Читать интересную книгу Король-Беда и Красная Ведьма - Наталия Ипатова

— Шуба, — выразительно сказал Ярдли. — Не имея на руках живого ребенка, как бы она отстаивала свои права на нее?

— Да она бы ее спрятала, никто бы про нее и не узнал пока не подвернулась бы оказия.

— Ну и какая у вас на это будет версия?

— Не знаю. Ярдли, вы бы очень удивились, если бы я сказал, что вовсе не делаю вид, будто верю в черную магию? Что я на самом деле в нее верю?

Его коллега выразительно помотал головой.

— Дело закрыто, и забудьте вы о ней! Небо уже совсем синее. Пойдемте… пить камбрийские вина! Ну, может, и камбрийские, но настойку из боярышника пасторская экономка ставит божественную. Идемте, не то пастор вовсе заныкает!

И они пошли вниз, оскальзываясь на оледенелой тропке своих городских сапогах, смеясь и зубоскаля и обо всем позабыв.

Вернувшись домой, Ува отвязала Ару от своей теплой груди, поменяла ей пеленку: даже мокренькая, та не пискнула, опустила ее в колыбель-корзину.

— Вот и славно, — сказала она, глядя в отнюдь не бессмысленные карие глаза малышки. — Вот как мама тебя защищает. Довольна, поди?

И опешила, застыв по своему обыкновению с разинутым ртом. Она защитила? Да как бы не так! Как же, защитила бы она их с Арой покойное, уединенное бытие, коли не приехали бы этакие зубастые да смешливые, коим и пасторское слово не указ. Кои женщин любят и знают, что с этого бывает. — Святая заступница Йола, — прошептала Ува, незаметно для себя опускаясь перед колыбелькой на колени и испытывая сильнейшее желание брякнуться лбом об пол. — Вот хотела бы я поглядеть, как ты станешь ворочать людьми, когда вырастешь.

К слову сказать, шубы той окаянной больше в деревне никто не видал.

6. Никому не нужный король

Сквайр разлил масло.

Собственно, в самом этом факте не было ничего удивительного. При той сутолоке и суматохе, что ежедневно творились вокруг королевской трапезы, среди всех этих гостей, посольств, собак, объедков, костей, летящих под ноги, и котлета, летящих на колени, среди жирных соусов и оставляемых ими пятен перевернутый серебряный кувшинчик с маслом был явлением вполне обыденным.

Если бы его не опрокинули на ступеньки, ведущие к месту всесильного временщика.

Гай Брогау перестал есть. Регентша, королева-мать, опустила двузубую вилку. Мальчишка-сквайр, весь дрожа, опустился на колени, не сводя с Брогау перепуганных глаз и машинально размазывая масло ладонью. Без сомнения, его парализовало страхом, и он не понимал, что тут нужна по меньшей мере тряпка. На мгновение его бессмысленный взгляд встретился с глазами короля Рэндалла, над высоким креслом которого было укреплено серебряное изображение короны.

Они были в одном возрасте, но один боялся, другой — глядел с отстраненным, слегка насмешливым интересом и без всякого сочувствия. Вокруг начали собираться мелкие собачонки, готовые задарма подлизать пол. Псы покрупнее не сдвигались с места, если им только не предлагали куш, достойный их внимания и комплекции.

Напряжение распространилось от центрального стола, как круги по воде. Стихало стремительно, как перед ураганом. Поварята и пажи замерли, где стояли. Гости королевской трапезы, сидевшие ниже, остановились посреди своих бесед, кто-то — с непрожеванным комом во рту, кто-то — с недопитым бокалом у губ.

— Мне это надоело, — сказал Брогау, бросая салфетку на блюдо. Сказал он это не слишком громко, однако королева отреагировала мгновенно:

— Рэндалл, выйди из-за стола. Уходи в свою комнату и жди. Я к тебе поднимусь.

Рэндалл поклонился, вставая, чтобы исполнить ее повеление:

— Миледи, я равнодушен к сладкому. Позволю себе заметить, что милорд граф Хендрикье не был бы первым из деятелей… этой породы, сломавшим себе шею… на высоких ступенях.

Многоточия в его речи могли быть объяснены только душившим его смехом.

Сквайр дрожал, стоя на коленях и уронив голову ниже плеч, но гроза прокатилась выше. Брогау сделал движение кистью, и парнишку словно ветром сдуло. Короля, впрочем, тоже.

— Очередная мелкая пакость, — сказал Брогау королеве. — Тебе надо что-то делать с ним, иначе…

— Иначе — что? — спросила Ханна, не поднимая головы.

— Иначе власть теряет уважение, — вымолвил Брогау очень покойно. Ханна знала это спокойствие и понимала, что за ним граф прячет чудовищный гнев. Одно это обращение на «ты» при стольких ушах говорило, насколько он на самом граф был взбешен. — Ведь вы согласны со мной, миледи, мальчишка-сквайр не сам споткнулся?

Ханна неопределенно пожала прекрасными плечами.

— Не вижу доказательств, — проговорила она чуть слышно.

— Это его стиль. Он непрестанно держит меня в полушаге от мелкой пакости, не позволяя ей свершиться и в то же время настойчиво напоминая о неких возможностях. Ханна, миледи, я хочу знать, насколько это — колдовство.

— Я не верю в колдовство, — просто ответила она.

— Вот как? — Бровь Брогау чуть пошевелилась в изумлении. — Не вы ли одиннадцать лет прожили в качестве супруги Рутгера Ужасного, полупризнанного короля-колдуна, владевшего черной магией и применявшего ее направо и налево? Будьте любезны, миледи, продолжайте улыбаться, на нас смотрят.

Ханна одарила зал бриллиантовой улыбкой, в нем возобновился привычный гул, заглушающий все звуки на расстоянии двух шагов, и пара на возвышении продолжила разговор.

— Рутгер никогда не применял ко мне магии, — серьезно ответила она. — Да, слухи до меня доходили, но… Кому-то они выгодны, правда? Полагаю, при жизни они служили подтверждением его могущества. Повторяю, я никогда не видела ничего, что хоть отдаленно напоминало бы магию, и, следовательно, ни на грош в нее не верю.

Брогау криво усмехнулся. Он значительно превосходил жизненным опытом эту избалованную барыньку, ни ночи не проведшую не под каменной крышей. Он знал, что убедить в существовании сверхъестественных сил кого-то, кто никогда не ощущал на себе их прикосновения, — дохлый номер.

Он ощущал на себе гнет необычности Рутгера каждую минуту, но не поклялся бы в том, что это было нечто выходящее пределы человеческих возможностей. Временами в его мозгу всплывали картины, каких он видеть не хотел. И они вынуждали его поступать иначе, чем он поступил бы, руководствуясь первым побуждением.

— Я не желаю ему зла, — сказал он, видимо, успокоившись. — Но я хотел бы знать, до каких пределов мы можем его контролировать.

— Он всего лишь несносный тринадцатилетний мальчишка с задатками лидера. Ему не хватает общества сверстника, кем он смог бы верховодить.

— Тебе надо как следует поговорить с ним и объяснить, почему мы делаем то, что ему не нравится.

Она кивнула:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});