В недели, предшествующие эвакуации, шли необыкновенно напряженные бои. Многие британские подразделения с отчаянной храбростью удерживали безнадежные позиции, даже после капитуляции бельгийской армии, опасно обнажившей восточный фланг англичан. И все же исход был неизбежен: противник переиграл британско-французскую армию и оказался сильнее. Германский журнал Der Adler так написал о тех событиях:
Для нас, немцев, слово «Дюнкерк» всегда будет означать победу в величайшей и кровопролитнейшей битве человеческой истории. Но англичанам и французам, которые были там, он будет до конца их дней напоминать о поражении, равного которому по тяжести никто не знал16.
Но вышло иначе. Спросите англичан, что для них означает Дюнкерк, и большинство вспомнит флотилию рыбачьих лодок, прогулочных катеров и частных яхт, двинувшихся к французским берегам, и тысячи отважных солдат, которых они спасли. Хотя главную работу выполнили корабли Королевского ВМФ, люди помнят прежде всего малые суда. На них были малочисленные команды, а где-то и вовсе управлялся один шкипер. Многие суда не превышали 10–15 метров в длину. Часть этих лодок должна была под обстрелом немецкой артиллерии доставлять солдат с берега на большие суда, ожидавшие в море. Другие принимали на борт сколько могли людей и шли до самой Англии; в море их раз за разом атаковали немецкие самолеты, но, высадив пассажиров, моряки отправлялись за следующей партией. Их стойкость и отвага помогли спасти британскую армию от уничтожения. Уинстон Черчилль сказал, что это было «чудесное спасение»: с потрепанной, но в общем уцелевшей армией у Британии было чем отразить вторжение, и премьер мог уверенно отвергать любые предложения о капитуляции.
Так что эвакуация из Дюнкерка на самом деле была великим успехом. И Британия, и история легко могли бы увидеть в этой операции мажорную коду поистине катастрофической военной кампании. Но нет. «Обществу дюнкеркскую эвакуацию преподнесли столь удачно, что Британию захлестнула волна эйфории», — писал декан факультета военного дела Королевской военной академии в Сандхерсте доктор Дункан Андерсон.
Озабоченный ощущением нереальности, разлившимся, как казалось, по всей Британии, Черчилль 4 июня выступил в палате общин с речью, недвусмысленно описывающей критическое положение Британии. Он напомнил согражданам, что эвакуациями на войне не победить и что «случившееся в Бельгии и Франции было колоссальной катастрофой». Но народ Британии ему не поверил: люди безоговорочно предпочитали миф реальности и не хотели слушать того, кто собрался поколебать их веру, будь это даже сам Черчилль17.
Выражение «дух Дюнкерка» вошло в английский язык как синоним сплоченности, решимости и отваги перед лицом опасности. В Англии Дюнкерк считают в каком-то смысле победой, несмотря на полный разгром британских войск в битве за Францию. Англичане решили прославить деяние, которое другой народ предпочел бы забыть. Это, вероятно, наложило отпечаток на британскую культуру. И уж точно помогло Британии победить в войне.
Если американцы вспоминают падение Сайгона со стыдом, а британцы гордятся Дюнкерком, китайцы оглядываются на свой «век унижения» с осмысленным и целенаправленным гневом.
«Век унижения» начался в 1840 г. с Первой опиумной войны: после того как Китай конфисковал у британских торговцев значительную часть опиума и блокировал их фактории, Британия отправила для защиты своей опиумной торговли экспедиционный корпус. Английская эскадра и пехотные части благодаря лучшему вооружению и морским технологиям легко разбили численно превосходящие императорские войска. В 1842 г. Китаю пришлось подписать Нанкинский договор, известный как первый из неравноправных договоров, потому что все обязательства по нему возлагались только на китайскую сторону. Китай обязали выплатить репарации, открыть для иностранной торговли договорны́е порты и уступить Великобритании остров Гонконг.
Вторая опиумная война была куда хуже. В этот раз в Китай под еще менее существенным предлогом вторглись Англия и Франция. Кульминацией войны стало показательное разрушение императорского Летнего дворца под Пекином. Этот великолепный комплекс дворцов, который называли садами совершенной ясности, был заполнен драгоценными вещами тонкой работы. Его здания сейчас лежат в руинах, а многие из дворцовых сокровищ находятся в британских и французских коллекциях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пока Китай вел Вторую опиумную войну, трудным положением соседа воспользовалась Россия. Под угрозой вторжения она вынудила Китай подписать Айгунский договор[8], по которому Китай отдал немалую часть территории. Внутри страны тем временем разгоралась гражданская война, впоследствии названная Тайпинским восстанием. Как считается, она унесла 20 млн жизней.
![]()
Затем последовали другие войны и вторжения, приведшие к бедственным годам японского владычества. Первая Японо-китайская война велась за обладание Кореей, бывшей тогда вассалом Китая. Япония одержала решительную победу и позже захватила всю Корею и остров Формозу (Тайвань).
В последующие годы Япония наращивала влияние в Манчжурии (северо-восточном Китае) и наконец в 1931 г. оккупировала ее. Вторая Японо-китайская война началась в 1937 г. с захвата японской армией Пекина, Шанхая и Нанкина. После нескольких месяцев кровопролитных боев за каждый дом Национально-революционной армии Китая пришлось оставить Шанхай. Эта грандиозная битва стоила Китаю 200 000 жизней, а через несколько недель случилась Нанкинская резня, когда оккупанты уничтожили, по разным оценкам, от 50 000 до 300 000 мирных жителей.
Это было поистине кошмарное столетие для Китая. И кто-то может подумать, что гордый, идущий на подъем народ предпочел бы спрятать в тень самые горькие моменты своей истории. Однако правительство КНР особо позаботилось о том, чтобы каждая деталь этого столетия была выжжена в сознании нации. К развалинам Летнего дворца постоянно подкатывают автобусы с китайцами, приехавшими по программе патриотического образования, чтобы увидеть свидетельства британско-французского варварства. А мемориал жертвам резни — самое посещаемое туристами место в Нанкине.
Есть мнение, что коммунистическое правительство КНР решило растравить эти страшные исторические раны после бойни на площади Тяньаньмэнь в 1989 г. с целью внушить народу, будто только жесткий авторитарный режим может предотвратить подобные удары извне. Но китайские лидеры говорят о «веке унижения» с 1920-х гг. Историк Джулия Лавл считает, что Китай сделал из Опиумных войн исторический миф, изображающий китайцев — одну из величайших наций в истории — в роли жертвы.
Но главная цель, с которой правительство подпитывает это горькое негодование, — мотивация. Причиной длинной последовательности унижений сейчас называют неспособность имперского Китая угнаться за техническим прогрессом на Западе. Следовательно, никакого отставания больше не должно быть. Таким образом китайцев мотивируют строить, развиваться, изобретать, быть лучшими.
История — это мы
Что определяет индивидуальность человека, компании или народа? Наверное, культура, характер, ценности и способности. Но все это зависит от прошлого. Мы видим себя добрыми, сильными или решительными исходя из какого-то понимания своего — личного или коллективного — прошлого. Целые государства, такие как Израиль, Италия или Германия, выстроены на фундаменте из выборочно вспоминаемых событий, случившихся на памяти ушедших поколений. «Мы углубляемся в прошлое, чтобы вынести оттуда мифы о сотворении нашего племени или нации, — замечает писательница Хилари Мэнтел. — И мы строим их на славе или на гневе, но редко — на бесстрастных фактах»18.
История формирует идентичность, и люди, компании и народы действуют согласно приобретенной идентичности. «Мы созданы нашей историей», — сказал Мартин Лютер Кинг. Именно поэтому у Джорджа Оруэлла в «1984» правительство Океании тратит столько сил на переписывание истории. Все, что мы делаем, обусловлено (хотя бы отчасти) нашим пониманием прошлого.
