Читать интересную книгу Песок - Хауи Хью

Коннер поднялся по лестнице на балкон, слыша при каждом шаге треск старого дерева и не в силах представить себя одним из пьяниц, отправлявшихся туда на виду у друзей. Но эти мужчины хвастались тем, кого в «Медовой норе» они подцепили прошлой ночью. Если часто ходить по этой лестнице, возможно, начнет казаться, что в этом нет ничего особенного. Черт побери, ему совсем не хотелось становиться старше. Он представил, как сидит тут, упившись в стельку, с бородой до пупка, воняя, как отхожее место, а потом платит какой-то девке, чтобы та лежала спокойно, пока он с ней забавляется.

Сколь бы отвратительной ни представлялась ему подобная сцена, Коннер знал, что большинство мужчин в конце концов оказываются именно тут, ненавидя собственную жизнь и пытаясь от нее убежать, каждую ночь топя свои невзгоды в бутылке и платя за короткие судороги похоти. Вероятно, то же ждало и его, как бы ненавистна ему ни была эта мысль. А если он так и будет тут торчать — тем более. Да, он помнил о своем желании, чтобы жизнь шла быстрее, чтобы время ускорило свой бег и он мог наконец стать старше, но теперь ему хотелось, чтобы оно замерло, прежде чем в жизни накопится еще больше дерьма, чем сейчас. Если жизнь перестанет идти вперед, возможно, ему удастся сохранить голову ясной. И не придется терять разум.

Он остановился возле комнаты матери, почти забыв, зачем пришел. Ах да — Палмер. Он постучал, искренне надеясь, что не услышит рык какого-нибудь мужчины: «Убирайся, занято!» Но ему открыла мать, в накинутом на плечи халате. Увидев, кто перед ней, она плотнее запахнула халат и подтянула пояс.

— Привет, мам.

Оставив дверь открытой, она подошла к кровати и села. Рядом с ней стояла сумка, на куске ткани были разложены кисточки. Поставив ногу на табурет, она продолжила красить ногти.

— Неторопливая выдалась ночь, — сказала она, и Коннер изо всех сил попытался не думать, что она имеет в виду, но все же представил. Черт, до чего же он ненавидел это заведение. Почему бы ей просто его не продать и не заняться чем-нибудь другим? Чем угодно. — У меня нет лишних денег.

— Когда я в последний раз просил у тебя денег? — обиженно поинтересовался Коннер.

Она взглянула на сына, который так и не вошел внутрь:

— В позапрошлую среду?

Коннер вспомнил:

— Ладно, а до этого? И если хочешь знать, я просил денег для Роба. У парня все долбаные платки в дырах.

— Следи за языком, — сказала мать, ткнув в него кисточкой, и Коннер с трудом подавил желание заметить, что ее профессия как бы связана с этим словом.

— Я просто пришел узнать, не слышала ли ты чего о Палмере. Или, может, даже о Вик.

Мать потянулась к прикроватному столику, где над пепельницей поднимался завиток дыма. Взяв длинную потрескивавшую сигарету, она раскурила ее и, выдохнув, покачала головой.

— Сейчас как раз те выходные, — сказал Коннер.

— Я знаю, какой сегодня день.

С сигареты упал столбик серого пепла, спланировав на пол.

— В общем, Палм обещал, что пойдет в этом году с нами…

— А в прошлом он не обещал того же самого? — Она выдохнула дым.

— Угу, но он говорил, что на этот раз в самом деле обещает. А Вик…

— Твоя сестра не бывала там уже десять лет.

Откашлявшись в кулак, мать вновь взялась за кисточку.

— Знаю. — Коннер не стал ее поправлять. Восемь лет, а не десять. — Но я все равно думаю…

— Когда повзрослеешь, тоже перестанешь сюда наведываться. А потом бедняжка Роб станет бывать здесь один, и тебе будет стыдно, что ты не ходишь вместе с ним, но жалеть ты будешь только его, а сам будешь сидеть и ждать, когда он вырастет и поймет все то, что известно остальным нам.

— И что же это? — спросил Коннер, удивляясь, что вообще решился задать этот вопрос.

— Что твоего отца давно нет в живых и чем больше ты продолжаешь верить, что это не так, тем сильнее себя мучаешь без всяких на то причин. — Взглянув на дело рук своих, она пошевелила пальцами ног и убрала кисточку обратно во флакон. Коннер старался не думать, откуда у нее эти маленькие артефакты. Добытчики и дайверы платили ей за услуги. Черт побери, мысль об этом никак не удавалось выбросить из головы.

— Что ж, похоже, я зря приходил. — Он повернулся, собираясь уйти. — Кстати, Роб передает привет. — что было неправдой.

— Когда-нибудь думал, почему я вас так назвала?

Остановившись, Коннер вновь повернулся к матери. Он не ответил — он вообще не задумывался о том, что она когда-то дала им имена. Они просто были, и все.

— Палмер, Коннер и Роб[11], — сказала она. — Вы все — маленькие воришки. Я назвала вас в честь вашего отца.

Коннер на мгновение замер, не в силах поверить. Наверняка это было всего лишь совпадение.

— А Вик? — спросил он.

Мать затянулась сигаретой, выпустив облако дыма.

— Когда родилась Виктория, я еще не знала, что ваш отец — проклятый вор. Что он сбежит и оставит нас ни с чем.

— Он не был вором, — сказал Коннер, стараясь придать голосу больше убежденности. — Он был магнатом.

Мать испустила долгий глубокий вздох.

— Никакой гребаной разницы, — ответила она.

14. Песчаная ловушка

Выйдя из «Медовой норы», Коннер зашагал по окраине Шентитауна, уставившись на отцовские ботинки и впервые в жизни размышляя о своем имени и именах братьев. Палмер, Коннер, Роберт. Что, черт побери, это должно было означать? Ему казалось, что мать с каждым разом все больше тупит. Наверняка это было просто совпадение, нечто сочиненное ею в пьяном безумии после того, как ушел отец. Коннер надеялся, что мать никогда не расскажет об этом Робу — тот наверняка не выдержал бы подобного удара и начал бы называть себя Бобби.

Коннер пересек пологую дюну между недавно обрушившимся домом и новым, строящимся. Горстка мужчин таскала материалы из руин и снова сколачивала их вместе в двух десятках шагов дальше, в очередной раз опережая неизбежное. Больше всего тревожило в этой сцене то, что она выглядела вполне обычной. Коннер много раз видел подобное в Шентитауне, когда руины служили фундаментом для новостройки. Но после слов матери он воспринимал все иначе, и его решимость по поводу планов на эту ночь лишь усилилась, заставив забыть о тех мыслях, которые вызвали у него пиво и тушеная крольчатина в обществе Глоралай прошлым вечером.

Он прошел мимо ряда жилых строений, примыкавших сзади к дайверской школе. Палмер, вероятно, сейчас был уже дома, помогая Робу распаковать и проветрить палатку. Но все же стоило заглянуть в общежитие и проверить, не остался ли брат ночевать там накануне.

Со своего крыльца ему помахала миссис Шайлер, которая затем продолжила выметать из дома песок. Один из ее детей ввалился внутрь, занеся часть песка обратно. Повернувшись, она заорала на мальчишку, который в каком-то смысле вынуждал ее заниматься сизифовым трудом — как и они все. Люди строили дома из остатков других домов, наполняли фляжки, ели, испражнялись, спали, ждали выходных и страшились будущей недели. Вся жизнь для них была сизифовым трудом. По одному ведру песка зараз.

Следовало выбросить эти мысли из головы. Где-то все же имел место некий прогресс, и что-то становилось лучше. Именно в это верили мужчины, женщины и их семьи, медленно бредущие к горизонту. Они верили в жизнь вдали от сражений и бомб. Вдали от мятежей и стрельбы по утрам. Вдали от боссов, где солнечный свет и песок просачивались сквозь пулевые отверстия в мятой жести. Вдали от магнатов с их переменчивыми законами и тех, кто намеревался их свергнуть с помощью убивавших без разбора бомб.

Наверняка имелась причина, по которой столь многие уходили, чтобы никогда больше не вернуться. Их манила лучшая жизнь, а может, они просто больше не могли выносить далекий барабанный бой и грохот, чувствуя неодолимое желание уйти, чтобы ни от кого больше не зависеть. Именно в это, вне всякого сомнения, верил их отец. Именно это он ощущал. Мать Коннера просто пыталась отравить память об этом человеке, поскольку ненавидела собственную жизнь. Только и всего.