Пока Юнона переодевалась - не без помощи компаньонки, конечно, ее мать сидела на месте и, молча, наблюдала за каждым движением дочери. Юнона видела по ее взгляду, как пугает женщину жажда свободы дочери, ее инакомыслие, любовь к запрещенной литературе и излишняя резкость. Девушка отлично понимала, что могла бы добиться большего, не родись "благородной девицей", что она могла бы стать отличным солдатом, или ученым, или кем-нибудь еще - кем угодно, но точно не женой. Ее мать это злило и расстраивало, но Юнона едва ли могла справиться с самой собой. К тому же безволие матери и ее покорность отцу злили и расстраивали Юнону точно так же.
-Скоро начнется война с Раттенкёнигом, и мы хотим, что бы ты успела выйти замуж до этого.
-Да, отличная идея, матушка, - Юнона глубоко вздохнула и дернулась - компаньонка слишком туго затянула корсет, и теперь у молодой невесты заболели ребра. - Может, ты мне предложишь и радости материнства познать во время войны?
-Ты - женщина, Юнона.
-Да-да, я помню, домашний очаг, дети... - Юнона раздраженно всплеснула руками. - Если скоро грянет война, то я хочу в ней участвовать. Я хочу защищать Раттенфэнгер так же, как и мои братья, а не сидеть дома с орущим свертком.
-Ты не мальчишка, чтобы о таком мечтать, - раздраженно процедила женщина. Она кивнула компаньонке на пуф перед зеркалом и, когда та усадила на него Юнону, подошла к дочери и стала расчесывать ее спутанные темные волосы.
-Я поняла, что я - не мальчишка, еще когда ты сказала, что я - женщина, спасибо, - огрызнулась Юнона, - Кто-то же должен защищать эту страну до тех пор, пока не проснется Принц-Ворон.
-И это точно не ты, - женщина сильно дернула девушку за волосы, сделав вид, что это вышло случайно, и Юнона вскрикнула. - И не смей больше упоминать эту ересь о Принце-Вороне, за такое могут и в коробке подвесить.
-Лучше коробка, чем замужество... - пробормотала себе под нос Юнона и закрыла глаза, стараясь не смотреть на свое отражение и то, как мать заплетает её волосы в косы...
Виктор проснулся от холода. Закутавшись в одеяло посильнее, он свернулся калачиком, пытаясь согреться, но тщетно. Тогда Виктор медленно сел и нехотя вылез из-под одеяла, зябко ежась и изредка покашливая. Одевшись теплее и закутавшись в кардиган грубой вязки по самый нос, Гадатель первым делом вытащил карту, пытаясь хотя бы мельком понять свой сон. Ему редко что-то снилось просто так и в том, что эта девочка приснилась ему по какой-то причине, он не сомневался. Вытащенной картой была девятка пентаклей: худенькая девушка в пышном платье, украшенном монетками, танцевала, и Виктору даже показалось, что он слышит ее смех.
-Приданое, стало быть... - пробормотал себе под нос Гадатель, убрал карту обратно и спрятал колоду. Только потом он быстро спустился вниз и замер на пороге кухни.
-Доброе утро, - Анна улыбнулась ему и тут же достала из шкафа чашку, - Кофе будете?
-Доброе. Отказывать не стану, - Гадатель устало опустился на стул.
-Вы выглядите усталым. Не спалось или кошмары мучают?
-Сны мучают. Но не уверен, что кошмары, - Виктор благодарно принял из ее рук чашку и сразу же сделал несколько глотков. Кофе был насыщенным, но в нем не было ни единой горчинки, только нежные ореховые нотки, нотки темного шоколада, и никакого сахара. Виктор удивленно моргнул, сделал еще один глоток и, едва сумев отогнать нахлынувшие ассоциации с детством, выдохнул. - Точно такой же кофе готовил Учитель.
-Ну, Грег многому научил и меня, пока жил здесь. И выучить его фирменный рецепт кофе было очень непросто, - Анна улыбнулась и села рядом. - Получилось?
-Не знаю, как ты этого добилась, но вкус точно такой же. И тем более не знаю, как ты выпытала у него рецепт, он ведь даже мне его не говорил, - Виктор ухмыльнулся и сделал еще несколько глотков. Все это вызывало у него странное ощущение, будто отец совсем рядом, и тем страннее было сознавать, что никто не знает, где он на самом деле.
-Это странно - пить кофе, сваренный им, и не видеть его, - Виктор покачал головой. Анна пожала плечами и подвинула Гадателю тарелку с тостами с малиновым джемом.
-Конкретно эту порцию сварил не он, значит, и Вам не нужно думать об этом, - произнесла она. Виктор фыркнул, но не ответил, послушно взяв тост, и начал есть.
Они не говорили больше: Анна занялась домашними делами, Виктор допил кофе и доел тосты, а потом вернулся к себе в комнату и стал собираться на похороны. Прежде, чем он ушел, Анна напомнила ему, что ему стоит купить себе пальто потеплее, и объяснила, как добраться до кладбища пешком за двадцать минут. Несмотря на ужасный холод, Виктор все же предпочел бы прогуляться и постараться привыкнуть к этому морозу. В конце концов, он не мог точно сказать, сколько еще пробудет здесь, а ему не хотелось бы мучиться каждый раз, когда придётся выходить на улицу.
Иероним ждал его на крыльце - упершись спиной в стену дома, альбинос так и стоял, неподвижный, словно статуя изо льда. По-своему это пугало, и Виктор едва сдержался от того, чтобы не потрясти его, в попытке убедиться, что перед ним живой человек.
Иероним открыл глаза раньше и, окинув сначала Виктора, потом Анну взглядом, выпрямился и хрипло поздоровался. Анна скептически выгнула брови и поджала губы, подозрительно воззрившись на альбиноса, тут же попрощалась с Гадателем и скрылась за дверью.
-Мне не нравится этот взгляд, Белоснежка, - пробормотал Виктор и натянул шарф на лицо. Холодный воздух снова отозвался в легких неприятным покалыванием.
-Она ведет себя так, словно тебе лет двенадцать и ты ее сын.
-Ты много матерей с сыновьями в своей жизни видел, умник? - Виктор фыркнул. - Она медсестра, а я, по ее мнению, слишком болен. Это... как это называется? Профессиональная деформация?
-Ладно, - Иероним пожал плечами. - Мы можем поймать машину, если тебе слишком плохо.
-Мы пойдем пешком, - Виктор почувствовал, как ему на плечо опустился ворон и тут же погладил птицу по жестким перышками. - Но спасибо за заботу.
Виктор почти не удивлялся тому, какое внимание привлекает его болезнь, хотя и привыкнуть к этому не мог, да и не хотел. Ему становилось хуже с каждым днем, и еще хуже становилось после какого-нибудь ритуала. Медитации почти не помогали, и Виктор отлично понимал, что это не тот недуг, который можно излечить только ими. Или пресловутым раскаянием в своих ошибках. Он почти научился жить с этой Болезнью и автоматически прикрывал нос в местах, где царят какие-то резкие запахи, пыльно или наоборот слишком чисто. Он смирился с тем, что жара душит его, а холод пожирает изнутри, и ему совершенно не нужна была чужая забота.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});