Читать интересную книгу Обращаться с осторожностью - Джоди Линн Пиколт

куда тяжелее, — сказал Рамирес; Шарлотта тут же перевела на него взгляд, и адвокат сочувственно улыбнулся ей. — Я лишь хочу сказать, что это непросто. — Он подался вперед, чуть нахмурившись. — Но я не так много знаю о… как это называется? Остео…

— Несовершенный остеогенез, — тихо проговорила Шарлотта.

— Сколько переломов было у Уиллоу?

— Пятьдесят два, — вмешалась в разговор ты. — А вы знаете, что единственная кость, которую еще ни разу не ломали фигуристы на льду, — это слуховая косточка?

— Нет, я не знал, — потрясенно ответил Рамирес. — Вижу, ваша девочка особенная.

Я пожал плечами. Уиллоу, ты оставалась самой собой, чистой и простодушной. Другой такой не было. Я понял это в тот момент, когда взял тебя на руки, завернутую в пенистый материал, что уберег бы от травм: твой дух был крепче тела, и, несмотря на слова врачей, я всегда считал, что переломы случались именно поэтому. Какой скелет выдержит столь огромное сердце?

Марин Гейтс прокашлялась:

— Как вы зачали Уиллоу?

— Э-э-э… — подала голос Амелия, о которой я совершенно позабыл. — Какой отстой!

Я покачал головой, предостерегающе глядя на нее.

— Нам было непросто, — сказала Шарлотта. — Мы уже собирались прибегнуть к ЭКО, но тут я обнаружила, что беременна.

— Еще отстойнее, — вздохнула Амелия.

— Амелия! — Я передал тебя матери и притянул к себе твою сестру. — Подожди нас за дверью, — тихо проговорил я.

Когда мы вышли в приемную, секретарь посмотрела на нас, но ничего не сказала.

— О чем вы будете дальше говорить? — с вызовом спросила Амелия. — О своем геморрое?

— Хватит! — прикрикнул я, стараясь не устраивать сцен перед секретарем. — Мы скоро уйдем.

Возвращаясь по коридору, я услышал цоканье высоких каблуков: к Амелии подошла секретарь.

— Хочешь чашечку какао? — спросила девушка.

Когда я зашел в конференц-зал, то услышал голос Шарлотты:

— …но мне было тридцать восемь лет, — сказала она. — Знаете, что пишут в карте пациентки, когда ей тридцать восемь? «Старородящая». Я переживала, что у ребенка обнаружат синдром Дауна, о несовершенном остеогенезе я и не слышала.

— Вам не делали амниоцентез?

— Амнио не сразу показывает, будет ли у плода несовершенный остеогенез. Такое исследование проводят, когда случаи встречались в семье. Но заболевание Уиллоу не передалось по наследству, а стало спонтанной мутацией.

— Значит, до рождения Уиллоу вы не знали, что у нее будет НО? — спросил Рамирес.

— Мы узнали на втором УЗИ Шарлотты, когда стали видны переломы, — ответил я. — На этом мы закончили? Если вы не хотите браться за дело, уверен, мы можем найти…

— Помнишь тот необычный показатель на первом УЗИ? — повернулась ко мне Шарлотта.

— Какой показатель? — спросил Рамирес.

— Специалист УЗИ сказала, что рисунок мозга предельно четкий.

— А он не может быть слишком четким, — сказал я.

Рамирес и его коллега обменялись взглядами.

— И что сказал ваш врач?

— Ничего, — пожала плечами Шарлотта. — Никто не упомянул несовершенный остеогенез, пока мы не сделали УЗИ на двадцать седьмой неделе и не увидели все переломы.

Рамирес повернулся к Марин Гейтс.

— Проверь, можно ли диагностировать заболевание на ранних стадиях беременности, — велел он, потом снова посмотрел на Шарлотту. — Вы могли бы предоставить свои медицинские документы? Нам нужно понять, есть ли основание для возбуждения иска…

— Я думал, у нас нет веской жалобы.

— Возможно, есть, офицер О’Киф. — Роберт Рамирес посмотрел на тебя так, словно пытался запомнить черты твоего лица. — Только совершенно другая.

Марин

Двенадцать лет назад я еще училась на последнем курсе колледжа, никуда особенно не спешила, но как-то раз мы с мамой сели за кухонный стол и обстоятельно обо всем побеседовали (подробнее позже).

— Я не знаю, кем хочу стать.

По иронии я и на тот момент была неизвестно кем. Я с пяти лет знала, что меня удочерили — корректный термин для того, кто понятия не имеет о своем происхождении.

— А чем бы ты хотела заниматься? — спросила мама, сделав глоток черного кофе.

Я же пила кофе с молоком и сахаром — одно из многочисленных различий между нами, ведущих к немым вопросам: а моя настоящая мать тоже любила кофе с молоком и сахаром? Была ли она голубоглазой, как и я, с высокими скулами, тоже левшой?

— Я люблю читать, — сказала я и закатила глаза. — Какая глупость!

— А еще ты любишь спорить. — (Я усмехнулась.) — Читать и спорить. Милая, — просияла вдруг мама, — ты обязана стать юристом.

Спустя девять лет я оказалась в кабинете гинеколога из-за плохих результатов в цитологическом мазке. Пока я ждала врача, перед глазами промелькнула жизнь, которой у меня не было, дети, рождение которых я откладывала на потом, ведь я с головой ушла в юридическую учебу и карьеру; мужчины, свидания с которыми я отменяла, желая доделать адвокатский отчет; загородный дом, который я не купила, потому что работала целыми днями и не успевала насладиться просторной тиковой верандой и видом на горы.

— Давайте посмотрим медицинскую историю вашей семьи, — сказал врач.

Я ответила стандартной фразой:

— Меня удочерили. Я не знаю медицинскую историю своей семьи.

С результатами анализов все обошлось — случилась лабораторная ошибка, — но именно в тот день я решила начать поиски биологических родителей.

Знаю, о чем вы подумали: неужели я не счастлива в приемной семье? Ответ: счастлива. Поэтому до тридцати одного года я не занималась поисками. Я всегда была счастлива и благодарна, что выросла в этой семье, другой я не желала. И мне совсем не хотелось огорчать родителей такими новостями.

Всю свою жизнь я знала, что мои приемные родители мечтали об удочерении, и понимала, что биологические отец и мать отказались от меня. Мама отделалась банальной фразой, что мои настоящие родители были молоды и не готовы заводить семью. Разумом я все понимала, но в глубине души затаила обиду. Наверное, я хотела выяснить, почему меня бросили. Переговорив с приемными родителями — мама все время плакала, но обещала помочь, — я неторопливо взялась за поиски, на которые не решалась шесть месяцев.

Что значит быть приемным ребенком? Это как прочитать книгу, первые главы которой вырваны. Вам нравится сюжет и персонажи, но все равно тянет прочесть первую строку. Вы несете книгу обратно в магазин со словами, что там отсутствует первая глава, а вам отвечают, что продать целый экземпляр не могут. А что, если вы прочтете первую главу и поймете, что книга вам уже не нравится, и вы оставите ужасный отзыв на «Амазоне»? А что, если заденете чувства автора? Не лучше ли довольствоваться тем, что есть, и просто наслаждаться историей?

Архивы о приемных детях хранились в закрытом доступе, куда не могла проникнуть