11.
Дни проходили один за другим. Один похож на другой. Между важными событиями: прибытие роженицы, конечно, акушерки, и даже иногда врачей. Все сопровождалось горами еды, которая, конечно, появлялась и на моем маленьком столике. Мне было очень нелегко из-за этого бесконечного лежания. Тяжело об этом говорить, но из-за беспорядка в желудке (отсутствие, а потом внезапное изобилие еды), очень часто мне нужен был горшок. Я вела безнадежную войну с сестрами. Я просила их, чтобы они оставили мне горшочек в кровати, чтобы я могла сама этим заняться. Между прочим, этот горшочек назывался живописным именем – подсов.
– Ты не сможешь это сделать и ты запачкаешь все вокруг!!!
Но мое упрямство и бесконечные просьбы помогли в конце концов. Людмила Александровна, мой большой друг и моя «ученица», моя главная Людмила Александровна сдалась. Она позволила мне держать подсов рядом с моим одеялом. Но вначале я показала, как тащу его к себе и как я держу его рукой, которая не совсем еще зажила. Может быть, эти подробности не совсем приятны для глаза и для слуха, но они составляют важную главу в моих больничных переживаниях и вообще в моих ежедневных страданиях.
Еда появлялась не регулярно. Были дни, когда было много еды, а в другие только жидкий суп с овсянкой. Элли иногда забывала приходить! Никогда я не рассказывала об этом Людмиле Александровне, не хотела создавать неприятности в ее семье. Вообще я могу сказать, что я делала большие усилия для того, чтобы скрыть свои мысли и выводы от других. Я была девочкой с улыбкой на губах, даже смеялась. Все относились ко мне хорошо. Комната отапливалась только тогда, когда там были роженицы. А когда их не было царил в ней ужасный холод. В больнице экономили керосин, и поэтому печка переходила в коридор напротив меня. Сестры ставили на нее чайник с водой и часто наливали и мне стакан «чая».
Роженицы приходили и уходили. Акушерка меня очень баловала. Как будто все было замечательно, но ночи были ужасно тяжелые. Настолько тяжелые, что я просто боялась заснуть. Страх мой заключался в том, что я могла крикнуть или сказать что-нибудь, что приведет к разоблачению моего настоящего происхождения. Чтоб не заснуть, я просила сестер принести мне книги для чтения и маленькую свечку. Когда сестры открыли мою слабость к чтению, они поняли, что можно мне «закрыть рот» на долгое время, и таким образом избавиться от моих постоянных требований. Книги были на чердаке в огромных кучах! Их бросили на чердак, когда началась воина. Главврач приказал спрятать все книги, которые находились в больнице. Сестры все время жаловались на пыль, которая покрывала книги, и на то, что их заставляли ее убирать, от чего они беспрерывно чихали.
– Из-за тебя я чихаю десять раз подряд!
Я жалобно прошу прощения. Книги были выбраны не по их содержанию, а по их местоположению на чердаке и по их близости к входу на чердак. Там стояла лестница. Сестра Поплавская, которая была назначена главной «литераторшей» больницы, согласилась залезть на чердак, но ни за что не заходить во внутрь и искать для меня книги. Все, что находилось близко к входу, было тяжелое и толстое, появлялись у меня. Мне было тяжело держать книгу на животе и перелистывать. Иногда я ставила книгу на грудь близко к глазам, это было очень тяжело, но несмотря на это я смогла читать все, от русской классики и поэзии до книг, которые выражали политические идеи, например, Маркс, Энгельс и Ленин. Сталин не был близок к входу, поэтому я его не читала.
Румынские солдаты, которые сопровождали врача, чтобы я переводила для нее их жалобы и болезни. Они были в восторге от моих читательских возможностей. Они не умели читать по-русски, таким образом они не знали, какие «опасные» книги находятся у них перед глазами. Они смотрели на меня и говорили:
– Эта девочка такая умница. Читает такие большие книги, просто такие… – так они показывали пальцами насколько эти книги большие и толстые.
Я делала все, что меня просила Людмила Александровна, и переводила все их болячки на русский язык. Солдаты были в восторге от моих колоссальных способностей понимать, что они рассказывают. Одно ясно, что я ничего не понимала, о чем они говорят! Я только повторяла их фразы. А Людмила Александровна объясняла мне, о чем идет речь. Правда, меня это абсолютно не интересовало. Мое единственное желание было избавиться от них как можно скорее. Несмотря на их улыбки, я их очень боялась. В моем воображении я видела, как они направляют оружие прямо мне в сердце. В эти дни была большая суматоха в больнице. Сестры и докторши страшно боялись этих пациентов. Они не знали их и боялись, это была армия захватчиков. Для меня это была почти ежедневная работа. По ночам я разрешала себе спать только тогда, когда не было роженицы в комнате.
Я должна признаться, что была еще одна возможность времяпровождения, которая помогла мне скоротать эти ночи – мыши! Я заметила, что крошки моего хлеба, которые падали на пол, были очень привлекательны для мышей и мышат. Посреди ночи, когда свечка доживает свои последние минуты, почти в темноте, появляются несколько мышей. Осторожно и постепенно они подходят к крошкам, смотрят на меня с опаской, когда им кажется что все нормально, они собирают крошки и едят. Я их не гнала. Со временем они начали приводить свои семейства, а я начала собирать крошки, чтобы им было легче их найти. Хлеб, который давали нам в больнице, рассыпался очень хорошо, потому, что в него не клали всех нужных ингредиентов. На маленьком круглом стуле я специально оставляла крошки, они легко вскарабкивались на стул, и таким образом я могла их лучше разглядеть. Иногда я насыпала несколько крошек себе на одеяло, чтоб лучше увидеть этих животных. Я никогда не чувствовала никакого отвращения к этим существам. Я нашла их очень симпатичными, в особенности когда один малютка встал перед моими глазами и помыл себе нос обоими лапками. Самое малейшее движение – даже дыхание – их пугало до смерти. В одну секунду они исчезали, не оставляя и следа. Иногда заходила женщина, которая мыла полы, и постоянно жаловалась, что на полу много мышиного помета.
– Надо насыпать тут отраву, – кричала она.
– Конечно, – отвечала я.
Эта угроза никогда не исполнилась. Когда была роженица, все много двигались и кричали – не было и следа мышей, так что угроза отравы отодвигалась далеко и даже была забыта. Никому я не рассказывала о моем времяпрепровождении, странном в глазах многих! Я знала, что получу выговор, и убьют всех маленьких существ, которые превратились в моих ближайших друзей по ночам. В течение дня я иногда засыпала, несмотря на весь шум больницы и рожениц. Правда, эти звуки были невыносимы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});