Читать интересную книгу Воспоминания (Катакомбы XX века) - В. Василевская

Однажды я рассказала батюшке о том, что не могу терпимо относиться к тому, когда люди неправильно подходят к ребенку, так что даже человек, который пришел не вовремя и помешал детям ложиться спать, представляется мне как бы личным врагом. Батюшка сказал: "Ваше отношение к детям — дар Божий, и нельзя того же требовать от других".

Некоторых из наших родственников беспокоил вопрос о том, почему я не выхожу замуж. Особенно огорчалась этим тетя, мать Леночки. Она давно мечтала выдать меня за одного своего знакомого. Он, по ее словам, был скромным, образованным, знал много языков и обладал другими достоинствами. Я все время уклонялась, под разными предлогами, от этого знакомства. Тогда тетя решила захватить меня врасплох. Во время какого-то семейного торжества у Леночки на даче, когда собрались все родные, она пригласила и этого своего знакомого. Гости были на террасе, а я, как всегда, с детьми в одной из комнат. Тетя усиленно просила меня выйти к гостям и хоть немного побеседовать с ее знакомым. "Ты ведь решительно ничего не потеряешь, а может быть, он тебе и понравится". Она так ласково меня упрашивала, что отказать ей — значило обидеть ее и всех остальных. Я сказала, что сейчас выйду. Но не успела она отойти, как я мгновенно, сама не зная почему, вышла через другое крыльцо и, ни с кем не простившись, поехала в Загорск. Когда я была уже в поезде, я не могла успокоиться: за что я обидела их всех, почему я не могла уступить, ведь насильно меня никто замуж не выдаст и все это не имеет никакого значения! И какое право я имею приехать к батюшке не вовремя, ни с того, ни с сего, без всякой серьезной причины!

Батюшка, выслушав меня, отнесся к этому делу совсем не так, как я думала. "Вы совершенно правильно поступили, — сказал он. — Раз не надо замуж выходить, то и знакомиться не надо. А вдруг понравится?"

Батюшка очень интересовался моей работой и часто меня о ней расспрашивал. "А чем бы Вы занимались, если бы не было большевиков?" как-то спросил меня батюшка. "Вероятно, примерно тем же, чем и сейчас, ответила я. — Только мне всегда еще хотелось заниматься литературным трудом".

Батюшка рассказал мне кое-что из своей жизни. Отец его был суровым человеком и был далек от своих детей. Мать, напротив, была добрая и чуткая женщина. Понимая устроение своего сына, она, еще когда он был ребенком, говорила дочерям (его сестрам): "Уйдет от нас Сергий в монахи!"

В молодости батюшка работал в библиотеке Румянцевского музея и сотрудничал в журналах. По-видимому, батюшка не оставлял литературной работы и в позднейшие годы. Как-то он сказал мне, что пишет по вопросу брака. Другой раз он просил меня найти различные определения понятия "наука". Я привезла ему сделанные мною выписки из энциклопедии Брокгауза и Эфрона и Большой Советской Энциклопедии, за что он был очень благодарен. По-видимому, это тоже было нужно ему для какой-то работы. К сожалению, мне так и не удалось познакомиться ни с одним из его литературных трудов.

Однажды я приехала сказать батюшке, что мне предлагают писать диссертацию. Батюшка задумался. "Вы будете писать диссертацию, — медленно сказал он, — а душа Ваша будет страдать, и я буду о ней плакать"… Я спросила, всегда ли мне вредно писать диссертацию или только в данный момент. Вопрос был явно нелепым, но мне хотелось получить точный ответ. Батюшка объяснил мне, что польза или вред от каждого дела зависит от состояния души человека.

Другой раз батюшка сказал мне: "Вам было бы вредно сейчас зарабатывать много денег, даже в том случае, если бы их отдавали мне, или папе, или кому-нибудь другому, все равно это для Вас сейчас не полезно".

Батюшка рассказал мне о том, что у каждого человека есть свой путь, сообразный с его духовным устроением. Поэтому и в монастыре разным людям даются разные послушания. Есть, например, люди, которых посылают специально искать тех, кто нуждается в помощи, и делать разные добрые дела. "Вы не относитесь к таким людям, — говорил он. — Вы не должны искать добрых дел, Вы должны исполнять только то, что Вам непосредственно дается, встречается в жизни. А в будущем Вам предстоит осушать слезы. Вы поняли меня — слезы?" повторил он, делая ударение на последнем слове. Я ничего не понимала. "И страданий не надо искать, — продолжал батюшка, — довольно с Вас тех, которые Вы несете, и тех, которые Вас окружают". Я призналась батюшке, что прежде готова была повторить вслед за Алешей Карамазовым "Я тоже хочу мучиться", а теперь у меня не было такого стремления и даже напротив, страх перед ожидающими меня испытаниями.

"У Алеши это было по молодости, — заметил батюшка, — а у Вас… от гордости".

Мне хотелось знать, можно ли в тех случаях, когда не успеваешь полностью прочесть утренние молитвы, заканчивать их, занимаясь другими делами. Батюшка сказал, что делать это можно только в крайнем случае. Во время других занятий лучше читать краткие молитвы. "Эти молитвы читайте всегда и везде, — сказал батюшка, — держитесь за ризу Христову!"

ПРИМЕЧАНИЯ

13 Имеется в виду статья о. Пьера Чарльза и В.Г. Райяна "Изученные мудрецы Сиона". На самом деле еще в августе 1921 г. англичанин Филипп Грайс заметил сходство "Протоколов" с памфлетом Мориса Жоли "Диалог в аду", а в 1999 г. французкие историки установили авторство "Протоколов". Им оказался работник Охранного отделения Матвей Головинский.

14 Мария Витальевна Тепнина (1904–1992), зубной врач, на ее квартире в Рублеве иногда служил отец Владимир Криволуцкий, арестована в октябре 1946 г., отбыла 5 лет ИТЛ до июля 1951 г. (с. Долгий мост) и 3 года "вечной" ссылки (с. Покатеево) до сентября 1954 г. в Красноярском крае, после 60-х годов постоянно трудилась до конца жизни в Сретенском храме Новой деревни.

Поезжайте в Саров

До крещения я почти ничего не знала о русских святых. С именем Серафима Саровского мне пришлось встретиться лишь дважды. В первый раз о нем рассказывал мне дядя — писатель, врач и "без пяти минут коммунист", как он говорил о себе. Он был послан вместе с другими представителями печати и медицины для вскрытия мощей, "разоблачения" и т. п. Ему пришлось побывать в ряде святых мест, в том числе и в Сарове. Что он рассказывал об этих своих поездках, я теперь не помню, да и тогда не имела большого желания его слушать.

В другой раз я столкнулась с именем Серафима Саровского несколько лет спустя, работая на передвижном пункте библиотеки Политпросвета.

В то время издавалось много антирелигиозной литературы, которая ставила перед собой задачу, по выражению Крупской, "профанировать священные образы".

Когда мне на пункт присылали эти книги, я обычно убирала их далеко в шкаф, а затем незаметно возвращала обратно в коллектор. Среди этих книг мне бросилась в глаза одна небольшая книжка под заглавием "Серафим Саровский". Там дело было представлено так, что царское правительство, желая отвлечь народные массы от революции, придумало нового святого. Я ничего не знала тогда о преподобном Серафиме и ничего не могла противопоставить этой лжи. Но и от этой книги, как и от всех, ей подобных, осталось гнетущее чувство отвращения и недоумения.

В первые годы после крещения я собиралась провести летний отпуск в лесу.

Благословив меня перед отъездом, батюшка Серафим сказал: "Отдыхайте на груди у Божией Матери". Он дал мне для чтения "Дивеевскую летопись" и посоветовал не брать с собою никакой светской литературы, даже поэтов, без которых, как мне с детства казалось, я не могу жить и воспринимать природу. "Гуляя по лесу, — говорил о. Серафим, — вместо стихов читайте "Господи, помилуй"". Сначала это показалось мне трудным, но вскоре я почувствовала, что мир начинает раскрываться передо мной по-новому. Однако только поездка в Саров ясно показала мне, насколько молитва глубже и полнее раскрывает перед человеком красоту природы, чем все чары земного искусства.

Я поселилась в ветхой покосившейся избушке в незнакомой мне деревне на опушке большого леса.

В течение двух недель у меня не было ни другого занятия, ни иного собеседника, кроме "Дивеевской летописи", которую я даже не читала (разве это можно назвать чтением?), а постепенно впитывала в себя вместе с тишиною, шорохами и ароматами окружавшего меня леса.

Не все было одинаково доступно и близко мне в этой книге. Но чуждое и малопонятное отступало на задний план, а в душе оставался неизгладимый и близкий сердцу образ преподобного Серафима и обителей Дивеевской и Саровской.

Была ли у меня тогда мысль или желание когда-нибудь побывать в тех местах? Нет, в подобных случаях мысль следует за чувством, а желания молчат.

Разве можно хотеть что-нибудь за себя или для себя, когда Господь хочет за нас и направляет нашу жизнь Ему одному ведомыми путями?

Прошло два года. Мне представился случай провести отпуск в Крыму на берегу Черного моря. Комната была уже для меня приготовлена, и я мечтала о лазурных морских далях, аромате роз и звездных южных ночах. Оставалось только съездить к о. Серафиму за благословением. Но о. Серафим, выслушав мой рассказ о предполагаемой поездке, сказал: "Нет, это не то, что Вам нужно. Крым Вас рассеет, а Вам нужно собираться. Поезжайте-ка лучше в Саров!"