А вещи? — Вот у нас в доме топор был. Так я ж про тот топор столько всего знал. И то что прадед мой его выменял на две медвежьи шкуры и бочонок меда. И что топор этот он родителям невесты, в числе других необходимых для женитьбы вещей показал, доказывая свою состоятельность как будущего мужа. И как потом дом для прабабки моей строил, и этим вот самым топором крышу рубил. И как дед потом, этим же вот топором, когда Хорьки из‑за хребта на наше селение набег устроили, двоих вражин зарубил. И как…. Да много историй я знал об одном только этом топоре. Да и не только топоре — почитай у каждой миски в доме, своя история была. Каждая царапинка на ней свою историю хранила, а вы говорите — «Как ты Хееку следы умудряешься видеть?». Коли с детства рос, понимая важность каждого скола на миске, каждой царапинки на топорище, или щербинки на лезвии ножа — следы‑то они что? — Следы они сами с тобой разговаривать начинают.
А в городе — пойдешь на базар, а там целый ряд лавок стоит с топорами, а мисок в кабаках по — пьяни бьют больше, чем у рода Барсов с изначальных времен было. Вот поэтому и мельчают там и люди и вещи, что много их, и оттого не ценится ничего.
…К чему это я все? — Да к тому что хреново в городе следопыту. Натоптанно — перетоптанно тут так, что глаза разбегаются. Вроде как у нас в горах кто на свирели заиграет — так любо дорого послушать. А вот помню, стояли мы в Дааре, а там полковой оркестр был, с дюжину всяческих труб да барабанов, да один другого громче. Как жахнули они полковой марш — так я будто оглох — в ушах звенит, а мелодию расслышать и не могу.
Так и тут — хоть на четвереньки вставай и ползи, носа от земли не отрывая. Только чтобы все, что народ понатоптал хотя бы на одной улице, разглядеть да запомнить — дня не хватит — глаза разбегаются, голова кружиться начинает.
А еще плохо, что след тут долго не лежит, не успеешь оглянуться, а уж кто‑то сверху натоптал, да еще и не по одному разу, так что…
Ну да впрочем — приказ он и есть приказ. Так что взял я тот кисет с монетками, да и отправился по постоялым дворам шастать….Только потом сообразил, что зря я пешком на это дело отправился. Хотя конечно Ваарааку — верблюду моему, и стоило немножко в стойле отдохнуть, однако — с верблюдом‑то куда сподручнее было бы караван тот искать. Потому как людской‑то след затоптать проще — люди все по одним тропинкам ходят, а мостовые каменные — вообще следов не хранят. А вот след верблюда или коня, их и у водопоя посмотреть можно и у кормушек, и на выпасе… Животных‑то в городе все равно меньше чем людей. Так что если караван тот разыскивать, то уж лучше по верблюжачьим следам, а там уж можно и к людям присмотреться. Только вот когда я пеший заявляюсь, да начинаю возле стойл или кормушек вертеться…. Народ‑то у нас в Дааре какой? Коли прижмет их, так все давай орать — «Стража, стража», а как отпустит слегка — они нашего брата — солдата первым вором и жуликом почитают….Не без основания, правду сказать — жизнь то такая, что иной раз чужой барашек, а то и девка пригожая, сами в руки идут. А подвластны мы только суду военному, так что коли сразу за руку не поймают, то хрен ты с нас потом за того барашка или девку спросишь. Тут главное наглеть не надо, потому как наглецами свои же и разберутся — нам с местными зазря ссориться тоже резонов нету.
Ну да ведь — одного барашка упрут, а народ переврет что целую отару украли, да еще и пастухов с десяток вырезали, и пойдут байки по миру гулять. Вот и, когда я значит, к кормушкам или там стойлам подходил, за мной сразу с десяток глаз взглядами будто прилипали, а то и окрики начинались, дескать — «Шел бы ты, мил человек, подобру — поздорову, а то у меня верблюд такой кусачий, что намедни троих воров ножом зарезал». Мне‑то все эти окрики, ясное дело, что писк мышиный. Народ у нас в Дааре конечно горячий, но при свете дня стражника убивать не станет. Но десятник наш строго приказал — внимания не привлекать. Оно, конечно, разумно. Коли этот, которого мы догоняем, заметит чего подозрительного, то либо сразу ноги сделает, либо осторожней втройне вести себя станет. А следы запутать, и у зайца ума хватает.
Так что прошлялся я почти целый день, ноги гудят, от пива в брюхе расстройство, а без всякой пользы. Ну, правда, с городом познакомился, к людям присмотрелся. — Дело полезное, не вызнав местности охоту начинать нельзя. Все бы ничего, да тут Рааст — дурилка отличиться сумел. А мне это, вроде как в укор.
Игорь Рожков, лейтенант.
Утром при свете дня сумел толком осмотреть трофеи. Мушкет оказался под стать тем, с которыми мы тренировались в Спецкомплексе. Только что сделан более грубо и…, тяжеловеснее, что ли. Тут, как бы все понятно. В том смысле, что хотя у нас и пытались делать вещи наиболее приближенные к этой реальности, а все‑таки сотни лет технологического отрыва просто так в унитаз не спустишь, потому, когда даже и старались делать похуже, а все равно получалось лучше, чем в этом времени. Тут вот, к примеру, мушкет — по сути своей бронзовая труба, прикрепленная к слегка обструганному деревянному брусу, приклад — как лопасть весла, и замок — крючок без особых технологических изысков. А то, что на оружие была намотана толстая перевитая серебряная проволока, делало вещицу еще более тяжеловесной и безвкусной, хотя наверняка бывший хозяин сего карамультука искренне полагал это признаком богатства и крутости. В общем — от всей этой конструкции разило чем‑то таким — дикарско — первобытным. Судя по тому что нам рассказывали об уровне технологий Земли-2, тут умели делать вещи уровня века так 18 нашей земли, и уже вовсю переходили на ударно — кремневые замки, а это, похоже, была поделка мастерской одного из отсталых народов, которых тут тоже хватало.
Перевязь с воткнутыми в нее газырями и пояс с кучей подвешенных сумочек, и тесаком… Что тут сказать? — С кожей эти ребята явно работать умели, сделано очень даже на уровне, а тисненный на коже узор, вполне мог бы украсить и какой‑нибудь ультрамодный ремень современного мне щеголя. А вот газыри были деревянными, хотя и тоже — достаточно тонкой работы — стенка тонкая, крышка подогнана очень плотно. Внутри пенальчиков хранился запас пороха, как раз на один выстрел, насколько я помню наши упражнения в Спецкомплексе, пули и пыжи держались в отдельных сумках, один фитиль был намотан на приклад, и еще три хранились в отдельной сумке. Пулелейка, масленка, какой‑то непонятный крючок, возможно прочищать запальное отверстие — все хранится в кармашках на поясе. Надо отдать должное — при видимой примитивности оружия, вся оснастка была сделана продуманно и с любовью. Когда я надел сбрую на себя и немного потренировался — вскоре мог не глядя извлечь пулю, или рог для подсыпания пороха на полку, достать запасной фитиль или трут с кресалом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});