плечами, чувствуя внезапную усталость. – Бог его ведает. В самом деле не знаю, что и думать.
Глава 12
Я сидел рядом с тем местом, где год назад захоронил прах Эми, – на отлогом косогоре, метрах в двадцати за задней стенкой моего трейлера. Здесь много солнца, и моего родного спаниеля здесь окружало все, что было ему близко и дорого. Скучал я и по Сью, который теперь выздоравливал у доктора Роусон. Скорей бы уж моя овчарина вернулась домой, к своему главенству над всеми нами, простолюдинами.
Дом у меня, кстати, вовсе не маленький – три комнаты, знаменитая серия трейлеров без колес – и расположен на просторном лесистом участке в Лансинге, южном пригороде Чикаго. Этот дом я купил за год до того, как мы с Микки поженились. Одним из счастливейших дней в моей жизни был тот, когда я на руках внес ее сюда через порог. Ну а печальный, соответственно, тот, когда я помог ей съехать.
У нас с Микки любовь была еще со школы. Говорят, такие отношения непрочны, но не это разрушило наш брак. Я ее люблю, и это, похоже, навсегда, пусть даже она предъявила нашему семейному психологу целый список моих причуд и странностей, в то время как у меня на нее значилась всего одна.
Микки любила собак.
Звучит, понятное дело, странно при моем к ним отношении в плане и заработка, и подавляющей части досуга, так что я это, пожалуй, перефразирую. Микки собаки всего лишь нравились. Хотя между «нравиться» и «любить» лежит пропасть величиной с Большой каньон. Черт возьми, собаки нравятся почти всем – ровно до тех пор, пока не приходится иметь дело с их какашками, ссаньем, прорезыванием зубов, когда они вусмерть изгрызают ваши любимые вещи; назойливым лаем, драньем мебели, кусачими счетами от ветеринара, полуночными хождениями в туалет и черт знает чем еще.
Так что по жизни я усвоил одно: если мне все же выпадет когда-нибудь снова жениться, то непременно на ком-нибудь, кто собак действительно любит.
Кстати, о повторных узах: спустя месяц через общего знакомого я услышал о помолвке Микки и предстоящей свадьбе. В тот вечер я, понятно, принял лишку (что поделать, мужики так устроены) и, конечно же, поймал себя на том, что в предрассветный час набираю ее номер. Никаких «отлучек налево» мы на протяжении нашего брака не допускали – ни за мной, ни за Микки такого не водилось, – и тем не менее сейчас я был полон желчи, уксуса и изрядного запаса ненормативной лексики. Возможно, дело было в раннем часе, или она увидела, кто ей звонит, по определителю, но гудки длились, казалось, целую вечность. Вот-вот должен был включиться автоответчик, но тут Микки наконец взяла трубку.
– Привет, Мейс, – сказала она голосом скорее усталым, чем сердитым.
– Надеюсь, в этот черед тебе повезет больше, – после секундной паузы сказал я и положил трубку.
С тех пор мы не общались.
Шел четвертый день после того происшествия в бриджпортском логове. Мое заявление, при содействии детектива Хэнсона, вышло коротким и благозвучным: «Я прибыл туда первым. Дом казался пустым, но когда я приложил ухо к окну, мне показалось, что я слышу стон, как будто кто-то страдает от сильной боли. Я подумал, что это Бекки Грол или, может быть, Юнис Чампайн, и, зная, что подкрепление уже в пути, принял решение войти. Идя на звук стона, я попал в потайную комнату, находящуюся в подвале, и занимался освобождением Бекки Грол, когда на нас было совершено нападение».
Вряд ли Чампайн – убийца-серийщик – станет привлекать меня к суду из-за Виры: у него самого теперь проблемы с законом такие, что не развязаться. А мои старания проникнуться хоть каким-то сочувствием к сыну Чампайна – дикаренку, которому в жизни не оставалось иного шанса, кроме как попасть в водоворот безумия своих родителей – меркнут всякий раз, стоит мне вспомнить, что он выделывал своим тесаком со Сью: поделом ему, засранцу. Что до Бекки Грол, то она теперь дома со своими родителями, и хотя пресса не докучает их семье своим вниманием, она таки стала медиаперсоной, учитывая то, как разделалась с одним из двух своих мучителей. При прощании в больнице Бекки меня крепко обняла.
Полагаю, у семейства Грол я попал в список кандидатов на рождественскую открытку.
Лично я, к счастью, засветился в новостях всего лишь как анонимный полицейский агент. Меня это более чем устраивает – не только потому, что в любом телеинтервью я смотрюсь настолько неуклюже, что впору посостязаться с кем-нибудь из «Тупой и еще тупее»; но и, что более опасно, я мог увлечься и ненароком спалить Пола и детектива Хэнсона, а также – страшно вообразить – поставить Виру в первый ряд на смертельную инъекцию.
Я щелкнул крышечкой «Курс лайт» (пол-литра, а не ноль три) и погрузился в размышления, наблюдая, как по веранде сзади дома, между шезлонгами и столиком для пикника, бесцельно слоняются Дельта, Мэгги Мэй и Вира. Из двоих колли Мэгги сразу же взяла на себя роль приемной мамаши Виры, а Дельта – ее всезнающей тетушки. Сью, понятное дело, был наполовину патриарх, а наполовину – комендант лагеря. Но сегодня мои собаки вели себя тихо. Своих девочек я возил к доктору Роусон навестить Сью, но тот был напичкан снотворным и едва мог поднять голову, вслед за чем опять ушел в сон. Девочки понимали, что что-то произошло, и над всей троицей висело чувство печали.
Вира глянула в мою сторону и побрела ко мне. На пути она остановилась у того места, где я захоронил прах Эми; трава здесь наросла немного с другим оттенком нефрита. Вира с чуть заметным движением, похожим на кивок, подошла и присела рядом со мной.
– Привет, Вирчик, – сказал я, притрагиваясь к ее макушке.
Мгновение спустя Вира уже была у меня на руках и, бойко вихляясь всем телом, облизывала мне лицо и старалась всячески подбодрить. Пришлось ее сдерживать, чтобы она не лизнула швы на моей шее.
Через минуту она успокоилась, и я переложил ее себе на колени.
– Безумная неделя, Вира… – Вздохнув, отхлебнул пива. – Совершенно безумная.
* * *
Как раз когда я вынимал цыпленка для гриля, подняли лай мои собаки, а затем я услышал, как к дому подъезжает машина. Случайные посетители у меня появляются редко, особенно после ухода Микки, и я отодвинул занавеску поглядеть, кто там пожаловал. За моим пикапом остановилась полицейская машина. Это был явно не Хэнсон – если