович просил вам передать это.
— Как он узнал, что я буду здесь? — я забираю конверт, хотя хочется его выбросить.
Андрей усмехается и качает головой.
— До свидания, Виктория Юрьевна.
Он проходит мимо, вызывая у меня мурашки. Я стараюсь не оглядываться, хотя он меня пугает. Теплый сентябрьский день теряет для меня свою прелесть.
Смотрю на конверт.
Надо же сколько пафоса.
Ведь не позвонил, и даже не сообщение отправил.
А прислал своего холуя. Чтобы что?
Дать понять, что он за мной приглядывает? Показать, что я не могу от него полностью скрыться? Намекнуть, что я предсказуема?
День становится еще гаже, когда я дочитываю послание.
Постояв у могилы отца минут десять и мысленно пообещав ему вернуть в другой, более подходящий, раз, решаю возвращаться.
Мне надо подумать, а здесь я ни о чем думать не могу.
Проходя центральные ворота, я слышу настойчивые автомобильные сигналы.
Во мне вскипает возмущение: неужели непонятно, что здесь это неуместно!
Высматриваю наглеца и натыкаюсь взглядом на злющего Староверова, стоящего у открытой дверцы автомобиля и неистово жмущего на клаксон.
А. Это по мою душу.
Подхожу ближе. Данил не просто зол, он в бешенстве.
— Садись, — шипит он.
Пожимаю плечами, обхожу машину и сажусь на переднее пассажирское сидение. Звучно хлопнув дверцей, Данил занимает водительское место.
— Какая прелесть, Вика! Ты насмотрелась фильмов про шпионов? Пароли, явки, конспиративные квартиры, поездки на кадбище…
— Чего ты от меня хочешь? — устало спрашиваю я.
— Чего я хочу? Лучше поведай мне, чего хочешь ты? Для чего ты устроилась в «Старз»? И, в частности, ко мне?
— Мне была нужна работа, Данил. Это очевидно. И если ты перестанешь неистовствовать, то вспомнишь, что изначально я устраивалась работать к твоему заму.
— Ну-ну. Я осведомлен несколько лучше, чем тебе кажется. Но сейчас меня больше всего волнует, что ты передала через этого хмыря отчиму? И какие указания ты получила?
— Ты мне поверишь, если я скажу, что ничего не передавала и указаний в отношении тебя не получала никаких?
— Вика, не надо делать из меня идиота!
— Да тут и делать ничего не надо! — взрываюсь я. — На! Вот! Смотри!
Я машу у него перед греческим носом злосчастным конвертом.
Данил забирает его у меня из пальцев и внимательно читает.
Закончив, он молча отдает мне его обратно и, не произнося ни слова, заводит автомобиль.
Желваки на его скулах играют, челюсти сжаты.
Ну, что? Съел? Что же ты молчишь?
Я отворачиваюсь к окну. Данил Староверов опять залез в мое белье, только теперь в грязное.
Глава 16. Расстановка сил
Всю дорогу до дома мы молчим.
Данил о чем-то напряженно размышляет, я бездумно пялюсь на мелькающий пейзаж.
Я нарушаю тишину только один раз:
— Мы сегодня поедем в офис?
— А ты хочешь в офис? — спрашивает Данил, не отрывая взгляда от дороги.
Пожимаю плечами и теряю интерес.
Я всего лишь персональный ассистент, где надо, там и буду работать.
В доме нас встречает Анна, она пытается выведать у меня, что приготовить на обед Староверову, но я сейчас абсолютно бесполезна. Видимо, из страха остаться голодным Данил берет переговоры на себя.
Смотрю на него с благодарностью, я сейчас, конечно, соберусь, но пока это здорово, что он распоряжается сам. Строго говоря, я не уверена, что следить за меню босса тоже входит в мои обязанности. Да я даже вкусов Староверова не знаю кроме его предпочтений в вине.
«Я люблю сухое вино, мокрых женщин и мотоциклы».
Так, кажется, он рассказал о себе в ту ночь.
В общем, босс у меня не совсем обычный. Не удивлюсь, если мне надо следить за доставкой из прачечной.
— Займись делами, Вика. Вечером поговорим, — бросает мне Данил и скрывается в кабинете.
Данил всерьез подозревал во мне засланца отчима? А теперь?
И ведь никаких извинений за несправедливые обвинения. Не царское это дело.
Может, хоть теперь он перестанет мне демонстрировать свою самцовость?
Можно подумать, в ней