Читать интересную книгу «Третья сила» - Иван Дорба

Пятый номер на Годуновской сгорел от зажигательной бомбы в начале войны. Остались одни стены с черными глазницами окон. Дом стоял в глубине сада. Деревья уцелели, и теперь вдруг поднявшийся ветер завывал в их голых кронах. Было темно и страшно. Ноги вязли в размокшей, присыпанной снегом листве и рыхлой земле. Вот наконец и край стены. Нащупав шатающийся кирпич, Толя положил записку. В тайнике, как и предполагала Елизавета Николаевна, оказалась другая. Вытащив ее, он вложил кирпич на место, вышел на улицу и побежал к Завадским, но приостановился: вспомнил, что надо порвать записку на мелкие кусочки не читая… это было выше его сил! При свете тусклого уличного фонаря Толя с трудом, но все-таки разобрал — да и как могло быть иначе для Соколиного Глаза:

«Костя — провокатор, подлежит уничтожению.

Всем! Всем!

10.Х. 42. Старик.

Лизе КК у Вани».

«Елизавета Николаевна пошла, наверно, к этому Косте! Если он провокатор, ее надо скорей предупредить!» — сообразил в ту же минуту мальчик и кинулся со всех ног обратно. Долетев пулей до сквера, пустился бегом в ту сторону, куда она пошла; пробежав квартал-другой, понял, что отыскать ее безнадежно. «Полз как улитка! Эх, ты! Она ведь просила: "Беги! "» — и уныло побрел обратно…

У Завадских Толя узнал, что у них была и недавно ушла его мать. Домой он пробирался прежним путем, через соседний двор, отодвинув доску, и через черный ход.

В кухне — никого. Пахло жареным мясом. И Толя почувствовал, как ему хочется есть. В столовой раздавались чужие голоса. Говорили по-немецки. «Хоть бы вышла мать!» — подумал он, и, точно по волшебству, в кухню заглянула Разгильдяева.

— Ну, слава богу! Ты уже здесь! Голодный? Сейчас я тебя покормлю. Если спросят, где был, отвечай: «У Завадских», — она усадила его за кухонный стол.

Толя всегда удивлялся, каким образом мать угадывала все его желания, проникала каким-то непостижимым образом в самые сокровенные тайники его души, читала его мысли и знала наперед, что он «вытворил» намеренно, а что ненамеренно.

— Елизавету Николаевну ты не видел. Понятно? — строго наставляла она.

Он кивнул, понимая, что мать готова была ради него пойти на все… На десерт мать подала ему два печеных яблока, полив их горячим молоком. Потрепала по щеке:

— Ешь, сынок, а я пойду туда, — войдя в столовую, плотно закрыла за собой дверь.

Голоса зазвучали глуше. Толя доедал второе яблоко, когда раздался телефонный звонок. Вскочив из-за стола, он приблизился к двери и прислушался. Сначала говорил «он» — мальчик всегда называл Околова «он», потом телефон взял немец.

— То есть как убиты? — заревел он. — Лейтенант Фейнрих и еще кто? Ах, этот идиот Костя! И она тоже? Она нужна была мне живая! Проклятье! Вы все там кретины и болваны! Сейчас я приеду! — И немец с шумом повесил трубку. Толя услышал еще: — Господин Околов, эта большевичка Соколова убила моих людей и сама, видимо, убита в перестрелке. Я уезжаю. Какая досада! Ниточка опять оборвалась! Вам я советую выбирать в дальнейшем проверенных людей. Мне придется обо всем доложить господину группенфюреру Наумену. Вас же, фрау Валентина, благодарю за оказанную помощь. Кстати, где ваш сынишка?

— Давно пришел, бегал к товарищу. Он недолюбливал эту учительницу и вечно убегал к Вите Завадскому. Я от них пришла.

Толя понял: мать его выгораживает, понял также, что она чем-то помогла гестаповцу, — недаром он ее поблагодарил. Неужели она виновата в смерти Елизаветы Николаевны?! Или он сам?! Не поторопился, не прочел вовремя записки, не смог разыскать учительницу!

Толя кинулся в чулан, прижался к мешку с картошкой и глухо зарыдал…

Когда мать отыскала его там и хотела ласково прижать к себе, он истерически крикнул:

— Уйди! Убийцы вы! Убийцы!!!

4

Обыск в квартире Околова и разоблачение гувернантки его приемных детей, оказавшейся большевичкой-подпольщицей, не могли остаться незамеченными всеми энтээсовцами Смоленска; среди них быстро распространились слухи, будто Околов теперь на особом подозрении у гестапо, что дни его как представителя «Зондерштаба Р» в Смоленске сочтены, поскольку немцы таких ошибок не прощают…

Около месяца Георгий Сергеевич вел тайные переговоры то с гестаповцами, то с обер-лейтенантом имперской службы безопасности (СД), прославившимся убийствами евреев, Алферчиком, то с заместителем начальника полиции Смоленской области Виноградовым, то с помощником бургомистра Смоленска Ганзюком и многими другими лицами, успевшими выслужиться перед фашистами. Околов понимал, что теперь ему срочно следует отличиться не только перед немцами, но и своими энтээсовцами в какой-то особой роли, может быть, даже вождя «третьей силы». Замысел зрел в его голове адский. Почти каждый день к нему на квартиру наведывался кто-либо из единомышленников. Пришло длинное, полное упреков письмо от Вюрглера, одного из руководителей всего «Зондерштаба Р», дислоцированного в Варшаве, на улице Хмельная, 7, с вывеской: «Восточно-строительная фирма Гильген».

Околов терпеть не мог Вюрглера, считая, что ему больше подходит амплуа хозяина бакалейной лавки; но покуда приходилось принимать письма из Варшавы как приказы… Вюрглер настаивал на установлении контактов с профашистски настроенной так называемой бригадой Каминского, требовал послать туда группу своих людей для «внедрения». «Нужно создать нам армию солидаристов, как это сделали Бандера и Мельник на Украине, свою "третью силу", которую возглавит Байдалаков», — писал Вюрглер.

«Когда еще мы успеем создать свою армию? — вздыхал Околов. — Прежде всего мне нужно выпутаться из недавней истории…»

В последнем письме Вюрглер угрожал: «До руководства дошли слухи, Георгий Сергеевич, что вы, забыв о нуждах Центра, увлеклись меркантилизмом. Мы покуда смотрим на это сквозь пальцы; немецкое командование высоко оценило ваше личное участие в блестяще проведенной операции "Ревком" против смоленского подполья. Но мы знаем, что там отличились и Алферчик, и Шестаков, и Ширинкина…»

«Ага! Он меня стращает! — зло подумал Околов. — Но я выкручусь из этой истории! Я знаю, что мне сделать…»

В конце ноября, вечером, к нему на квартиру пожаловали отличившиеся в операции «Ревком» Ширинкина с друзьями.

Околов встретил их весело.

— Мы пришли по поручению госпожи Либеровской пригласить вас, Георгий Сергеевич, с супругой на вечер «Под зеленой лампой», — заговорила осипшим голосом Ширинкина. — Это у Никольских ворот. Вера Либеровская — чудесная артистка, вам понравится. Там будут читать стихи, петь романсы… — рассыпалась она в похвалах будущему вечеру.

— И кухня у нее — первый класс! — в тон им добавил Околов и понимающе заулыбался. — Мы обязательно будем. Правда, Валя? И надеюсь, я тоже всех повеселю…

Околов давно знал об этой «вечеринке» и готовился к ней по-своему, чтобы навсегда смыть с себя «пятно гувернантки».

Разгильдяева заметила, что муж и гости как-то с полуслова понимали друг друга. У нее возникло ощущение, что они заранее обо всем договорились.

— Часикам к девяти приходите! — кланяясь и щелкая по-офицерски каблуками, приглашал Радзевич.

— И театральное представление будет, — подмигнула Околову Ширинкина.

— И солисты выступят, — подхватил Георгий Сергеевич.

— А ты, Ара, что-то вроде похудела, — ласково обнимая за плечи Ширинкину, произнес Околов и тут же пояснил жене:

— Мы с Ариадной Евгеньевной старые друзья, Валюша, не ревнуй! Романа у нас никогда не было, хотя мы и любим друг друга. А в салон Либеровской мы пойдем, это будет… — он сделал паузу, — весьма поучительно.

Чутье подсказывало Разгильдяевой, что муж, принимая приглашение на вечер, сам готовит что-то необычное и… жуткое.

5

Народу в апартаментах фрау Либеровской собралось много: пришли почти все «берлинцы», явилась элита во главе с двумя какими-то важными господами в штатском, — все, начиная с обер-бургомистра Смоленска Меньшагина, начальника политического отдела городской полиции Алферчика, а также Ольгского и Ганзюка. За «штатскими» все ухаживали, перед ними лебезили. Хозяйка усадила их на самые почетные места и следила за тем, чтобы на тарелках у них лежали лучшие кусочки мяса, а в бокалах пенилось французское шампанское.

Потом Разгильдяева узнала, что один из них, пониже ростом, непосредственный начальник ее мужа — Александр Эмильевич Вюрглер, прибывший из Варшавы, а другой — немец из отдела группенфюрера Наумена.

После ужина перешли в гостиную. Пела, читала стихи Либеровская. Потом начались танцы. К Разгильдяевой подошел и пригласил на танец Ганзюк, высокий шатен, тщательно прикрывавший свою лысину. Ей нравились его выразительные карие глаза, орлиный нос и военная выправка. Все это производило неотразимое впечатление на местных дамочек. Был он неизменно галантен и вежлив.