ли он заставить их уйти слишком рано: на десятилетие раньше, даже на целое поколение?
Но затем ряды сплотились и цифры изменились. И он вырос с тех пор. Обязательство все еще было с ним. Скоро это произойдет.
Он отвел взгляд, поверх отсутствующего лица Джевана и приятно опекающего взгляда Солбли, исполненного восхищения и гордости, подарив им обоим беглую улыбку, а затем обернулся, услышав приближающиеся к нему шаги.
— Септаме Банстегейн! Исторический день!
— Еще на шаг ближе, — сказала президент Гелджемин, когда группа вокруг нее расступилась, чтобы впустить его. Банстегейн взглянул на разные лица, обменявшись быстрыми улыбками и короткими кивками. Было три трима: Йегрес, Кваронд и Инт'йом — полный сохранившийся набор, с учетом того, что прочие были сохранены, ожидая предварительного пробуждения перед Сублимацией. Кваронд считался противником, Инт'йом был престарелым ничтожеством, а Йегрес делал то, что говорили.
Также присутствовали шесть его товарищей по септамам; пять за него, один нейтральный. Соотношение «за» и «против» лишь немногим лучше среднего среди оставшихся. Два генерала, адмирал, никакой прессы. Он заметил довольно много отечных и блестящих лиц вокруг, признаки опьянения.
Президент все еще носила вульгарно дешевое маленькое устройство отсчёта, привязанное к запястью. В своё время такие раздавали розничные торговцы. С тех пор ей подарили много гораздо более элегантных, изысканных и дорогих подарков, но она решила остановиться на этом простом. Он переключался между отображением количества оставшихся часов и дней. В настоящее время он остановился на днях с надписью «С-22». Его собственный прибор, выставленный на груди как маленькая, но важная параферналия, был изящно красив, механически изыскан в своем мастерстве и сногсшибательно дорог.
Почти вменяемо выглядевший посол Мирбенес был с Ивеника, представляя Лисейден, как и нынешний самый высокопоставленный представитель Культуры в Гзилте — Зиборлун. Это существо с серебристой кожей было аватаром древнего Системного Транспортного Корабля, в настоящее время, без сомнения, бороздившего небо где-то неподалёку. Предполагалось, что для официальных церемоний в дни, непосредственно предшествующие Возвышению, направлялся более крупный, грандиозный и гораздо более технологичный Корабль, но они до сих пор не видели никаких признаков этого.
Банстегейн заметил также прекрасную Орпе, адъютанта президента, мельком взглянувшую на него, когда он присоединился к сбившейся толпе вокруг Гельджемин. Девушка старалась не слишком улыбаться, то и дело отводя от него взгляд. Он сделал вид, что не замечает этого. Несомненно, многие уже догадались, но не нужно было облегчать им задачу.
— Еще на шаг ближе, мадам президент, — согласился он, принимая безалкогольный напиток от стюарда и держа его над головой.
— Вечность, мы здесь! — провозгласил триме Йегрес, поднимая бокал — Идем навстречу своей Награде.
Пьян, решил Банстегейн.
Президент выглядела удивленной. Происходящее, казалось, забавляло ее. И это была одна из ее ошибок. “Возвышение заставляет всех нас выглядеть религиозными фанатиками”, — сказала она.
Йегрес сглотнул, посмотрел на серебристокожее существо напротив него и сказал:
— Уверен, что наши друзья в Культуре думают, что мы всегда звучали как религиозные фанатики.
Зиборлун отвесил учтивый поклон. Его серебряная кожа выглядела не столь неестественно в свете лампы.
— Вовсе нет.
Йегрес нахмурился.
— Вы очень… дипломатичны, — заметил он, нечленораздельно произнося слова. — Уверены, что ваше мнение совпадает с мнением Культуры?
.. — Со всей определённостью — вмешался посол Мирбенес не без иронии, подразумевая, что собирался выдать что-нибудь нарочито глупое и одновременно лестное, вроде: “Я так и не понял, почему Книга Истины считается религиозным произведением”. Он огляделся, как всегда, украдкой улыбаясь. — Это больше похоже на…
— В ней фундамент нашей религии, — коротко сообщил ему триме Кваронд. Банстегейн не стал сдерживать улыбку, он нашел представителя Ивеника раздражающим, пока они вели переговоры, теперь же пришёл к выводу, что тот просто невыносим.
— Ну, в этом смысле… — ровным тоном произнес Мирбенес, продолжая улыбаться, — очевидно, это вполне религиозное произведение, конечно, если вы … — продолжал он уклончиво.
Банстегейн только теперь заметил чью-то униформу рядом с собой.
— Маршал Чекври, — тихо прошептала Солбли ему на ухо, прерывая отключение наушников. Ошибалась она редко.
— Маршал Чекври! — преувеличенно громко возгласил Банстегейн, главным образом для того, чтобы заткнуть Ивеник, и повернулся поприветствовать главнокомандующую полка внутренней системы. Маршал поклонилась всем, слегка хлопнув в ладоши перед собой. — Могу я украсть вас? — спросила она, посмотрев на Гельджемин. — Мадам президент?
Гельджемин кивнула.
— Если надо… — сказала она.
— Все твои! — весело пропел Йегрес. — И не спешите возвращать его! Ха-ха!
— Извините, — сказал Банстегейн. Он одарил присутствующих улыбкой, но когда дело дошло до Йегреса, она немного поугасла.
Банстегейн подозревал, что только Орпе будет по-настоящему грустно видеть, как он уходит.
Он последовал за маршалом обратно вверх по ступеням, за ними шли Джеван и Солбли. Когда они углубились в сеть коридоров, маршал повернулась к адъютанту и секретарю и, улыбнувшись, сказала: “Спасибо”.
Джеван и Солбли посмотрели на Банстегейна, который едва заметно кивнул. Выглядели они несчастными, когда он и маршал следовали к лифту.
Только после того, как лифт начал опускаться, он обернулся к маршалу и спросил:
— Что?
Маршал молча смотрела на него своими большими глазами на не молодом усталом лице и едва улыбалась.
Он приподнял одну бровь, затем кивнул.
— Хм, — сказал он больше себе, чем ей.
Под зданием парламента существовали уголки, которые мало кому доводилось видеть или даже знать о них. И сейчас они оказались в одном из таких мест. Комната выглядела круглой, с вогнутыми тёмными стенами, в остальном ничем не примечательная, в ней стояли овальный стол и несколько стульев — офис Банстегейна был куда больше. И обзор там был лучше. Более примечательными представлялись трехметровые двери, через которые им пришлось пройти, чтобы попасть сюда, немедленно сомкнувшиеся за ними.
— Так срочно? — спросил Банстегейн маршала после того, как массивная дверь комнаты с глухим стуком закрылась.
— Срочно, — подтвердила маршал.
— Настолько плохо?
Чекври кивнула.
— В пределах того, что ожидалось. Но есть нюансы.
Они присели.
— Падальщики? Что то еще? Что?
— Не совсем, — сказала маршал.
Банстегейн выдохнул. Чекври была одной из немногих, кто знал — не считая тех, кто знал, но не должен был знать — он вздрогнул при мысли, сколько их может быть.
— И каковы эти нюансы? — спросил он ее.
— Четырнадцатый, — сообщила ему маршал.
Он покачал головой, будто ожидал такого ответа. Один полк. Это было не так уж и плохо. Но все же достаточно плохо. Четырнадцатый — Социалистически-республиканский народно-освободительный полк, если дать ему полное название, — с самого начала был самым скептически настроенным в отношении Сублимации, даже если в конечном итоге — по крайней мере, внешне — присоединился. — И кто конкретно?
— Никто, — маршал пожала плечами.
Он посмотрел на