Стоящие перед ним трое (между прочим, все в одинаковых, точь-в-точь похищенная, серых куртках), обернулись сочувственно:
- Потерпи, мужик! Уже близка цель заветная!
- Да что за цель! - раздраженно бросил мрачный и темноволосый. Два часа стоять за одной!
- Скажи спасибо, что два часа! - радостно провещал другой соочередник, кучерявый, с веселым взором за очками. - Вчера в "стекляшке" мужики четыре часа толклись, а ничего не достали, весь лимит выбрали.
- Лимит?! - заволновался третий, изморщиненный и дрожащий. - А ну как и здесь выйдет?!
- Говорил я, надо было справку взять. Пока ведь дают на похороны, этот крантик еще не перекрыт, - гудел мрачный.
- Ну что там дают! - отмахнулся второй. - Что слону дробина.
- Говорят, в Приморье с двух часов и почти без очереди, оживленно сообщил морщинистый.
От него отмахнулись:
- Не трави душу!
Дверь, даром что узкая, исправно засасывала людей, и вот уже втянула в свое чрево тех троих, а следом и Водяного, и через несколько минут толкотни, выложив на прилавок, по примеру других, красную бумажку, оказавшуюся, на счастье, в кармане брюк, наш герой стал обладателем узкогорлого желтоголового сосуда, в котором холодно переливалась прозрачная жидкость.
Выйдя на крыльцо, Водяной разом застыл в этой атмосфере нетерпеливых, завидущих взглядов, и замер, прижав к груди добычу, не зная, куда с ней податься, готовый вновь вернуться в тесноту магазинчика, где было тепло, где лица расцветали довольными улыбками, но, обернувшись, понял, что это невозможно, дверь стерег какой-то сине-серый.
- Эй, друг, - окликнул приветливый голос, и Водяной опять увидел тех троих. - Ты что, без коллектива??
Водяной, поняв значение незнакомого слова, кивнул, чуть удерживая слезу.
- Я так и понял! - Морщинистый доверчиво заглянул в его лицо. Пошли с нами, а? Твоя выпивка - наша закуска. Ты, я вижу, не шибкий питок, да?
- Не шибкий, - с готовностью кивнул Водяной.
- Тем лучше. Понимаешь, сегодня его родич навернулся, - он кивнул на мрачнолицего, - похороны, правда, завтра, но ведь надо помянуть, а что наши три бутылки, верно?
Водяной опять кивнул, счастливый, что кончилось его одиночество, и они все вместе быстро пошли куда-то по быстро темнеющим улицам, а зов куртки не утихал, из чего наш герой заключил, что один из троих новых знакомцев и есть его властелин, но до того он был измучен сегодняшним днем, что думы эти от себя прогнал. Властелин так властелин, что же поделаешь. Зато не в одиночестве ночку коротать!
Душа его медленно согревалась, и, вспомнив своего утопленника, Водяной подумал осуждающе: "Экий же ты нетерпеливый оказался! Человек-то, получается, ко всему привыкает!"
*
Наступила ночь - ранняя, осенняя. В бытность обимурскую, подводную наш герой эту пору крепко любил и без страха взирал поэтому на меркнущее небо. А вот на блеклые улицы, по которым Водяной и его новые знакомцы быстро шли меж фонарных столбов, обращать взоры не хотелось. Опасность чудилась за каждым углом, но, как ощущал Водяной, опасность не столь грозная, сколь гнусная: похоже было, что плывет он путем незнаемым меж затонувших кораблей, иллюминаторы которых почему-то светятся, а пассажиры еще не ведают о своей свершившейся судьбе.
Порыв сквозняка хлестнул Водяного по лицу и прогнал ненужные мысли. Сквозняк хозяйничал во дворе и всех входящих подвергал обыску и допросу. Едва отбившись от его назойливости, вошли в дом.
Подъезд еще более напомнил владыке Обимурскому подводный каньон, только вот вода... то есть воздух в нем был мутен и слоист. Кое-где на площадках слабо мерцали лампочки, и в их свете Водяной с любопытством разбирал на стенах загадочные письмена и имена. Вдруг он увидел начертанное большими буквами: "Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ", словно бы ни к кому не обращенное, и сердце его дрогнуло. Он вспомнил "армию двоих"...
На пятом этаже путь им преградила дверь. Печальный голос встретил Водяного и его новых знакомцев. Сначала Водяной подумал, что Голос одинок, но вскоре в полумраке разглядел женщину с мягким, словно бы разбавленным слезами лицом и грустными губами. Водяной вспомнил слова о смерти, увидел завешенное черным платком зеркало - и низко поклонился хозяйке...
Все вместе они пошли сначала на кухню, где начали что-то есть, то и дело произнося: "Ну, давайте!" - и сдвигая рюмки. Потом появились какие-то женщины, и Водяной понял, что встретившая была здесь вовсе не хозяйкой, потому что вновь пришедшие мигом вытащили гору посуды и кучу еды и начали варить, жарить, печь, стучать, резать, лить, мешать, толочь, рубить, кромсать, сыпать, мыть, греметь, бранить, бросать, ворчать, и в конце концов мужики забрали свои тарелки и рюмки и большую кастрюлю с какой-то едой и пошли искать другого пристанища.
Люди в квартире словно бы возникали из стен. В каждой комнате курили, ругались, плакали, недоумевали, опасливо оглядывались, умолкали. В коридорном закутке Водяной вновь увидел печальную женщину, которая, сама плача, пыталась утешить сгорбленного юнца - его уже явно встречал где-то Водяной... Но новые друзья вели его дальше, и наконец они вошли в полутемную комнату, где было тихо, но посредине стоял длинный черный ящик.
Гроб!
- Ничего, - успокоил других веселоглазый. - Ничего, мужики... Мы тихонько.
- Да, пусть он нас простит, - усмехнулся мрачнолицый. - За него, в конце концов, выпиваем.
Изморщиненный испуганно кивнул.
Они опять ели и пили, лица плавали в дыму и полусвете, их становилось все больше, словно люди со всей квартиры собрались сюда, и каждый нес сосуд, как будто посвятил вечер толкучке очередей. Водяной с изумлением разглядел на полу маленькую беленькую девочку, которая что-то строила из спичечных и папиросных коробков. Люди толклись туда-сюда, ее строение распадалось, девочка тихо вздыхала, убирала за ушки неровные светлые прядки и снова, снова ставила коробочку на коробочку.
Водяной приткнулся в углу диванчика, опасливо поглядывая на гроб. Впрочем, похоже, это соседство никому не мешало. Уже какой-то постноликий, с прилипшими ко лбу волосами, с вывертом щипал гитару. Его прокуренный хрип на какое-то мгновение заставил всех умолкнуть, но тут же о нем забыли, и певец горько пожаловался сидящему рядом Водяному:
- Вот так всегда! Позовут, а потом себя слушают. И опять, и опять зовут. Я на части рвусь, а надо это им? Кони пр-ри-вер-ред-ливыя... Нет мне покоя, знаешь ли, и в вечном покое!
От его темного стылого взора застыл и Водяной. Хриплогласый взял гитару под мышку и ушел.
Водяной посмотрел на пыльную лампочку и увидел в ее серединке дрожащую, белую от усталости спираль. Зарябило в глазах, он зажмурился, слушая сумятицу слов:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});