Читать интересную книгу Чисто женская логика - Виктор Пронин

— Зачем же всех обходить? — Цокоцкий нажал невидимую кнопку, в приемной раздался чуть слышный звонок и вошла секретарша. — Леночка, вот повестки, здесь указаны фамилии наших сотрудников... Обойди, пожалуйста, всех, пусть распишутся на отрывных талончиках, а ты эти талончики собери и мне принеси. Добро? А то пока Екатерина Сергеевна всех найдет... Рабочий день закончится. Только предупреди, это уже мое пожелание, пусть все распишутся в получении.

— Я все сделаю, Леонид Валентинович, — сказала секретарша и вышла, опять протиснувшись в чуть приоткрытую дверь.

— Какая-то она у вас заторможенная, — сказала Касатонова.

— Наклонитесь ко мне, — Цокоцкий подался вперед и поманил пальцем Касатонову. — Юшкова — любовница Балмасова, — сказал он вполголоса. — Давняя трепетная связь. Вы уж ее поймите.

— Даже так!? — ужаснулась Касатонова.

— Они вместе лет семь, не меньше... Еще до того как появилась эта фабрика.

Поэтому она сама не своя. Я уж и не загружаю ее, пусть дух переведет... Выпить хотите?

Изумлению Касатоновой не было предела.

— Вы хотите сказать... — она не решилась даже закончить вопрос, устремив на Цокоцкого взгляд, полный неподдельного изумления.

— Чай? Кофе? Виски? Коньяк? — Цокоцкий был невозмутим. — Дело в том, что я хочу поделиться с вами еще одним секретом, но он столь деликатного свойства, что без глотка чего-нибудь... Не решусь. Так что?

— Конечно, коньяк.

— Прекрасно. Сколько вам лет, Екатерина Сергеевна? — спросил Цокоцкий, разливая коньяк в тонкие стаканы. — Простите, конечно, за хамский вопрос.

— Сорок, — не моргнув глазом, ответила Касатонова.

— Я так и думал, прекрасный возраст. Мне тоже когда-то было сорок.

— Года два назад?

— Пять! — рассмеялся Цокоцкий и, легонько чокнувшись своим стаканом, одним глотком выпил. — О, опять простите, — он вынул из стола горсть конфет в ярких фантиках и рассыпал по столу. — Чем вы занимаетесь, Екатерина Сергеевна, когда не исполняете обязанности понятой или курьера?

— Ничем. Я пенсионерка.

— В сорок лет?

— Я танцевала... А балерины выходят на пенсию чуть раньше простых смертных.

— О! — восхитился Цокоцкий. — Как я завидую вашему участковому!

— Ему многие завидуют, — выпив свой коньяк, неплохую, между прочим, дозу, Касатонова с удовольствием закусила конфетой. Конфета ей понравилась настолько, что она развернула еще одну.

— Простите... Вы живете одна?

— Есть сын, Алексей... Тоже, кстати, Касатонов. Книготорговлей занимается.

Достаточно известный в своих кругах оптовик. Вы что-то хотели сказать, Леонид Валентинович?

— Да, — горестно кивнул Цокоцкий. — Хотел... Еще по глоточку?

— Если откажусь, то не прощу себе этого никогда! — отчаянно согласилась Касатонова, прекрасно понимая, что разговор даже за такой вот случайной выпивкой пойдет совсем другим — чуть откровеннее, чуть рисковее.

Цокоцкий опять плеснул примерно на палец коньяка, что в тонком стакане было не так уж мало, не так уж.

— Даже не ожидал, что конец рабочего дня окажется у меня столь, столь... — он никак не мог подобрать слова и в меру восторженного, и в меру осторожного.

— Столь прекрасный! — подсказала Касатонова.

— Принимается! — и Цокоцкий одним глотком выпил свой коньяк. — Так вот... Мы все на фабрике не просто в печали, мы в ужасе и неопределенности... Не знаем, что думать и как понимать... — Что же вас ужасает?

— Все дело в том, что Елена Ивановна, наша Леночка, которая только что заходила сюда... Как бы это вам сказать, чтобы и не навредить, и не впасть в сплетню... Она бывшая любовница... Не люблю слово «любовница»! Она бывшая возлюбленная Балмасова. Проходят годы, мы меняемся... Устаем, ищем чего-то нового... — Он полюбил другую, — догадалась Касатонова.

— Да.

— Молодую, красивую, дерзкую... — Да, — безутешно кивнул Цокоцкий.

— И кто же эта юная особа?

Цокоцкий долго молчал, потом поднял свой стакан и, убедившись, что он пуст, снова поставил его на стол, развернул конфету и будто не заметив этого, медленно разжевал, чуть заметно вздрогнул, увидев перед собой Касатонову, и снова наклонился к ней, поманил пальцем, прося приблизиться.

— Дочь Елены Ивановны, — сказал он неживим голосом.

— Сколько же ей!?

— Семнадцать.

— Какой ужас! — шепотом воскликнула Касатонова. Ей показалось, что эти слова будут наиболее уместными. — Какой кошмар! — проговорила она потрясенно.

— Елена Ивановна не знала.

— Мать ничего не знала?!

— Да... И вдруг все вскрылось. Оказывается, наш Балмасов втрескался по уши!

Седина в бороду, бес в ребро! Вот как бывает, Екатерина Сергеевна.

— А он женат?

— Конечно! Трое детей! Правда, живут они отдельно. В хорошей квартире, но отдельно.

— Но семью он не намерен был бросать?

— Ни в коем случае! И это еще не все... Девочка-то начала отдаляться от матери... Отчужденность. Не всегда дома ночует, запах спиртного... Оказывается, они с Балмасовым и в Греции побывали, и еще где-то... Не могу утверждать, но наш жизнелюб... — Балмасов? — уточнила Касатонова.

— Да, он... В общем, в Турции... Попробовали какой-то наркотик. И Леночка нашла у дочери этот наркотик. Представляете, что было дома?

— Какой ужас! Какой кошмар!

— Поэтому ее заторможенность вполне объяснима, дорогая Екатерина Сергеевна, — Цокоцкий скорбно покивал головой.

В это время раскрылась дверь, опять сантиметров на тридцать-сорок, в нее протиснулась секретарша и молча положила на стол перед Цокоцким стопку талончиков от повесток.

— Все в порядке, Леонид Валентинович, — сказала она и неловко остановилась в нескольких шагах от стола.

— Всех нашла?

— Да, они расписались, а повестки оставили себе.

— Никто не возмущался?

— Поворчали немного, но не более того.

— Спасибо, Леночка, — и Цокоцкий сдвинул всю стопку поближе к Касатоновой.

— Там просятся к вам... Несколько человек... Хромов, Рыбкин.

— Ну... если просятся, пусть войдут. Это наши бухгалтер и снабженец, — пояснил Цокоцкий Касатоновой. — Прекрасные специалисты!

— Я больше не нужна? — спросила секретарша.

— Нет-нет, все отлично, — Цокоцкий подбадривающе кивнул секретарше, отпуская ее из кабинета.

Едва секретарша вышла, в кабинет тут же один за другим вошли бухгалтер Хромов и снабженец Рыбкин. Оба настороженно посмотрели в сторону Касатоновой, потоптались у двери, не зная, как вести себя при постороннем человеке.

— Проходите, ребята, садитесь, — разрядил обстановку Цокоцкий.

Знакомьтесь, это Екатерина Сергеевна, представитель правоохранных органов.

— Вы в самом деле решили, что я из этих самых органов? — удивилась Касатонова.

— Шутка! — усмехнулся Цокоцкий. — Эта милая женщина принесла повестки к следователю. Те самые, под которыми вы только что расписались.

— Очень приятно, — склонил лысую голову бухгалтер. Обязательно придем.

Если сможем, конечно. Верно, Женя? — обратился он к Рыбкину.

Снабженец, не отвечая, развел руки в стороны, дескать, как получится, как получится.

Наступило молчание. И Рыбкин, и Хромов, сочтя, что представление закончилось, попросту ждали, когда Касатонова уйдет.

— Я немного рассказал Екатерине Сергеевне о нашем директоре... — Бывшем директоре, — поправил Рыбкин.

— И о его отношениях с Еленой Ивановной, — Цокоцкий кивнул в сторону двери, за которой скрылась секретарша. — Узелок получается забавный, но, видимо, других узелков и не бывает. Пусть уж ваши ребята разбираются.

— Разберутся, — кивнула Касатонова, чувствуя, что ей пора уходить — и снабженец, и бухгалтер молчали угрюмо и как-то настойчиво, непробиваемо.

— Кстати, мы все здесь пострадавшие, — Цокоцкий сделал рукой круг, как бы объединяя себя с Хромовым и Рыбкиным. — Всем нам крутовато досталось от Балмасова, а?

Подчиненные молча склонили головы.

— Крутовато — это как? — поинтересовалась Касатонова.

— Судьбы пошатнулись! — весело сказал Цокоцкий, — Да, мы устояли на ногах, не рухнули в грязь, на дно... Но могли. И если ваш следователь надумает искать убийцу по мотивам преступления... Мотивы есть едва ли не у всей конторы.

Смело можно выстраивать всех нас в плотные ряды и вести в камеры предварительного заключения! — куражился Цокоцкий. Видимо, коньяк подействовал на него сильнее, чем на гостью или же он и до этого принял хорошую дозу.

Касатоновой почему-то подумалось, что и эти вот пришедшие мужички из бухгалтерии и отдела снабжения тоже сейчас, сразу же после ее ухода, пропустят по хорошему стакану за упокой балмасовской души.

— Вы уже уходите? — фальшиво огорчился Цокоцкий, увидев, что Касатонова потянулась к своей сумке.

— Пора. Труба зовет! — Всего доброго, спасибо за помощь. Родина вас не забудет.

— Оставьте телефон, Екатерина Сергеевна! Мало ли чего... Вдруг рука дрогнет, номер наберет, а?