считаю, что нужно было подойти ко мне все-таки снисходительнее.
Помыл я полы, умылся, заглянул в Ленинскую комнату, а там наш комсомольский секретарь и редактор плакат пишут: «Добро пожаловать, молодые воины!».
— Ага, значит, точно.
Пока суть да дело, решил я пообедать. Подхожу к кухне. Так и есть: стоит Коля Птицын в белоснежном халате и улыбается.
— Одиночек кормить не разрешено. Торжественный обед будет.
Так. И здесь земляк не хочет делать для меня исключений.
Прошло минут тридцать. Слышу, шум во дворе. Иду. Вижу трех пограничников, приближающихся к крыльцу. Молодые. Обмундирование на них новое. Все на одно лицо. Только одного я особенно приметил: какой-то не такой, как все. Разговорились. Точно, земляк. Звать Витей, а по фамилии Брылев.
Так нас и стало пятеро земляков.
Старшина
Если кто вам скажет, что наш старшина Федор Игнатьевич Пеличук несправедлив и придирчив, — не верьте, незаслуженное наговаривают на хорошего человека.
Я вот, к примеру, с Федором Игнатьевичем служу третий год, и ничего, все как полагается. Правда, в званиях у нас с ним разница: он старшина, я ефрейтор, да и в возрасте — он двадцать первый год служит в войсках, а мне от роду всего столько лет. И старшина, конечно, заслуженно пользуется авторитетом у пограничников заставы. Его хорошо знает и начальник отряда. Говорят, что когда-то, лет пятнадцать тому назад, он служил на нашей заставе начальником, а Федор Игнатьевич был тогда у него старшиной. Что ж, вполне может быть. Тем более, что я сам замечал, как у начальника отряда теплеет взгляд, когда он разговаривает со старшиной.
Несмотря на солидный возраст, Федор Игнатьевич еще крепок. Ходит всегда не спеша, вразвалочку, точно идет не по коридору заставы, а по дозорной тропе. И делает он все не торопясь, обдуманно, с умением. А мастер он, действительно, на все руки. Коня подковать — подкует, суп сварить — сварит, сапоги отремонтировать или там еще что-нибудь — он это в два счета сделает, покажет, а потом скажет:
— Вот так-то, хлопче. Впредь так и делай.
И делаешь, что же, стыдно перед таким человеком в грязь лицом ударить. А ведь сколько с нами, особенно с первогодками, возни всякой: то подворотничок пришьешь небрежно, то вдруг почему-то окажутся у одного тебя портянки грязные, то матрац на койке похож на горный хребет — всегда это первым заметит старшина, Федор Игнатьевич.
А тут как-то он заставил меня даже покраснеть.
Приехал к нам начальник отряда. Ну, известное дело, попили они чаю, ночью проверили наряды на границе, а после обеда на следующий день, когда все поднялись, собрались мы в Ленинской комнате. Начальник отряда стал нам вручать знаки «Отличный пограничник».
Слышу, фамилии выкрикивает:
— Рядовой Птицын...
Это — наш повар, и награда ему вполне заслуженно.
— Рядовой Брылев...
Витя — это первогодок, но задержал нарушителя...
И вдруг:
— Ефрейтор Коростелев...
Я даже сам себе не поверил: смотрю на ребят, а они на меня — и аплодируют.
Выхожу к столу, доложил, не помню только правильно или нет, получил награду и иду к своему месту, а старшина приподнимается с места и протягивает руку.
— Поздравляю вас, ефрейтор Коростелев, с очередной наградой. Вы, — добавляет, — так-то скоро и меня догоните.
Я, конечно, покраснел, гляжу на его широкую грудь, где орденские колодки в два ряда выстроились, и отвечаю:
— Что вы, товарищ старшина, мне до вас еще далеко.
— Ничего, — говорит, — такими темпами можно быстро догнать.
А на следующий день, в субботу, он меня, правда, немного огорошил. Встречает в коридоре и говорит:
— Ефрейтор Коростелев, сегодня ваша очередь полы мыть.
Принял я положение «смирно» и не особенно четко ответил:
— Есть...
А потом поразмыслил: разве не справедливо? Хоть и третий год службы, но порядок — прежде всего, а воинский — особенно.
Письмо
Письма на нашей заставе всегда ждут. О них тоскуют по-солдатски, им радуются по-детски. Кто, бывало, получит письмо — вскрывает здесь же и подчас читает прямо вслух.
Толик Гапеев, например, вел переписку со многими стройками страны и теми молодежными бригадами, о которых ему удавалось прочитать в газетах.
У Вити Брылева это первое ответное письмо, хотя он, как и всякий начинающий службу молодой солдат, писал их почти каждый день...
Коля Птицын был женат, и письма почти всегда получал с фотографиями, на которых худенькая молодая женщина держала на руках карапуза — это на первом году службы, на втором — этот карапуз уже сам держался за спинку стула, а на третьем — тот же карапуз смело и вполне самостоятельно шагал с худенькой женщиной по аллее.
Фотографии эти ходили из рук в руки, оценивались по достоинству и возвращались хозяину.
— Наследник растет, — говорит кто-нибудь, — солдат.
— А может быть, ученый, — добавляет другой.
— Нет, — вставляет третий, — космонавт.
И все притихали. А гордый отец прятал фотографию в пухлый альбом, чтобы завтра вновь посмотреть на своего будущего «космонавта».
И лишь Вася Прохоров «работал» над письмами без устали: он вел обширную переписку с «заочницами». Увидит фотографию девушки в журнале или в газете, сейчас же садится и строчит. Смотришь, через некоторое время приходит ответ. Как же — пограничник, служит на границе и вдруг прислал письмо. Все они писали откуда-то издалека и почти всегда восторженно спрашивали о границе, о шпионах...
Ребята его предупреждали:
— Смотри, Вася, как бы чего не вышло.
И это предупреждение оказалось пророческим. А дело было вот как. Получив выходной день, Вася пришел в Ленинскую комнату и засел писать ответы своим бесчисленным корреспонденткам. Писал, зачеркивал, рвал, вновь переписывал и лишь к вечеру, аккуратно сложив вчетверо мелко исписанные листки, поместил их в красочные конверты и отправил по адресам. Но тут случилось то, от чего его предостерегали друзья. Он спутал конверты и письмо, которое было адресовано Маше, послал Тамаре, а ее письмо — Маше. Оба ответа вернулись в один день.
В очередной выходной все были удивлены: Прохоров почти весь день просидел за книгой.
Добродушным издевкам не было конца.
— Что, Вася, отставку получил?
Он отмахивался, делал равнодушный вид, пытался даже все превратить в шутку.
— Да я... Если надо...
Но теперь, кроме матери, он никому не писал.
Интервью
После случая, когда первогодок Витя Брылев отличился при задержании нарушителя государственной границы, на нашу заставу зачастили гости.