Вопросы, заданные личным помощником Луки, потребовали его полной концентрации. Пришлось решать проблемы и заниматься какими-то делами, в то время как мир в руинах лежал у его ног.
Лука был на середине фразы, когда сотовый телефон издал сигнал.
Шеннон. Наверняка она. Лука бросил телефонную трубку и схватил сотовый, заметив, как дрожат у него пальцы.
– Пожалуйста… ты не мог бы приехать? – проговорила Шеннон.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Лука замер в дверях, тяжелое дыхание раздирало его грудь. Он опоздал. Шеннон позвонила ему слишком поздно. И вот теперь он стоит в палате и беспомощно наблюдает за оцепеневшей Шеннон.
Доктора посоветовали ему увести ее, но как можно оторвать тонкие, бледные пальцы Шеннон от безжизненной руки ее сестры?
Глаза налились слезами, но Лука не позволил им пролиться. Рано или поздно его нервы не выдержат, но он уступит этому тяжелому, ноющему горю лишь тогда, когда останется один и сможет дать волю своим чувствам.
А сейчас ему опять хотелось ударить по чему-нибудь, пробить кулаком окно или стену. Боль, которая последовала за этим, была бы более терпимой, чем та, что раздирала его.
На непослушных ногах Лука подошел к кровати и присел на корточки рядом со стулом Шеннон.
Как только он взял ее свободную руку, ресницы девушки задрожали, и она посмотрела на него.
– Все закончилось, – прошептала Шеннон.
– Да, – пробормотал он. – Я знаю.
Ее взгляд вернулся к спокойному, безмятежному лицу сестры, и на какое-то время она забыла о присутствии Луки. Через некоторое время позади них раздались приглушенные рыдания, и, оглянувшись, Лука' увидел,; что в палате собрались члены его семьи.
В больницу его привез Фредо, который гнал как сумасшедший. Своих родных Лука оставил самостоятельно добираться сюда. Когда они столпились вокруг кровати, чтобы предаться очередному приступу невыносимого горя, Шеннон беспокойно зашевелилась. В ее глазах появилась тревога, и Лука инстинктивно понял, что она не сможет позволить чувствам выплеснуться наружу, как это принято у импульсивных итальянцев.
Сжав челюсти, он начал осторожно отцеплять ее пальцы от руки Кейры.
Шеннон вздохнула и посмотрела на него с немым укором. Но Лука покачал головой.
– Пора идти, не спорь, – сказал он мягко.
На мгновение ему показалось, что она откажется. Полными слез глазами Шеннон снова взглянула на сестру, и у него все оборвалось внутри, потому что он знал: она прощается с Кейрой.
Через несколько секунд Шеннон позволила ему оторвать себя от сестры. Лука обхватил ее за талию и помог подняться. Мать Луки, плачущие сестры и их мужья с отрешенными лицами – все они по очереди подходили к ней, чтобы выразить свои соболезнования.
Ошеломленная, Шеннон принимала их объятия, крепко держась за руку Луки.
Кейры не стало.
Анджело и Кейра. Теперь ей позволено произносить их имена вместе? Шеннон взглянула на Луку, который стоял возле нее, такой большой и мрачный, похожий на телохранителя. Его красивое лицо опять стало непроницаемым; губы сжаты, глаза горят. Сейчас не время задавать вопросы. Вместе с Лукой она направилась к двери, оставив сестру в окружении людей, которые всегда очень ее любили.
– Ребенок, – сказала Шеннон, едва они вышли из палаты и оказались в тишине коридора.
– Потом, – сказал Лука и повел ее к лифту, затем на улицу, освещенную лучами садящегося солнца.
Было холодно, и Шеннон задрожала. Фредо открыл заднюю дверцу большого серебристого автомобиля. Лука помог Шеннон сесть, затем уселся сам. Как только дверца захлопнулась, он пододвинулся и обнял Шеннон, словно пытаясь поделиться с ней своей энергией.
Лука продолжал держать Шеннон за плечи, пока они шли по главному холлу, а потом поднимались на лифте. Когда они вошли в квартиру, Шеннон неожиданно вырвалась и побежала прямо в свою комнату. Луке понадобилось несколько секунд, чтобы унять грозящие выйти из-под контроля чувства, затем он последовал за ней. Ему хотелось убедиться, что с Шеннон все в порядке, прежде чем оставить ее одну.
Но все вышло иначе. Увидев Шеннон, свернувшуюся калачиком посреди кровати, Лука скинул ботинки, снял пиджак и галстук и лег рядом с ней.
Почувствовав на себе его руки, Шеннон доверчиво прильнула к нему и принялась тихонько плакать.
Когда она успокоилась, он достал одеяло и укрыл себя и ее.
– Я не… – запротестовала она.
– Ты вся дрожишь, – хрипло сказал Лука. – Как только согреешься, я уйду и оставлю тебя в покое.
– Я не хочу, чтобы ты уходил.
Это прозвучало так тихо, что Луке сперва показалось, что он ослышался. Но Шеннон, словно в подтверждение своих слов, подняла руки и обняла его за шею. Он чувствовал теплое дыхание на своем лице, ее грудь мягко прикасалась к его груди, а бедра – к его бедрам. Лука боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть ее.
Потребность Шеннон в его присутствии не проходила и в последующие дни, когда она мало что осознавала. Лука был рядом и помогал ей.
– Ешь, – говорил он ей, и она ела. – Спи, – и она, как маленький ребенок, послушно ложилась в кровать и закрывала глаза.
По утрам они вместе завтракали, затем Лука вез ее в больницу, чтобы она побыла с ребенком, пока он занимался другими делами. Днем Лука опять возвращался в больницу, проводил немного времени в детской, прежде чем отвезти Шеннон домой. Там он усаживал ее за стол и заставлял рассказывать о работе, о жизни в Лондоне, о Кейре и Анджело – о чем угодно, лишь бы заставить ее мозг работать.
Семья Сальваторе смягчилась по отношению к Шеннон. Миссис Сальваторе предложила переехать к ней, но Шеннон отказалась.
– Я хочу остаться с Лукой, – объяснила она, слишком поглощенная горестными мыслями, чтобы понять, что это приглашение было попыткой увести ее подальше от Луки. Впрочем, Лука случайно услышал их разговор и сам отклонил приглашение матери.
Шеннон двигалась как в тумане, который рассеивался лишь тогда, когда она бывала с ребенком. Ее мир сфокусировался вокруг крошечной, так рано осиротевшей дочки Анджело и Кейры.
Она на собственном опыте знала, каково это осиротеть при рождении. Ее и Кейру вырастила тетка, старая дева, которая приехала в Дублин и забрала девочек с собой в Англию. Шеннон знала об этом от Кейры. На три года старше Шеннон, Кейра вспоминала пребывание у тети Меррил с содроганием. Возможно, именно суровое отношение тетки и превратило маленькую Кейру, тосковавшую по матери, в робкую мышку, тогда как Шеннон, не знавшая материнской любви, уже с юного возраста проявляла свою независимость.
Через неделю после свадьбы Кейры тетя Меррил вышла замуж и переехала с мужем в Южную Америку. Шеннон тогда училась на первом курсе университета. Ни одной из сестер не приходило на ум, что женщина, от которой они зависели, только и ждала момента, когда с нее спадет груз ответственности за них, чтобы заняться своей личной жизнью. Кейра в то время жила во Флоренции. Так вот и получилось, что тетка и сестра оставили Шеннон одну, и, предоставленная самой себе, студентка превратилась в яркую, самодостаточную, переполненную жаждой жизни женщину.