минуты, пока видел его на мне.
По выходным мы ходили на горки в парк, прихватив с собой санки и Маню, потому что без Мани никак нельзя было кататься. Я хорошо понимала Васю, мне без Егора тоже было не интересно в парке, хотя я и ходила пару раз только с Васей, научив её лепить снеговика, а она меня — половой идентификации оных, оказывается у снеговиков-мам «должны быть сиси». Я была полностью согласна с Васей, но когда вечером смотрела на себя в зеркало, была удручена, что приличной снего-мамы из меня не получится. О чем тут же сообщила продавцу, чтобы он не питал иллюзий, если вдруг ему в ближайшее время понадобится мама-снеговик — я решительно не подхожу на эту роль.
«У тебя классные сиськи», — получила я смс.
«Обе, две», — было продолжением.
«Я люблю твои сиськи», — было следующим смс от продавца, до поворота ключа и его «у нас есть тридцать минут, Василина» и быстрого сдергивания моей кофточки с последующим внимательным изучением моей груди, каждой по отдельности, и заключением «у тебя красивая грудь… очень», и «вкусная», и «обалденная», и «Василина, завтра выходной, проведи эту ночь со мной», и моим «хорошо, но у нас же еще есть двадцать восемь минут?.», и его «О, да…», и идеальными пальцами, которые пробегаются по моей ставшей красивой груди, и греховно бархатным «ты такая красивая, Василина… ты сводишь меня с ума».
Утром, когда моя грудь была официально признана восхитительной, я сама — красивой, а некоторые части тела — неприлично вкусными, наши с Егором ноги заплелись в причудливые косы, а его руки выводили круги на моих бедрах, замок на входной двери повернулся, и на цыпочках вошла Настя — сестра Егора, та самая, с клонированными ногами. Дверь в комнату всегда была открыта «на всякий случай», но этот случай никак не включал в себя появление длинноногой сестры Егора. Настя округлила глаза, потом демонстративно их зажмурила, потом изобразила лицом хомяка и показала рукой в сторону кухни, что выглядело довольно смешно, на самом деле, поэтому я рассмеялась глядя Егора, который уже одевался, чтобы выйти к сестре.
— Ты можешь поспать или выходи, будешь кофе?
— Аха… — сказала я, поэтому мне не оставалось ничего другого, как встать и оправиться в ванную комнату, где я попыталась изобразить хомяка, но у меня получилась снежная баба, зато с восхитительной грудью, — подумала я.
В двухкомнатной квартире по цене однокомнатной очень мало места и прекрасная слышимость, поэтому мне пришлось стать свидетелем разговора.
— Значит ты теперь трахаешь эту крошку?
— Нет.
— Нееееет?
— Нет, я не трахаю, как ты изящно выразилась, эту крошку.
— А почему у неё такой вид?
— Какой? Без сахара? — видимо Егор делал кофе.
— Оттраханный у неё вид, как у меня сегодня… с утра.
— Пфф… перестань, моя сестра в шестом классе, она не знает, что такое секс.
— В шестом классе у твоей сестры были месячные, и она знала, что такое секс, ей рассказал её старший брааааатик.
— Выдрать бы ноги этому брааатику, тогда моя сестра во втором классе. Я не хочу знать про её, прости господи, оттраханный вид, избавь меня от подробностей, а.
— А я хочу подробностей… а… ааа… грязных деталей… уууууу… — в тот момент, когда лицо Насти снова изображало хомяка, я вошла на кухню. — О, привет, меня зовут Настя.
— Василина, — ответила я хомяку, — Вася.
— Ого… Две Васи — это круто, у тебя теперь, брааатик, все желания исполняются? — интересно, почему она спрашивает братика, а смотрит на меня?
— Ну, те, что он озвучил, — честно ответила я. Меня спросили, я ответила. Я — честная женщина и на все вопросы отвечаю честно.
Через время на кухне сидели все, включая Васю и Маню, при этом Вася была согласна на завтрак в виде каши, оказалось, что детям на завтрак обязательно дают кашу. В принципе, я помнила это, но отчего-то надеялась, что правило обязательнокашковости отменили. Маня же требовал блинчики. С вареньем.
— Папа, я буду кашу, а Маня не будет, он хочет блинчики.
— Детка, давай завтра, у папы много дел.
— У тебя всегда много дел, а Маня хочет блинчики.
— Маня — медведь, медведи любят мед.
— Дааа? А суп он вчера хотел!
— Это аргумент, — со смехом Настя.
Я не имела представления, какие именно блины ест Маня, все-таки он медведь, к тому плюшевый, но сказала.
— Я сделаю блины Мане.
— И мне, — Вася. — Только молоко в синей коробке.
Годы научили меня немногому, но печь блины я умела и, хотя молоко вызывало подозрение, на вид и на вкус оно было самым обыкновенным, так что через время Маня размазывал по своему плюшевому рту блин и варенье, а руки Васи были в тесте, потому что её занимал сам процесс, который, видимо, отличался от папиного. Скорей всего потому, что Вася сидела у меня на боку, обхватив меня руками, пока я переворачивала блин, а потом мешала ладошкой тесто в кастрюльке, вытираясь потом бумажным полотенцем.
— У тебя очень вкусные блины, Вася, — прошептал мне в ухо детский ротик, потом об мои волосы вытерли остатки теста, а потом на кухню зашел продавец, который в это время был в комнате, перебирая какие-то документы с Настей, и, как назло, на нем была сексуальная оправа.
Не знаю, возможно ли почувствовать желание облизнуть очки, но именно это я и почувствовала, когда идеальные пальцы собрали тесто с моего лица и, облизав, я услышала греховно бархатное:
— Спасибо…
Не знаю, возможно ли почувствовать желание облизнуть идеальные пальцы, которые пробегаются по шее, тогда как четырехлетняя девочка сидит на руках и держится одновременно за меня и за папу.
— Пожалуйста…
Не знаю, возможно ли почувствовать желание ощутить вкус губ на своих губах, когда по этим губам детской ладошкой размазано тесто.
Но именно это я и почувствовала, когда услышала:
— Детка, беги в ванную, я сейчас приду, — и я не была уверена, кому это было сказано, пока сиреневая пижамка с Маней в варенье не отправилась в ванную комнату, а я ловила губами:
— Спасибо…
Резко появившаяся спина Егора вывела меня из моих нереализованных желаний, пока я не услышала над ухом:
— Я абсолютно уверен, что тебе нужно в ванную комнату.
—