Читать интересную книгу Великая мать любви - Эдуард Лимонов

Победоносные, мы настолько устали к вечеру, что не стали пить премиальное вино. На следующий день к моему ужасу, меня с Муха-медом заставили наводить порядок в складе: следовало освободить место для ожидающихся на следующей неделе еще двух вагонов селедки: нужно было закатить третий ряд бочек. Мне все это очень не понравилось. В перерыве я выпил с холодильными грузчиками бутылку вина (Мухамед отказался), и пожаловался им на тяжелую работу.

"Лева жмот и сука, - сказали они лениво. - Вдвоем такую работу не выполняют. Нужны минимум трое. Один катит бочку в центре, а двое с боков. Нашел дураков - пацана и турка. Мы бы его на хуй послали..." - Бугаи были за своим кладовщиком Самсоновым как за каменной стеной и как бы служили в отдельной организации. Самсонов "одалживал" директору своих грузчиков лишь в исключительных слу

52

чаях. Из их холодильного отделения почти каждый день несло жареным мясом: Самсонов и грузчики готовили себе обеды. "Ты потише, пацан, не надрывайся. Денег все равно больше не заплатят", -посоветовали они на прощание и стали напяливать фуфайки.

Я сообщил турку, что отныне мы будем работать потише. Он так плохо понимал русский, что понял меня только после нескольких минут объяснений. Я влез наверх, на бочки и не торопясь возился там, подготовлял территорию для тихой работы. Турок же, не зная что делать, слушаясь моего приказа, стал возиться внизу. Глядя на него сверху я понял, что турок не умеет "сачковать", как тогда говорили, у турка руки чесались и он стеснительно топтался с доской в руках, бедняга. Разговаривать с турком было невозможно, и я себе насвистывал, размышляя о взятии турками Константинополя в 1453 году, и о том откуда вообще взялись турки, вспомнил, что читал о том, как клан Османов из Большой Азии бежал от монголов в Малую Азию... Я ведь был юношей упивавшимся историей. Я покупал себе за рубль сорок три копейки какие-нибудь "Крестовые походы" как сладкоежки покупают килограмм шоколадных конфет и мусолил книгу, копаясь в комментариях, пока не выучивал издание наизусть... Добравшись мысленно до Сулеймана Великолепного, я услышал визг...

"Ты считаешь, что мы тебе за твои турецкие глаза должны деньги платить! Я тебя взял на временную работу по просьбе твоей жены, несмотря на то, что у нас штат укомплектован! Дармоед! Я за вами двумя четверть часа наблюдаю, вы ни за одну бочку не взялись... Дрянь!" - Директор Лева снял шляпу и хлестал ею, соломенной, закрывшегося от хлестания турка по выставленным рукам. И турок, представитель нации, завоевавшей Константинополь, уважаемой мною свирепой мужественной нации, позволял, чтоб его хлестали шляпой!

"Это я виноват, Лев Иосифович! Что вы на него, безответного набросились. Он даже и не понимает, что вы ему кричите. Я ему сказал, чтоб он полегче поворачивался. Вы нам работу дали тяжелую, для такой трое или четверо требуются."

"Я здесь начальник, я! - проревел он, задрав на меня физиономию. Судя по ней он был очень зол. Я уверен, что не мы были первоначальной причиной его злобы, но мы подвернулись ему, уже кипящему, под злую горячую руку. Ты, щенок, здесь у меня не командуй. Спускайтесь, и катайте живо бочки!"

Правильно утверждает марксистская философия - важную роль в жизни человека играет среда. Я был воспитан на улицах Салтовского поселка с возраста семи лет, а директор - нет. Он меня не понимал. Он был мой начальник, но я не был рабом - рабочим, обремененным семьей и детьми, держащимся за свое место. В моей жизни самое важ

вое место занимала моя честь. Я помнил о своей чести днём и ночью и только и думал о возможности защитить свою честь. "Идите вы на хуй, Лев Иосифович, козел!" - сказал я и поднял тяжелую "семерку", брус, которым как рычагом мы двигали бочки.

"Ах ты, щенок! Да я тебя с говном смешаю!" - закричал он, и сжав кулаки, ринулся по доскам вверх ко мне. Дикий кабан, если бы он добрался до меня, он избил бы меня, как пить дать.

Подражая отсутствующему Толмачеву, я сплюнул и легонько двинул "семеркой" как тараном в директора. Брус угодил ему в шею под ухом, свалив его. Упав на первом ряду бочек он беспомощно барахтался. "Бандит... Я тебя уничтожу... - бормотал он, очевидно ошеломленный легкостью с какой я сбил его с ног. - Я уничтожу тебя... - повторял он вставая, но ко мне вверх не полез. Поднял шляпу и заставил себя посмотреть на меня. - Вон! Убирайся вон сию же минуту. Ты больше у меня не работаешь... Тебе место в тюрьме..." Крови на нем не было видно. Напялив шляпу, он вышел.

"Ебал я твою работу! - крикнул я ему вслед. - Была бы шея, хомут всегда найдется." - Я снял рукавицы, и спрыгнув с бочек, содрал с себя халат. Сбросил его на бочки. Турок схватил меня за руку и пожал ее. У него были черные, грустные глаза отца семейства, оседлого бедняги, у которого куча детей, и из-за них он не может позволить себе роскоши быть свободным. С его ростом и широкими, пусть и сгорбленными плечами, он мог убить директора... и меня заодно, столкнув нас лбами. Он меня явно благодарил. За что, подумал я, ведь это я втравил его в историю, обязав работать тише. Вошел кладовщик Ерофеев. "Что тут у вас произошло, хлопцы? Ты что, малолетний бандит, напал на директора?" - Глаза Ерофеева, увеличенные очками глаза старого пройдохи, смеялись. Было такое впечатление, что кладовщику весело от того, что я напал на директора.

"Он сам на меня попер, - сказал я. - До свиданья." "Э, нет, друг, сказал Ерофеев ласково. - У нас тут не проходной двор. Пришел, ушел... Пиши заявление, как полагается. В твоих же интересах. Двенадцать дней отработаешь и получишь "увольнение по собственному желанию". И расчетные деньги. Если сейчас уйдешь - ничего не получишь."

"Я считал, что эксплуатация человека человеком в нашей стране давно уничтожена. Не хочу я его рожу кабанью видеть, Василь Сергеич..."

"Не увидишь, - сказал Ерофеев. - Я тебя на кубинский сахар пошлю. Мы склад у Турбинного завода ликвидируем. Сыро там... Твой напарник завтра возвращается? Вот и будете вместе потихоньку копаться... Там как раз на пару недель работы."

Они мне так уже успели надоесть с их бочками и ящиками и мешками, что я готов был исчезнуть тотчас, плюнув на заработанные деньги, но вспомнив о милиции, о нужном мне штампе в трудовой книжке, согласился.

"Сахар, еби вашу мать, сахарок... - Толмачев зло глядел на экспедитора дядю Лешу. - Пиздец спине ваш сахар называется. Ну Сову, я понимаю, в наказание, а меня за что?" - Хромой, очкастый дядя Леша был прикреплен к нам надзирателем. Помощи от него ожидать не приходилось. А помощь была нужна. Мешки были восьмидесятикилограммовые и крутая цементная лестница вела из обширного глубокого подвала на свет божий. Какой мудак придумал сгрузить сахар в цементный подвал?

"Ладно, молодые, здоровые, я в вашем возрасте горы сворачивал." "Результат налицо. Посмотри на себя в зеркало", - зло сострил Толмачев. Он вернулся "от дедушки" злой. Или дедушка умер, или бабушка заразилась от дедушки и тоже слегла. Он мне не сказал. Появился он после перерыва. Он естественным образом явился утром на продбазу, а уж оттуда его направили "на сахар", в ссылку.

Пыхтя, обливаясь потом и хрустя костями, мы снесли каждый по мешку вверх. Толмачев оказался не прав, трещала не спина, но к последним ступеням подламывались ноги. Скучал, сидя на тротуаре на пустой улице, шофер грузовика. Наши страдания его не касались. Его дело было провести грузовик через Харьков, где другие грузчики свалят мешки в другой склад. Мы с Толмачевым завидовали этим грузчикам. Я весил шестьдесят килограммов, то есть на двадцать кило меньше мешка, а Толмачев, я предполагаю не больше 58 кг. В углах мешки были твердые, сахар впитал сырой воздух и затвердел. "Мать ее перемать эту Кубу с ее сахаром! - ругался Толмачев, спускаясь в подвал. На хуя столько сахара, а, Сова? Представь себе, даже один такой мешок сожрать и то надо сколько чаю выпить..."

"Варенья люди варят, опять же есть типы, которые по пять ложек в чашку кладут."

"Я без тебя, Сова, на продбазе не останусь, - сказал он мне в конце рабочего дня. - Рогомупираловка становится все тяжелее, ебал я это удовольствие... Вначале помнишь, как было хорошо ведь, а? На колбасную фабрику ездили, на конфетную..."

Возвращаясь с конфетной фабрики мы, сидя в кузове (запертые, только щель для воздуха была оставлена) взломали все ящики и набили конфетами рукавицы. Экспедитор сидел в кабине с шофером. Пока шофер открывал ворота базы, мы ловко вышвырнули рукавицы с конфетами в придорожный бурьян. В конце дня собрали урожай. Много килограммов конфет. С колбасной фабрики мы украли 25 килограммов колбасы, применив классический трюк. С помощью шофера прикрепили в разных местах машины двадцать пять килограммов кирпичей, и въехав на фабрику, сняли их и оставили во дворе. Взвешивали ведь машину до, и после загрузки.

"Да, - согласился я, - и даже мешок не уведешь, четвероглазый над душой стоит."

"Пойдем, Сова, пожрем в столовую, - предложил он грустно. - Бутылку купим. Я угощаю." ' "Разбогател?" "Немного..." - он вздохнул.