– Что они там делают, солдат? – кликнул Хейхой караульного. – Разделывают дичь?
– Нет, господин майор. Покойников режут.
– Как так? Зачем? Неужели над пленниками измываются, еретики проклятые? И мы даже не выстрелим в них?
– Нет, милорд, не пленников режут, а своих. Тех, которые несколько дней назад погибли тут.
– Не понимаю. Что за ужас! Зачем же они их расчленяют?
– Кости в дорогу заготавливают. У них принято хоронить воинов на родине, но если один из них погибает далеко от дома, то они закапывают его в землю или укладывают на дерево там, где он погиб. А после, когда позволяет время, забирают мертвеца, вываривают его в воде, очищают от плоти его кости и переносят их в родные края. Они очень верят в то, что кости всех умерших соплеменников должны покоиться в одном месте.
– Подумать только! До чего дикость доводит людей! И такие вот варвары, такие примитивные уроды славятся как ораторы и вольнодумцы? Никогда не поверю! – Пьер шлёпнул себя по бокам и продолжил свои мысли, обращаясь к караульному: – Знаешь, солдат, я прочёл перед отъездом из Парижа множество документов, в которых о краснокожих написано много лестных слов. Особенно постарались отцы-иезуиты. Да вот, к примеру, – Хейхой запустил руку за широкий отворот рукава и извлёк оттуда сложенную вдвое бумагу, – отец Бребеф пишет: «Дикари, будучи от природы умны, способны вести споры и приводить аргументы, изъясняясь красивыми фразами, особенно если речь идёт о предмете, который им хорошо знаком. На советах, собирающихся в каждой деревне, обсуждаются самые разнообразные вопросы, что тоже развивает ораторское искусство». Как вам это нравится? Он пишет об этом так, словно мы, европейцы, вовсе не умеем разговаривать. Или же эти дикари на самом деле столь хороши? А почитать сочинения Ласкарбо, Лафито или барона де ля Онтана, так может сложиться впечатление, что индейцы чуть ли не самые добрые по своей природе представители человечества. Все они критикуют наше современное общество и противопоставляют ему добродетель вот этих самых туземцев. Глядя на то, как они рубят на куски своих сородичей, я никогда не смогу допустить мысли, что у них вообще имеется хоть искра человеческих чувств… Фу, какая, однако, вонища от их котлов доносится…
Хейхой поморщился и направился вниз.
На поляне между крепостью и лагерем противника развевалось два белоснежных флага. Под наскоро сооружённым навесом сидели офицеры в красных и синих мундирах. По обе стороны от места переговоров колыхались шёлковые знамёна Англии и Франции. Горстка индейцев устроилась неподалёку от места встречи и с выражением тупого любопытства пялилась на разговаривающих белых людей. Множество англичан посбрасывали одежду и с наслаждением плескались в воде. Французские часовые наблюдали за ними со стен, кое-кто поглядывал сквозь приоткрытые ворота.
Спускаясь по земляным ступеням, поросшим травой, Хейхой увидел Корину и Элину, которые немедленно бросились к нему.
– А-ах, изменник! О, неверный рыцарь, покинувший своих дам в беде! – раздался лукавый голосок Элины. – Почему вы не бросаетесь к нашим ногам, прося милосердно позабыть о вашем коварном отступлении, вернее, о вашем бегстве? Вы ведь бежали от нас, говоря по правде, с такой быстротой, с которой не потягался бы и дикий олень.
– Но я не оставил вас, клянусь, сударыни, я лишь отправился выполнять мой долг офицера, – смутился Пьер.
– Знаем мы ваш долг, майор Хейхой, – засмеялась Элина. – Просто вы решили, что наступило удачное время избавиться от женщин. Не могли же вы открыто заявить, что рады спихнуть нас с рук долой. Да не краснейте вы, Пьер. Вы настоящий мужчина (в смысле военного дела), и нет ничего страшного, что вам не очень по сердцу общество дам.
– Но, Корина! – повернулся возмущённый Пьер к старшей сестре. – Мы же условились, что об этом никто не узнает. Эх, женщины…
– Пьер, дорогой мой, – затараторила Элина, отрицательно качая златокудрой головкой, – Корина ни о чём не проболталась, клянусь вам. Я сама раскусила вас. Вы же так откровенно и восторженно разглядываете мужчин. Вы даже дикарей не пропускаете мимо, вы буквально прилипаете глазами к их голым ягодицам. Ха-ха! Это так смешно, так забавно!
– Сударыня, умоляю вас, не так громко… – Пьер сложил руки на груди. – Вас могут услышать. А здесь вовсе не светское общество, и никто не сумеет оценить моего тонкого вкуса по достоинству… И давайте оставим эту деликатную тему.
Элина наклонилась, чтобы заглянуть в потупленное лицо майора.
– Ах, если бы я могла подумать, что моя праздная болтовня так огорчит вас, я предпочла бы онеметь, мой друг. Корина может сказать, как искренне, как высоко мы оценили ваши услуги… На самом деле мы ничуть не злимся на вас. И Корина всё прекрасно понимает. Она не будет выставлять вас в неловком свете. Вы совершенно свободны в своих поступках.
– Корина, – Пьер с нетерпением повернулся к старшей сестре, – готовы ли подтвердить справедливость этих слов? Простите ли вы того, кто пренебрёг долгом мужа… я бы сказал, рыцарским долгом, подчинившись голосу своего сердца и своей странной природы?
Корина ответила не сразу. Она отвернулась, выдержала паузу, затем протянула молодому человеку руку.
– Мы останемся с вами добрыми друзьями, Пьер.
– Но что скажет ваш отец? Как быть с помолвкой, как объяснить ему, что мы не выполним его волю?
– Это мы уладим. Сейчас здесь всё равно не до свадеб, вы же сами видите, как обстоят дела в крепости.
– Да, положение ужасное. Стены обваливаются, провизия начинает истощаться, – озабоченно кивнул Хейхой, – среди солдат я замечаю признаки недовольства и тревоги… Надобно поскорее узнать, о чём они там беседуют с англичанами.
В это время в ворота вошёл быстрыми шагами полковник Монрео в сопровождении нескольких офицеров. Увидев майора, он поднял руку:
– Хейхой, чёрт вас подери, а я вас обыскался. Почему вас не было на переговорах? Эти проклятые англичане загнали нас в угол. Ступайте сюда, мне нужно с вами перемолвиться парой слов.
Пьер поклонился сёстрам и поспешил к командиру.
– Что-нибудь серьёзное, господин полковник?
– Это уж с какой стороны посмотреть. То, что наше дело – дрянь, сомневаться не приходится. Подкрепление, на которое мы рассчитывали, ожидая появления ля Фэвра, не придёт. Маркиз де ля Фэвр сложил оружие два дня назад. Полковник Брукс передал мне письмо, написанное лично ля Фэвром, где он советует мне не сопротивляться, наоборот – говорит о необходимости быстро сдать форт, объясняя, что не имеет возможности оказать поддержку. Так что мы теперь остались один на один с этой сворой красных мундиров, и нам, конечно, не выстоять.