Одинаковое у нас разве что — рост, да и то я, кажется, выше, но уж никак не попа.
— Надо было кого-то другого придумать, — потирая ладонью лоб, задумчиво произносит Алмазов, при этом совершенно не скрывая улыбки. — Просто мы с ней ехали в одном вагоне метро, вот она первая, кто пришел на ум. Ну ладно, мне просто хотелось шлепнуть именно тебя. Если бы не пигментное пятно на твоей ноге, я бы не признал, что это ты. Прическа другая и машина. В жизни бы не подумал, что ты водишь авто. Как тебе дали права?
— Как обычно. Только в отличие от некоторых, я сдала экзамен с первого раза, ничего не заплатив. Да, и такое бывает, Сергей Александрович, — беру свои пакеты в руки. Закрываю машину и разворачиваюсь, попадая взглядом на пакет в руках Алмазова.
Мне впервые хочется бестактно засмеяться. Пакет — старый, потертый, на нем даже имеется дырка, хорошо хоть не огромных размеров. А сам Алмазов в белой облегающей футболке, джинсах и кроссовках. Одежда точно не дешевка. Ну как можно было взять такой пакет?!
— Ты знаешь, что машину можно поставить непосредственно перед больницей? Топать меньше придется.
— Можно, но после двенадцати обещают снова жару и солнце. Не хочу ее перегревать. Я берегу свою машину, а здесь тенек. А учитывая, что я на нее не заработала и это родительский подарок — беречь надо в два раз тщательнее.
— Все, все, я понял, не занудствуй. Пойдем, — выхватывает из моих рук пакеты. — Ты, кстати, чего приперлась в такую рань? — оглядывается назад, когда понимает, что я за ним не успеваю.
— Я люблю приходить пораньше, чтобы все успеть. А вы? Кто сказал, что любит поспать подольше?
— Меня твоя музыка разбудила. Я обделался от страха, ну и как-то потом не смог заснуть.
— Врете, — наконец равняюсь с ним.
— Вру. У меня сегодня важное мероприятие, поэтому мне надо закончить, если не в положенные рабочие часы, то хотя бы в пять. Это максимум. Я тебе подарок, кстати, принес. Но подарю его только в конце рабочего дня, чтобы ты открыла его в спокойной обстановке.
— А с чего вы мне решили его подарить?
— Как это с чего, нравишься мне, вот и дарю.
— Нравлюсь? Так вы поэтому меня шлепнули по попе? Потому что я вам нравлюсь?
— Она еще спрашивает. Ну, конечно, нравишься, раз я тебя подвез до дома, тогда как у меня трубы горели в другом месте, — как ни в чем не бывало бросает он.
— В каком?
— Давай оставим некий флер таинственности в наших отношениях, — отшучивается Сергей Александрович, подталкивая меня первой к пропускнику. Сказать что-нибудь колкое в ответ про «наши отношения» я просто не успела. Стоило только выйти снова на улицу, как начался сильный дождь.
Молча беру один из своих пакетов, достаю оттуда зонт и открываю под цепким взглядом Сергея Александровича.
— Можете встать ко мне под зонтик, он большой.
— Супер. Я загадал, если сама предложишь встать под зонтик — у меня будет секс в течение двух недель. А если не предложишь — не будет. Фух, прям от сердца отлегло. Суй свою руку в мою руку. Точнее в дырку. Так удобнее топать.
— Совать будете вы, если загаданное с зонтиком окажется правдой. А я и так дойду, — и без того касаемся друг друга плечами. Явный перебор.
— Ну я надеюсь, окажется правдой. Ты как, не против?
— Не против чего?
— Секса.
— Почему я должна быть против?
— Да кто ж тебя знает, — усмехаясь, произносит Алмазов и как только мы сворачиваем к корпусу, он поскальзывается на мокрой земле.
— Эбонит твою мать, поскользнулся!
Знаю, что смеяться, когда кто-то падает, тем более так открыто — дурной тон, но ничего не могу с собой поделать. Меня даже не смущает, что один мой пакет оказался в грязи. Вид Сергея Александровича, который приподнимается с земли, с грязной рукой и не менее грязной левой штаниной джинсов — вот оно самое интересное.
— Ну наконец-то. Я уж думал, что ты не умеешь улыбаться, не говоря уже о смехе.
— Простите, что смеюсь, это очень бестактно с моей стороны, но… ничего не могу с собой поделать.
— Прощаю. Мне так нравится больше. Пойдем, надо это дерьмо смыть с руки. Штанину мне простирнешь?
— Я вам не жена, чтобы что-то там стирать. Так что, конечно же, нет.
— А за двести рублей?
— Нет, — ускоряю шаг, в ответ на его «предложение».
— За триста?
— Нет, — тихо произношу я, еле сдерживая улыбку.
— Пятьсот, — совершенно серьезно произносит он, открывая дверь в корпус.
— Нет.
— Тысяча — мое последнее слово. Если нет — твоим трусам и тебе придется не сладко.
— Да хоть кисло.
— Ну смотри, Полина Сергеевна. Я добрый, но мстительный.
— Мстите.
— Мстю.
* * *
Не знаю, как этому мужчине удается перевоплощаться в течение какого-то часа от полного «Серожи» до солидного Сергея Александровича. Но факт налицо — джинсы простирнул и нет, не надел мокрые, а переоделся в чистый и идеально отглаженный белый медицинский костюм. Никогда бы не поверила, что у него в наличии не один халат, а еще и костюм. И оба чистые и отглаженные. Мой «подарок» в виде кактуса, забирающего негативную энергию, который я сразу же поставила на рабочий стол, он не оценил. Вообще, после того, как мы вошли в ординаторскую его как будто подменили. Слишком серьезный. Полный диссонанс с тем, кого я встретила на улице. Но если быть объективной — так лучше. Он сразу же, не дожидаясь начала официального рабочего дня, загрузил меня работой. Неприятной. Можно сказать — муторной, а именно заполнение медицинских актов для военкомата. От руки… Не на компьютере, а от руки! Бред какой-то.
— Просто тупо переписываешь мою историю болезни. Жалобы. Анамнез. Данные объективного обследования — кратко. Не надо писать все подряд. Этого малолетнего гондураса с подозрением на какой диагноз к нам направили?
— Гипертоническая болезнь. Артериальная гипертензия.