- Ты здорова. Все получится. – Он взял меня за плечо, когда понял, что я собираюсь вытащить таблетки. – Оставь их.
Смех недоверия застрял у меня в горле. Я месяцами терпела прихоти и придирки Ника ради гармонии в семье, но это было уже слишком. Я не собиралась иметь ребенка, к которому ни один из нас не был готов.
- Ник, я думаю, что нужно повременить с этим решением, - сказала я, пытаясь расчесать запутанные волосы. – А сейчас не самое лучшее время, что бы обсуждать такую важную тему, когда мы оба собираемся на работу…
- Я сам буду решать, когда и о чем мы будем говорить! – от неприкрытой ярости в его голосе я выронила расческу. – Я не знал, что мне надо назначать специальную чертову встречу с тобой, чтобы поговорить о нашей личной жизни!
Кровь отхлынула у меня от лица, а сердце от испуга стало биться в бешенном ритме.
- Ник…
- Ты когда-нибудь думаешь о ком-то другом, кроме себя, любимой? – от гнева голос Ника прерывался, а по лицу заиграли желваки. – Всегда, только то, что хочешь ты… Ты, эгоистичная сука, а как насчет того, что хочу я?
Он склонился надо мной, высокий и разъяренный, а я сжалась около зеркала.
- Ник, я только… - во рту у меня пересохло, и я не могла толком выдавить из себя слова. – Я не говорю нет… Я только хочу… хотела бы… поговорить об этом позже.
Мои слова вызвали у него, рвущее мою душу, презрение.
- Я не знаю. Возможно, об этом и не стоит говорить. Наш брак, возможно, не стоит и кучи дерьма. Ты думаешь, что сделала мне гребанное одолжение, когда вышла за меня? Нет, это я сделал тебе одолжение. Ты думаешь, что кто-нибудь еще вынес бы все твое дерьмо?
- Ник…- в панике и недоумении, я наблюдала как он пошел в спальню. Сначала я хотела пойти за ним следом, но вид его яростно напряженной спины испугал и остановил меня. Мужчины в моей семье вообще редко выходили из себя, а если это и случалось, то они быстро отходили. Но характер у Ника был другим: его гнев разрастался, питаясь сам собой, пока его размеры далеко не превышали первопричину. В таких случаях, я никогда не знала, какой стратегии лучше придерживаться… Если я пойду следом за ним и стану приносить извинения, это может только подлить масла в огонь. Но если я останусь в ванной, то он может найти в этом новую причину для недовольства, считая себя проигнорированным.
Я остановилась в дверном проеме между обеими комнатами и наблюдала за действиями Ника. Он пошел в гардеробную, резким движением сдвинул в сторону часть вешалок и схватил одну из висящих там, поглаженных рубашек. Приняв решение отступить, я вернулась в ванную.
Мое лицо выглядело бледным и напряженным. Я нанесла немного румян на щеки, но, казалось, что краска существует сама по себе, не проникая в кожу. К тому же, из-за холодного пота, выступившего на лице, получились отвратительные румяные полосы. Я взяла влажную салфетку, собираясь стереть все это безобразие, когда мир вокруг меня взорвался.
Ник вернулся, загоняя меня в угол, сжимая что-то в кулаке. И кричал. Я никогда прежде не испытывала, каково это, когда тебе прямо в лицо кричит другой человек, и это была своего рода смерть. Я чувствовала себя низведенной до уровня животного, неспособной ни на что, кроме страха и немого непонимания.
Вещью в его руке была полосатая рубашка… Я испортила ее каким то образом… ошиблась… но Ник сказал, что это было сделано специально. Я сделала это нарочно, сказал он. Она нужна была ему сегодня утром для важной встречи, а я сказала, что не знала, как это важно, и что мне очень жаль, но каждое мое слово только добавляло красноты в его лице. Его рука размахнулась, и мир загорелся.
Моя голова отлетела вместе с капельками пота и слез в сторону. Осталась лишь горящая неподвижность. Кожа на лице пульсировала и опухала.
Я не могла постигнуть, что Ник ударил меня. Я стояла пошатываясь, кончиками пальцев пытаясь дотронуться до того места, где высокая температура перешла в нечувствительность.
Я ничего не видела из-за пелены слез, заполнивших мои глаза, но услышала, когда Ник грубо и с отвращением сказал:
- Смотри, до чего ты меня довела, - и с этими словами он вернулся в спальню.
Отступать было некуда. Я не могла сбежать из квартиры. У нас был только один автомобиль. И я не знала, куда мне идти. Я намочила холодной водой тряпку, и сидя на закрытой крышке унитаза, прикладывала капающую ткань к щеке.
Не было никого, кому я могла бы рассказать. Это было такое, что Тодд и мои друзья никогда бы не назвали «частью нормальных отношений» и ни чем не смогли бы меня утешить. Чувство стыда пронзило меня, распространяясь по всему телу и проникая в душу… пока не появилось чувство, что я должно быть заслужила это, и, что, если бы не я, этого не случилось бы. Я знала, что это не правильно. Но что-то во мне, что-то в моем воспитании, не позволило стыду взять верх. Это скрывалось во мне, ожидая повода, чтобы проявиться. Ждало Ника, или кого то, такого же, как он. Я была отмечена этим, как невидимой краской… которая проявилась при нужном освещении.
Я ждала, не двигаясь, все время, пока Ник собирался на работу. Я не пошевелилась даже тогда, когда услышала, что Ник звонит в «Дарлингтон» и говорит, что я сегодня не выйду на работу. Его жена, к сожалению, заболела, сказал он. Грипп, или что-то в этом роде, сказал он. Его голос казался сострадательным и заботливым. Он хохотнул на какую то фразу собеседника на другом конце провода.
- Да, - сказал он. – Я буду хорошо о ней ухаживать.
Я ждала, пока не услышала звук ключа в замке входной двери.
Двигаясь, как старуха, я дотащилась до мусорной корзины и вытащила свои таблетки. Взяв одну таблетку, я запила ее водой, болезненно морщась.
Я нашла полосатую рубашку на полу спальни и разложила ее на кровати. Внимательно ее рассматривая, я не могла понять, что с ней было не так. Я не могла найти недостатки, которые привели Ника в такое неистовство. «Что я сделала не так?» - вслух спросила я, проглаживая пальцами полосы. Что я сделала неправильно?
Желание исправиться засело занозой во мне. Я знала, что смогу так или иначе. Я стирала, крахмалила и выглаживала полосатую рубашку снова и снова. Каждая ниточка, каждый шов, каждая пуговица выглядели идеально. Я повесила ее в гардеробной, проверила все остальные рубашки, аккуратно сложила всю обувь Ника, поскладывала все его свитера ровными стопками.
Когда Ник вернулся домой, квартира была убрана, стол накрыт, а кастрюля с «Кинг ранч» ждала его в духовке. Его любимая еда. Мне было тяжело смотреть на него.
Но Ник вошел смущенный и улыбающийся, с букетом ярких цветов. Он протянул мне его.
- Вот, любимая, - он склонился, чтобы поцеловать мою щеку, ту, которую он ударил. Половина лица у меня было красной и опухшей. Я держалась стойко, когда его рот коснулся моей кожи. Я хотела резко отодвинуться. Я хотела ударить его. Но больше всего я хотела плакать.