Читать интересную книгу Гоголь - Николай Степанов

Получив отпор, Билевич не успокоился. Он по нескольку раз на день проходил мимо зала, где шли репетиции, подглядывал и подслушивал в коридоре. Однажды, приметив Гоголя, который старался укрыться от его внимания и спрятался за углом коридора, Билевич быстро направился к нему. Гоголь поспешно бросился к дверям театральной залы и, позвав кого-то изнутри, сказал «свой» и проскользнул, захлопнув за собою двери. Билевич пытался пройти за ним, но дверь оказалась закрытой. Несмотря на громогласные требования, дверь не открывалась. Разгневанный профессор призвал на помощь служителя и вместе с ним вновь стал стучаться и громко кричать: «Отворите!» Только тогда дверь отперли. В зале оказался Гоголь, а за кулисами театра еще трое воспитанников.

Билевич грубо спросил;

— Зачем вы изволили от меня прятаться и не отворяли дверей? Вы, наверное, пьяны!

Обиженный наглым обвинением Билевича, Гоголь резко ответил, что присутствующие здесь имеют разрешение проводить репетиции и в это время зал для посторонних закрыт. Непочтительный ответ еще больше обозлил достойного профессора, и он накричал на дерзкого мальчишку, а возвратившись к себе, написал новое донесение. В своем «рапорте» Билевич сообщал: «Яновский вместо должного вины своей сознания начал с необыкновенною дерзостью отвечать мне свои разные суждения и при этом более, чем позволяют ученические границы благопристойности. Я, видя сильное его разгорячение и даже наглость, в преследовании меня, вместо наставлений ему, до сего деланных, начал уже просить его, чтобы он оставил меня. Но он, как бы не слыша сего, с упорством до дверей и за двери преследуя меня, с необыкновенною дерзостью кричал против меня и сим возродил во мне сомнение: не разгорячен ли он каким-либо крепким напитком? Почему я, обратись к экзекутору, сказал ему: да не пьян ли он?»

Клевета Билевича не имела успеха. Вызванный директором, доктор Фиблиг засвидетельствовал, что пансионер Яновский был «не только трезв, но и без малейшего признака хмельных напитков». Заступничество Белоусова и Шапалинского отвело карающий меч от головы Гоголя, но Билевич затаил против него злобу.

Несмотря на эти помехи, приготовления к спектаклю шли полным ходом. Из-за закрытых дверей слышались смех, громкие возгласы. Гимназисты проносились по коридору с ведрами клея и красок, шились костюмы, царила оживленная праздничная атмосфера.

Наконец настал и долгожданный день. Вывешена огромная афиша с перечислением всех представляемых номеров и их исполнителей. Залы украшены картинами, зажжено множество ламп и свечей.

В актовом зале уже рассаживалась публика. В первых рядах сидели военные, даже один генерал, чиновники, преподаватели гимназии. Подальше разместились более скромные зрители, а сзади — гимназисты. Занавес раздвинулся, и первое отделение концерта началось исполнением торжественного гимна, сочиненного пансионером Кукольником на музыку учителя гимназии Севрюгина. После гимна воспитанник Пузыревский танцевал мазурку с тамбурином. Матлот исполнили тот же Пузыревский с Данилевским, потом была сыграна увертюра из Моцарта. Концерт завершился хором с музыкою а исполнении пансионеров и вольноприходящих учеников.

После концерта младшие воспитанники обошли почетнейших гостей и преподнесли им букеты цветов. Зрители с нетерпением ждали главной части вечера — спектакля. Наконец снова раздвинулся занавес и на сцене началось представление комедии Фонвизина.

Гоголь играл госпожу Простакову необычайно выразительно к естественно. В его исполнении перед зрителями возникла невежественная и жестокая самодурка» которая тиранит крепостных и в то же время зоологически привязана к Митрофанушке. Когда Простакова с сокрушенным видом жаловалась: «Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук не покладаю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!» — то весь зал дружно расхохотался к зааплодировал. Под стать Гоголю был худой и длинный Кукольник, хорошо сыгравший великовозрастного избалованного невежду Митрофанушку.

После «Недоросля» ставили небольшую малороссийскую сценку, в которой Гоголь также отличился. На сцене — простая деревенская хата, вдали несколько деревьев к река, возле хаты скамейка. Появляется древний старик в простом кожухе, в бараньей шапке и смазных сапогах. Опираясь на палку, он еле передвигается, доходит, кряхтя, до скамьи и садится. Сидит, трясется, почесывается, кашляет я, наконец, заливается удушливым старческим кашлем, который окончился неожиданным звуком. Публика разразилась неудержимым смехом. А старик преспокойно поднялся со скамейки и поплелся со сцены;

Как только Гоголь вышел за кулисы, к нему бросился инспектор Белоусов:

— Как же вы это, Яновский? Что же вы это сделали? — смеясь и отчаиваясь, напустился он на артиста.

— А как же вы думали сыграть натурально роль восьмидесятилетнего старика? Ведь у него, бедняги, все пружины расслабли и винты уже не действуют как следует!

Белоусов расхохотался, и Гоголь остался безнаказанным,

Спектакли продолжались по нескольку дней с неизменным успехом. Масленица и пасхальные каникулы были лучшим временем для Гоголя во все время его пребывания в гимназии. Театр преображал его жизнь, выводил из того состояния отчужденности, задумчивости, болезненной мнительности, которые так остро проявлялись в обычное время.

МАГЕРКИ

Девять лет провел Гоголь в Нежинской гимназии высших наук. Срок немалый, в особенности если учесть, что именно в эти годы формировался его характер, его взгляды и литературные склонности.

Обстановка закрытого учебного заведения способствовала отгороженности гимназистов от жизни, проходившей за стенами училища. Однако полностью изолировать учащихся было невозможно. Гимназисты на каникулы возвращались в свои семьи, «вольноприходящие» ученики помещалась на частных квартирах, нередко и пансионеры ходили из гимназии в город.

По церковным праздникам гимназисты отправлялись не в гимназическую церковь, а в городской собор. Там при большом стечении народа Гоголь потихоньку пробирался поближе к входу и стоял вместе с деревенскими дядьками и бабами. Видя перед собой какого-нибудь дядька в перепачканной пыльной свитке, он доставал из кармана несколько медяков и спрашивал:

— А что, гроши на свечку маешь?

Дядько естественно не имел «грошей».

— На, поди поставь свечку, кому пожелаешь. Да сам поставь, это лучше, чем если кто за тебя поставит.

Дядько покупал свечку и шел ставить ее к облюбованному им святому, продираясь через пышно разряженную толпу. Гоголю доставляло удовольствие видеть, как он своей пыльной свиткой задевал парадные мундиры чиновников и блестящие платья дам, стоявших перед алтарем. Чистенький, подтянутый в своем новом мундирчике Романович не выдерживал и шипел сквозь зубы: «Дурак!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});