Читать интересную книгу Злым ветром (Инспектор Лосев - 1) - Аркадий Адамов

- Ну и что? - лукаво спрашивает Яша Фомин.

- Как "что"? - отвечает Авдеенко и мечтательно смотрит куда-то в пространство. - С ней небось каждому охота познакомиться.

- И тебе тоже?

- А что? - Авдеенко подмигивает. - Я не живой человек, по-твоему?

- Ты медведь, притом косолапый, - решительно возражает Фомин. - Герой не ее романа. Вот, к примеру, Виталий, это да.

И все смотрят на меня. Я невольно усмехаюсь.

- Но она, кажется, не дура, - говорю.

- И ты тоже не дурак, - возражает Авдеенко.

Он уже, видимо, примирился с тем, что на роль первого любовника не тянет, и норовит всучить ее мне. Впрочем, идея кажется плодотворной. И все мы это сразу смекаем.

Фомин смотрит на часы и объявляет:

- Без четверти три. А в четыре кончаются занятия в этой самой студии.

Авдеенко уже загорелся своей идеей.

- Надо попробовать, - решительно объявляет он. - Как, Виталий, а?

И снова все смотрят на меня. В принципе тут возражать не приходится, конечно. Элеонора Михайловна, пожалуй, единственное звено, за которое мы сейчас можем потянуть. Хорошо бы все-таки посоветоваться с Кузьмичом. Правда, времени у меня в обрез. Да и по каждому поводу бегать к Кузьмичу тоже не годится. Но я вспоминаю свой первый визит к Варваре. Нет уж, одного урока мне вполне достаточно. Быстро произвожу в уме несложный подсчет. Через пятнадцать минут я у Кузьмича, полчаса на доклад и всякие уточнения, еще двадцать минут на дорогу до студии, и у меня еще остается в запасе минут десять. Подходит.

- Решено, - говорю. - Только получу благословение начальства. Один раз я уже обжегся на своей инициативе.

И хватаюсь за телефон. Авдеенко иронически пожимает плечами.

...Через час я уже прогуливаюсь возле дома, где расположена студия. Невдалеке стоит знакомый "Запорожец".

К счастью, не идет дождь. В промывы туч даже изредка проглядывает солнце. Улица шумная, суетная. Тут много разных магазинов, кафе, напротив новый кинотеатр, рядом большая парикмахерская, дальше ателье.

Я жду. Конкретного плана у меня нет, хотя идей предостаточно. Но главное в таких случаях - это вдохновение. На него я и рассчитываю. Прохожих становится все больше. Скоро конец рабочего дня. Прогуливаясь, я стараюсь не упустить из виду нужный мне подъезд. Интересно, почему она поставила свой "Запорожец" не возле него, а в стороне? Всегда она так ставит? Во всяком случае, сейчас мне это на руку. Мне не надо топтаться около самого подъезда.

Но вот оттуда начинают выходить люди. Занятия, видимо, кончились. Вскоре я замечаю Элеонору Михайловну. Она в легком фиолетовом пальтишке необычайно изящного покроя, пышную прическу прикрывает цветная яркая косынка, в руках большая красивая кожаная сумка.

Элеонора Михайловна, к сожалению, не одна. С ней еще какая-то сильно размалеванная девица и двое молодых людей артистического вида и притом весьма бойких. Это усложняет мою задачу. Вся компания направляется к "Запорожцу". Сейчас они уедут, и на этом все кончится. Хорошенькое дело, нечего сказать. Я решительно подхожу.

- Простите, пожалуйста, - говорю, - Элеонора Михайловна, можно вас на два слова? Семен Парфентьевич просил вам кое-что передать.

Она удивленно смотрит на меня, но взгляд ее тут же почему-то смягчается.

- Ну что ж, - коротко улыбается она и поворачивается к своим спутникам. - Я на одну минуту вас оставлю.

Молодые люди бросают на меня не очень приветливые взгляды, но возражать не осмеливаются. Девушка же смотрит с нескрываемым любопытством. Мы отходим в сторону.

Итак, некоторое время выиграно, и созданы условия для дальнейших действий. Но все пока чрезвычайно зыбко, и нельзя сбиваться с темпа.

- Элеонора Михайловна, - говорю я проникновенно и с вполне искренней озабоченностью, - проститесь с вашими друзьями. Нам надо поговорить. Открылось одно очень серьезное обстоятельство. Даже, если хотите, таинственное.

Я смотрю на нее с восхищением и чуть-чуть с состраданием. Первое ей, очевидно, нравится, а второе также, очевидно, интригует и немножко беспокоит. У меня расчет на то, что она все время соприкасается со всякими секретными делами супруга, со всякими комбинациями, махинациями и прочими действиями такого рода. Все это ей уже привычно и, конечно, привлекательно. Ну и чисто женское любопытство тоже не последнее дело.

- А вы сами кто такой? - спрашивает она.

В тоне ее больше интереса, чем подозрения или опаски.

И я, придерживаясь уже взятой линии в разговоре с ней, отвечаю загадочно и с чувством:

- Я вам все расскажу. И даже... кое в чем признаюсь. Только не здесь.

- А где же? - она лукаво улыбается.

- Где? Да где угодно. Хотя бы... зайдем вон в то кафе. Лишь бы можно было спокойно поговорить. Я давно...

Тут я смущенно умолкаю.

- Вас действительно прислал Семен Парфентьевич? - спрашивает она, как видно, только для очистки совести.

- Да... отчасти...

- Ой, вы что-то хитрите, - она грозит мне пальчиком.

- И кажется, не очень удачно?

- Посмотрим.

Она решается. Ей, видимо, очень хочется знать, чем кончится эта встреча с таким напористым парнем, как я.

Мы возвращаемся к ее спутникам, и Элеонора Михайловна говорит:

- Оказывается, мне надо ехать. Лялечка, салютик! - И обращается к одному из молодых людей: - Вы меня простите, Владик. До следующего раза. Ладно?

Явно раздосадованный Владик вынужден подчиниться. Они прощаются.

- Куда же мы пойдем? - спрашивает Элеонора Михайловна. - Предупреждаю, у меня мало времени.

Предупреждение это чисто формальное и ровно ничего не означает.

- Да вот хотя бы, - я указываю на противоположную сторону улицы, где в первом этаже нового дома разместилось небольшое кафе.

Через несколько минут мы уже сидим за столиком. Перед нами дымятся чашечки с кофе, стоят узенькие рюмочки с коньяком и вазочка с двумя пирожными. Это я шикую.

Мы уже познакомились, и Элеонора Михайловна просит называть ее Элла. Я не возражаю, тем более что сам представился только по имени.

- Ну говорите, Виталий, - требовательно произносит Элеонора Михайловна, - какое еще обстоятельство открылось?

- Дело в том, - начинаю я, - что один ваш знакомый... Я не могу назвать вам его имя...

- Почему? - удивляется она.

- Как вам сказать... Во-первых, я обещал. Во вторых, это имя... Но вы его прекрасно знаете, так что...

- Ну, Виталик, - она обиженно надувает свои пухлые губки. - Как вам не стыдно? Назовите, я прошу.

Именно такой поворот в разговоре мне и нужен.

- Не могу, Эллочка. Не могу, - виновато говорю я. - Вот разве... показать вам его...

- То есть как это показать? - снова удивляется Элеонора Михайловна.

- А так, - я загадочно подмигиваю. - Назвать вам его я не могу. Но мне никто не запрещает показать вам его фотографию. Правда ведь?

Она так звонко смеется, что с соседних столиков на нас начинают поглядывать.

- Нет, вы положительно хитрец, Виталик.

Я скромно улыбаюсь.

- Ну давайте уж фотографию, - говорит Элеонора Михайловна, успокоившись.

При этом что-то меняется в ее взгляде, он становится цепким и даже каким-то колючим. Это мне не очень нравится. С некоторым беспокойством я достаю фотографию, не сразу, конечно, а после всяких поисков по карманам. Элеонора Михайловна быстрым движением выхватывает ее у меня из рук, секунду внимательно рассматривает, потом поднимает на меня строгий взгляд и подозрительно спрашивает:

- Откуда она у вас?

Я улыбаюсь самым безмятежным образом.

- Посмотрите на обороте, - говорю.

Она переворачивает фотографию и видит там размашистую надпись: "Помни меня, как я тебя, куда бы ни забросила коварная судьба". Далее следует подпись и дата.

Полчаса я провел у Кузьмича. Но и десяти минут хватило, чтобы по его указанию наш Юрий Анатольевич изобразил эту надпись "рукой" Мушанского.

Элеонора Михайловна вздыхает:

- Боже, как это на него похоже... - И вдруг хмурится. - Но... это не его подпись?..

- Вы посмотрите на дату, - советую я.

- При чем здесь дата?

- А при том, - многозначительно говорю я. - Неужели не догадываетесь?

Она секунду смотрит на меня непонимающими глазами, чуть-чуть даже приоткрыв хорошенький ротик. Потом сердито передергивает плечами.

- Понятия не имею.

Я наклоняюсь к ней и тихо говорю:

- В то время у него была другая фамилия. Вернее, сейчас у него другая фамилия. Вот видите, я все-таки проговорился.

Небольшая логическая перестановка проходит незамеченной. Элеоноре Михайловне сейчас не до логики, она явно озадачена неожиданным открытием. Я жду, когда она мне назовет новую фамилию Мушанского. Но самое главное уже позади, уже совершилось: она узнала его! Вот наконец компенсация за три дня адской работы "вокруг" Плющихи.

- Разве... - неуверенно произносит Элеонора Михайловна. - Разве Кротков - это не настоящая его фамилия?

- Сейчас настоящая, - с ударением говорю я и озабоченно спрашиваю: Когда он был последний раз у вас?