пониманием отнесутся к переменам и поддержат власть большевиков?
Было бы странно, если бы среди тех, кто не покинул страну, не было убеждённых противников новой власти, готовых с оружием в руках бороться за возврат к монархии или за установление военной диктатуры. Для борьбы с активными врагами революции большевики создали ВЧК. Но что делать с миллионами людей, которым не нужен был ни социализм, ни коммунизм, которые затаили в душе ненависть к большевикам и не испытывали энтузиазма по поводу грядущего процветания социалистической России?
Ещё одна проблема состояла в том, что идейные большевики оказались в меньшинстве среди массы случайных людей, которые примкнули к большевикам после победы революции. Для этих людей участие в строительстве новой жизни было только средством достижения личного благополучия, удовлетворения собственных потребностей, нередко вопреки требованиям морали. Типичный пример «революционного карьериста» – это Михаил Тухачевский (см. книгу автора «Дом Маргариты»). Организованные Политбюро чистки среди членов партии не имели успеха, поскольку приспособленцы ловко маскировались, писали доносы на честных коммунистов и этим приблизили волну репрессий, которая захлестнула всю страну в конце 30-х годов. Но основной причиной охоты на «врагов народа», жертвами которой стали многие тысячи честных людей, были опасения за судьбу советской власти. Казалось бы, за двадцать лет после октябрьского переворота многие противники большевиков смирились с новыми реалиями, не помышляя более о заговорах или вооружённых выступлениях. Однако в условиях, когда нацистская Германия и Япония готовились к войне, наличие внутренней оппозиции, готовой поддержать любыми средствами внешнюю агрессию, могло стать фатальным для СССР. Особую опасность представляли такие люди в армии.
В 1936 году много донесений поступало в НКВД с информацией о разговорах в ближайшем окружении Тухачевского. Участники этих бесед высказывали сомнения в способности правительства проводить эффективную политику – особенно доставалось министру обороны Ворошилову. И вот, когда объём компромата превысил некую критическую массу, делу был дан официальный ход. Сталин всецело доверял Тухачевскому, даже сделал его маршалом, и вдруг выясняется, что жестоко ошибался, что за его спиной Тухачевский высказывал сомнения в мудрости вождя и обоснованности принимаемых им решений. Особая опасность таилась в том, что инакомыслие высшего командного состава могло получить распространение и среди других командиров, а в таком случае армию уже нельзя было бы считать опорой действующей власти. Было принято решение очистить руководство вооружённых сил от враждебных элементов, а заодно и от тех, кто мог быть подвержен их влиянию. Именно поэтому репрессии приняли невиданный размах. Страшно было утонуть в крови, но ещё страшнее убедиться в том, что ростки инакомыслия всё ещё остались в армии. Недаром Сталин, делая сообщение о масштабном заговоре на заседании Военного совета при наркомате обороны, был непривычно взволнован, говорил сбивчиво, запинаясь на полуслове. Это волнение можно объяснить и тем, что Сталин всё более остро ощущал своё одиночество на вершине власти, несмотря на уверения соратников в преданности делу партии и лично вождю. Если даже среди высшего командного состава Красной армии есть люди, недовольные тем, что происходит в стране, можно ли рассчитывать на лояльность членов ЦК и рядовых членов партии, не говоря уже о творческой интеллигенции.
Первопричина трагических событий конца 30-х годов заключалась в том, что большевики, следуя заветам коммунистов-утопистов, пытались построить сказочный дом на песке. Если февральскую революцию народ воспринял как избавление от прогнившей монархии, то октябрьский переворот многим образованным людям был непонятен. Зачем менять власть, если Временное правительство ещё не успело выполнить всего того, что обещало? Если бы не декреты большевиков о мире и о земле, с ними покончили бы через неделю. Можно сказать, что крестьяне и солдаты поверили в обман, но куда более важно, что сами большевики находились в плену иллюзий. Им казалось, что всё будет точно так же, как в феврале. Рабочие и солдаты их поддержат, а остальные смирятся и не станут выступать против новой власти. Что уж тут говорить, если большевики даже не подвергли репрессиям членов низложенного Временного правительства – хотя бы за действия против своих лидеров после июльских событий 1917 года.
Но вскоре всё стало валиться из рук. Чиновники саботировали новую власть, бывшие офицеры готовили вооружённые выступления, солдаты снова оказались в окопах, потому что началась гражданская война, а безлошадные крестьяне не имели возможностей для того, чтобы с толком распорядиться полученной землёй. Это были только первые последствия октябрьского переворота. Здесь снова можно говорить об одиночестве – большевики оказались оторваны от большинства народа. Интеллигенция их не поддержала, зажиточные крестьяне выступили против попыток установить новую власть на селе, и только фабрично-заводские рабочие надеялись на перемены к лучшему. В этих условиях изменить ситуацию в свою пользу большевистское руководство смогло только с помощью репрессий. Так было в 1918 году, когда «красным террором» большевики ответили на убийство Урицкого и покушение на Ленина. Так было и в 1930-31 годах, когда начались аресты военспецов из числа бывших офицеров царской армии. Что же касается репрессий конца 30-х годов, то Лев Троцкий в своей книге «Сталин» предложил такое объяснение:
«Среди тех, которые каялись и обещали верную службу, было немало бескорыстных и искренних людей. Они, конечно, не могли заставить себя верить, что Сталин – отец народов и пр. Но они видели, что в его руках власть… Они обещали ему свою верность без всякой задней мысли… Тем не менее они не спаслись. Сталин не верил им».
Тут следует уточнить: Сталин не верил, если на то были основания. Вождь не допускал инакомыслия ни в какой форме, поскольку на карту была поставлена и его власть, и социализм в весьма специфическом, советском понимании. А потому наказание следовало даже за ненароком высказанные слова, если они противоречили партийным установкам.
При всём при том, что Сталин пользовался варварскими методами подавления инакомыслия, надо отдать ему должное – он разбирался в людях. Иначе не сумел бы сохранять власть в своих руках в течение без малого тридцати лет. Однако людей, несогласных с его мнением, Сталин не считал нужным переубеждать, да и способностей для этого у вождя явно не хватало. В отличие от него, Ленин в дискуссиях нередко одерживал верх над оппонентами, но даже он не в состоянии был обратить в свою веру всех. Сталин подчинял себе людей не логикой и аргументами, а с помощью кнута и пряника. Если же не получалось, он следовал правилу: от неисправимых надо избавляться. На первых порах Сталин брал пример со своего предшественника, снарядившего «философский пароход». Однако затем избрал более надёжный способ – оправлял на Колыму или же в мир