Читать интересную книгу Город заката - Александр Иличевский

У многих навсегда останутся в памяти окровавленные руки палестинца, засунувшего их во внутренности двух израильских резервистов, растерзанных на части. Эти алые руки уже в истории фотографии. И еще помню, как Саддам, принимая военный парад, стрелял из винтовки и призывал создать из паломников миллионную армию и вместо хаджа направить их на Иерусалим.

Каддафи линчевали, пристрелили, но не пленили, а когда убили — не похоронили, хоть по закону хоронить надо в тот же день, ибо мертвец есть воплощение смерти, а та — оплот нечистоты. И вместо того чтобы, как и положено тирану, уподобившемуся фараону, улечься в мавзолее подле подушек с орденами, Каддафи оказался распластан в холодильнике супермаркета. К нему выстроилась толпа, желавшая сфотографироваться вместе с поверженным титаном. В этом есть древняя магия — поедание печени и сердца врага и прочие манипуляции над телом страха: надругательство каким-то образом должно придать живучести и силы победителю.

Следовательно, народ Ливии воевал против своего собственного страха. Если бы труп исчез, он легко ускользнул бы в мифическую область, где остался бы владеть страхом сознания. Грибоедов внушал ужас самому шаху, и тем сильней следовало народу помучить тело русского посланника. То же и с Каддафи: его тело — тело народного страха — должно было войти в повседневный карнавальный обиход, чтобы погасить внушавшийся им ужас.

47

Герой романа Агнона «Вчера-позавчера» Ицхак красил однажды дом в Бухарском квартале Иерусалима. К нему подошла бродячая собака, и он, забавы ради, написал на ее спине малярной кистью «сумасшедшая собака». Калаб — справа налево — Балак: собака на иврите. Вышло так, что Ицхак вывел на спине Балака буквы последней участи — своей и его. Поименованный пес побежал в свой квартал Меа Шеарим. Здесь Балак до смерти напугал всех жителей. Завидев его, они прятались или разбегались. Пошел тогда пес на восток — к Угловым воротам. Затем поднялся к домам Витенберга. Потом вошел в Варшавский квартал. И направился к домам Уренштейна. Оттуда — к скалам неподалеку от Бухарского квартала. Везде, где жили люди, способные прочитать на его спине, что он — бешеная собака, он оставался голодным и битым. Тогда он вернулся в Меа Шеарим. Дома здесь стояли запертыми, на улице ни души. Испугался Балак чего-то и кинулся прочь. Из Меа Шеарим — к домам Натана, из домов Натана — в Венгерский квартал, из Венгерского квартала — к домам Зибенбергена, из домов Зибенбергена — к Шхемским воротам. Наконец он попал во двор выкреста в Нахалат-Шиве. Оттуда помчал к Яффским воротам, вошел в Старый город и направился к Верхнему рынку, а оттуда — к овощному рынку, расположенному близ Еврейской улицы. С овощного рынка пес пошел на рынок Аладдина, затем забрел на Цепную улицу. Отсюда перебрался на Мидийский рынок, а с него — к Батей Махасе.

Наконец Балак поселился среди неевреев — греков, армян, сирийцев, маронитов, коптов и эфиопов, словом, среди тех, кто не способен был прочитать на его спине, что он смертельно опасен. Пожил Балак и среди францисканцев, пресвитерианцев и лютеран.

Затем пришла в голову Балака идея выкупаться и смыть с себя грязь и коросту. Он выбирал между турецкими банями у Львиных ворот, у Западной Стены и близ прудов Хизкияhу; между миквой[7] в синагоге Нисая напротив домов караимов и холодной миквой выходцев из Магриба; между миквой хабадников и миквой во дворе некой агуны…

Путь Балака это особая мистическая тропа, проложенная мощным повествованием Агнона в пространстве Иерусалима. Он — символ, не поддающийся исчерпывающему толкованию, но провоцирующий понимание в ауре тайны. Несчастный пес — жертва безответности и несвободы, жертва злосчастной выходки не слишком счастливого героя. В конце концов сущность, порожденная героем, обращается к хозяину своих бед, который мог бы избавить ее от проклятия, стерев или закрасив надпись. И Ицхак не пугается пса, так как узнает его по буквам на спине. Он единственный еврей во всем городе, который не испугался пса, ибо узнал дело рук своих. Но пес уже болен — имя его обрело смысл, стало сущностью, породило бешеного Балака. И тогда страждущий пес кусает Ицхака, обрекая его на странное возмездие: мученическую смерть от бешенства-водобоязни. Балак подбегает к нему и с вожделением вонзает зубы в его плоть, ибо представляется в его спятившей голове, что кровь, пущенная им из Ицхака, вызовет дождь и утолит жажду пустыни.

Большинство современников Агнона восприняли образ Балака в основном как символ разрозненности Иерусалима. Постоянные ссоры между общинами не способствовали доброжелательной атмосфере в городе, находившемся посреди враждебного арабского окружения.

Сейчас образ Балака воспринимается более философски: он говорит об ответственности при работе со словом-именем, с порождаемыми творческими усилиями живыми объектами.

Мне же в образе Балака видится еще и некий ключ к пространству Иерусалима. Траектория его блужданий, вероятно, могла бы дать многое для понимания внутренней сущности этого города, но сохранившаяся до сих пор принципиальная герметичность тех районов, где блуждал Балак, не позволяет осуществить подступ к этой тайне человеку, не укорененному в жизнь города. Чтобы хоть как-то понять происходящее, например, в Бухарском квартале, необходимо погрузиться в повседневное бытование этой отстраненной от действительности местности. Данная задача невыполнима для стороннего наблюдателя.

48

Иерусалим был основан иевусеями у источника Гихон — пульсирующего водного ключа, с равной периодичностью выбрасывавшего свои воды к поверхности («гихон» — прорыв). Сейчас источник не бурлит, видимо, сказались сдвиги водоносных пластов, вызванные многотысячелетним строительством. Иерушалем иевусеев, чей царь Малки-Цедек — Мельхиседек, царь Шалема, некогда стал другом праотца Авраама, — не сразу был завоеван Давидом. Когда тому понадобилось централизовать управление израильскими коленами, он не смог найти лучшего места для столицы, чем Город Заката, располагавшийся на неприступном укрепленном холме на границе колен Иегуды и Беньямина. Воины Давида прорвали осаду, проникнув внутрь крепости именно через водные коммуникации Гихона. Скоро ступенчатые укрепления крепостного холма были увенчаны царским дворцом. Отсюда псалмопевец увидал Бат-Шеву, купавшуюся в бассейне дома одного из его военачальников, выстроенном на нижних ярусах дворцового комплекса. Здесь был сочинен покаянный псалом. Здесь находятся туннелеобразные гробницы царской династии. Перед смертью Давида его сын Шломо был помазан на царство у вод Гихона, куда его привезли на осле. Вскоре Шломо завершил строительство Первого Храма на указанном отцом месте — на горе Мория, метрах в четырехстах от царского дворца. Крепостные стены тогда охватили Город Заката, ставший Городом Давида, и Храм — спустя пять столетий оба были разрушены вавилонянами.

У подножия Ир Давид — Города Давида — находится Силоамская купель — с омовения в ней начиналось восхождение паломников на Храмовую гору. К Храму отсюда вела широкая ступенчатая улица, раскопанная совсем недавно — и не целиком, ибо местность теперь принадлежит арабским землевладельцам из поселка Силуан, безразличным к еврейской истории. Узкий укрепленный ход, прорезающий культурные пласты, в потемках ведет к музейному комплексу. Здесь любители клаустрофобических ощущений могут продолжить изыскания и погрузиться в туннель царя Езекии — славного представителя дома Давидова. В VIII столетии до н. э. Езекия — Хизкиягу — в ожидании ассирийской осады велел прорубить в скале новый тоннель, чтобы перенаправить воды Гихона и сделать источник еще более неуязвимым для неприятеля. Тоннель длиной более шестисот метров проходит в толще известняка замысловатым путем. Скорее всего, его прорубали, следуя траектории воды, естественным образом сочившейся в камне. В тоннеле был найден камень с надписью, из которой ясно, что камнеломы шли навстречу друг другу. Уровень воды в акведуке сейчас достигает бедер, а использование свечей в нем запрещено. Вы идете сквозь скальную породу на глубине нескольких десятков метров и понимаете, что эта вода — первопричина жизни, некогда возникшей в иерусалимских горах.

Пророки предсказывали, что с приходом Мессии восстановление Храма начнется с возрождения Города Давида. По большому счету, с точки зрения археологии, Ир Давид самое интересное — самое древнее, подлинное и важное, что только можно сейчас отыскать в Иерусалиме. Чтобы попасть сюда, проще всего от Западной Стены спуститься к Мусорным воротам и, взяв левее, свернуть направо в первую же уличку — прочь от туристической толчеи. Грязь здесь начинается несусветная, и это признак верного направления. Захламленные тротуары говорят о том, что арабы не способны оставаться в пределах своих домовладений и норовят экспроприировать под свои нужды любой прилегающий клочок. Вот мастерская по ремонту холодильников перекипает из двора на панель ржавыми корпусами допотопных ледников, мотками проволоки и толпой черных бочонков компрессоров. Хозяин мастерской остановил пикап и разгружает покупки со старшей женой. Множество детишек, в основном девочки, выглядывают из калитки вместе со второй благоверной, которая выходит, чтобы прибрать вывалившуюся из кучи хлама железяку. Я здороваюсь с девочками, они кричат «салям! салям!», и суровая женщина, обернувшись, удостаивает меня улыбкой.