Читать интересную книгу Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник - Валентин Черных

Я должна была ответить заранее припасенной заготовкой, что собиралась писать книги о творчестве режиссеров, но планирование и осуществление военной операции — это тоже творческий процесс, и поэтому мне эта работа интересна. Но непарламентское выражение про старых мудаков вырубило меня на две-три секунды. Я не успела ответить, а он уже задал новый вопрос:

— Написаны сотни тысяч книг о войне и армии. Спрос на такую литературу практически нулевой. Зачем мне и вам участвовать в этой бессмысленной работе?

Наконец-то он поставил главный вопрос. Если я на него не отвечу, он откажется со мною работать.

— Вы правы. Очередная книга об армии и войне будет иметь небольшой успех, но бестселлер об армии прочтут миллионы.

— А вы знаете, как сделать бестселлер? Пожалуйста, коротко и ясно. Я понятливый.

— Я знаю, как сделать по форме. Книга должна читаться с таким же интересом, как смотрится хороший фильм. Сегодня человек больше зритель, чем читатель. Это влияние кино и телевидения. Чтобы увлечь зрителя, кинодраматургия выработала особые приемы. Если в первые десять минут зритель не заинтересуется историей, которую ему показывают, он уходит из зала, поэтому на одиннадцатой минуте просмотра должен быть первый пик напряжения, должно произойти нечто такое, что заставит зрителя смотреть фильм, а читателя читать книгу. Второй такой пик должен наступить на двадцатой минуте, потому что внимание к этому времени снова притупляется. Я перевела минуты просмотра в страницы. — Я протянула генералу заранее приготовленные расчеты. Он не стал их смотреть, а подошел к полке, достал видеокассету, вставил ее в видеомагнитофон и включил секундомер на своих ручных часах. Первая реальная опасность для героя наступила на одиннадцатой минуте, и генерал выключил магнитофон.

— А как насчет содержания? — спросил он.

— Все будет зависеть от степени вашей откровенности. Я буду задавать вам вопросы и по вашим ответам строить книгу.

— Первый вопрос?

— Как вам удалось за три месяца войны пройти путь от младшего лейтенанта до капитана? Каждый месяц по очередному званию. Вы очень умный или очень храбрый?

— Я хитрый, — ответил генерал. — Я уже тогда умел пользоваться информацией. Информация дает возможность принимать единственно верное решение в соответствующей ситуации. А за храбрость дают ордена, а не звания.

Я достала магнитофон, но генерал уже переменил тему:

— Вы сказали, что у вас нет связей в кино. Почему? Ведь вы проходили стажировку или, как у вас говорят, практику на киностудии, телевидении, в киноиздательстве. Почему вы не произвели впечатления, не понравились, не доказали, что вы — замечательный работник, чтобы издательство умоляло вас прийти работать к ним после окончания института?

— В издательстве не было свободных мест.

— Свободных мест почти всегда нет, но всегда есть плохие работники, от которых освобождаются и на их место берут хороших. Брагину же взяли, а у нее ведь тоже не было родственных или, как вы выражаетесь, корпоративных связей.

Я позвонила ему вчера вечером. От кого же он успел все про меня узнать? От напряжения и от того, что мне пришлось встать в пять утра, я вдруг устала, мне требовалась передышка, чтобы понять, чего от меня хотят или вообще уже ничего не хотят. И еще мне очень хотелось курить, хотя я понимала, что, если закурю, произведу еще более невыгодное впечатление. Ну и черт с ним, проиграла так проиграла!

— Можно мне закурить?

— Разумеется.

Я достала сигареты «Пегас», одни из самых дешевых, их курили студенты и работяги. Как всегда, в сумке не находились спички.

— Не хотите ли «Мальборо»? — спросил генерал.

— Хочу.

Генерал протянул мне пачку «Мальборо», щелкнул зажигалкой и закурил сам. Некоторое время мы курили молча.

— Так почему взяли Брагину, а не вас?

Ну, если ты так хочешь знать истину, ты ее узнаешь.

— Потому что Брагина спала с главным редактором, а я отказалась.

— Почему? Он что, старый и очень противный?

— И не старый, и совсем не противный, просто я не хотела получать место таким способом.

— Чтобы доказать, что вы хороший работник, надо получить место; чтобы получить место, надо иметь связи; чтобы иметь связи, надо вступить в связь с начальником. Брагина поступила разумно.

— Это неизбежно?

— Да. В подобные ситуации женщины попадают уже несколько столетий, значит, это реальность, а с реальностью надо считаться.

— Если у вас есть дочь, то ей повезло. Вы, вероятно, вовремя ей все разъяснили про жизнь.

— Никогда не иронизируйте над стариками. Старики не любят иронии и не прощают ее, потому что чаще всего не понимают. И у меня нет дочери. Она погибла в автокатастрофе вместе с моей женой.

— Простите!

— Насколько я понимаю, вы придерживаетесь христианских заповедей и простили свою подругу, которая увела вашего Хренова, очень запоминающаяся фамилия.

— Я не простила. Еще не вечер.

— Значит, вы планируете вернуть своего Хренова? Но ведь это аморально — уводить мужа из семьи.

— Она тоже поступила аморально.

— Значит, вы на аморальность готовы ответить аморальностью? У вас нет принципов?

— A у вас есть принципы? И какие они?

— У меня нет принципов. У меня есть обязанности, на которые я согласился и которым следую. В остальном я поступаю по необходимости. Но никогда не задавайте людям вопросы об их принципах вообще. Вам ответят неполно и не очень откровенно. Вопрос может быть только конкретным, тогда вы получите конкретный ответ.

— Тогда у меня к вам конкретный вопрос. От кого вы все про меня узнали?

— Один мой знакомый оказался на вечеринке у Брагиной. Там вспоминали вас.

— И как вспоминали?

— В основном положительно. Хорошо пишете, умеете анализировать, склонны к авантюризму.

— Только не к авантюризму! Иногда очень хочется, но никогда не получается.

— Получится. А почему вы не включаете магнитофон?

— Мы же еще не начали работать.

— Мы работаем уже двадцать минут. Я изрекаю истины. Их надо записывать и повторять каждое утро, как молитву.

— А у вас есть такая истина, которую вы повторяете каждое утро?

— Не верь, не бойся, не проси! Старая истина воров в законе.

— А почему воров, а не философов?

— Тот, кто формулировал этот постулат, конечно, был философом.

— Если вы не возражаете, перейдем к вашей биографии. Вы с детства мечтали стать военным?

— Я мечтал стать вором в законе.

— Разве об этом мечтают?

— Да. И сегодня тоже, потому что это интересно. Я был шпанистым парнем из Марьиной Рощи, бандитского места. Меня побаивались уже в пятнадцать лет. Я был здоровым пердилой, в драке мне не было равных. За мною стояли несколько крепких парнишек, — в общем, вызревала еще одна банда. Участковый милиционер оказался мудрым. Нейтрализуя меня, он развалил новую бандитскую группировку. Он устроил меня в юношескую секцию бокса общества «Динамо». Месяца через три я заваливал всех однолеток в своей весовой категории. Тренеры заставили меня закончить девятилетку, и я был зачислен в школу НКВД, не чекистскую, а милицейскую, вроде сегодняшних средних школ милиции, чтобы потом отстаивать честь «Динамо» в боксе.

Я хорошо учился. Нам преподавали лучшие сыщики МУРа, расшифровываю: Московский уголовный розыск. Я должен был закончить школу в августе тысяча девятьсот сорок первого года, а в июне началась война. А теперь будьте внимательны: рассказываю, как я сделал такую стремительную карьеру — за три месяца получил три звания, на которые в мирное время уходит минимум шесть лет.

Лучших из нас направили в военные училища, и через два месяца, когда мы изучили минимум, необходимый для командира взвода пехоты, нам привинтили по кубику в петлицы и послали младшими лейтенантами в действующую армию. Я получил взвод, но в первом же бою были убиты все офицеры роты: сам ротный и трое взводных, из командиров живым остался только я. Меня назначили командиром роты, а сержантов — взводными. Днем мы дрались, а ночами отступали. Но однажды я получил задание — задержать немцев хотя бы часа на два, чтобы полк успел отступить и окопаться. Мы уже отступали всю ночь и первую половину дня. У меня в роте осталось сорок два человека. Что могут сорок два против двух или трех тысяч? Немцы даже не будут связываться с моим заслоном, обойдут и пойдут дальше, а я попаду в окружение, и, если я даже выйду из него, меня расстреляют свои, потому что я не выполнил задания.

В милицейской школе меня научили собирать факты, вещественные доказательства и анализировать их. Сыщик о своем противнике — воре или бандите — должен знать все: что тот любит есть, в какие рестораны ходит, каких женщин любит — блондинок, брюнеток, пухленьких, худеньких, — быстро ли соображает или тугодум, каким холодным оружием пользуется, что предпочитает из огнестрельного оружия — пистолет или револьвер, тщеславный или нет, жестокий по необходимости или всегда, верующий или нет, какую одежду предпочитает, какие папиросы курит, какие вина пьет, держит слово или не держит, кто у него в друзьях, а кто враги, где прошло детство, с кем сидел в тюрьмах. Важны все мелочи: любит семечки подсолнуха или тыквенные, чистоплотен или неряха, какое время предпочитает для преступления, суеверен или нет.