— Да, описание совпадает с тем, что мы наблюдали вечером,— обеспокоено согласился барон Юсдаль.— Странная красная одежда, маска, посох… Говоришь, он задавал вопросы по-стигийски?
— Да,— кивнул я.— Но мне кажется, что к Черному Кругу Птейона, которым командует Тот-Амон, этот человек не имеет никакого отношения. В Стигии множество наречий. Треклятый ксальтотун говорил с луксурским акцентом. Я сам родился в Луксуре, поэтому знаю.
— Постойте-ка…— Конан выругался столь замысловато, что мы не поняли и половины из речений варвара, прошелся, как тигр, из угла в угол, нахмурился и вдруг сказал такое, от чего у меня дыхание перехватило: — Стигиец, луксурский акцент, утверждает, будто «ксальтотун» — его сущность, а личное имя — Менхотеп. Тотлант, как тебя зовут? В смысле, полное родовое имя?
— Тотлант, сын Менхотепа, сына Птеоса, из Луксура,— немедленно ответил я и закашлялся.
Кажется, я понял, на что намекнул Конан.
— Мало ли в Стигии Менхотепов! — наконец промычал я.— Имя распространенное, особенно в среде магиков. Конан, неужели ты и впрямь полагаешь…
— Я не полагаю, я создаю версию происходящего,— с апломбом заявил король.— И вообще, детям лучше знать своих родителей. Этот красавчик был похож на твоего отца?
— Ты рехнулся! Менхотеп, мой дражайший родитель, волшебник, владеющий стихиями пустыни! Конечно, он высокого роста, но эта орясина выше Менхотепа Луксурского самое меньше на четыре пальца.
— Обувь с высоким каблуком,— пожал плечами Хальк.— И вообще, что вы пристали к Тотланту? Что, он не мог не узнать собственного отца? Однако… Тотлант, ты утверждаешь, будто виденный тобой ксальтотун — исключительно одаренный маг. Предположительно, стигиец.
— В равной степени он может быть шемитом, кешанцем или уроженцем Пунта,— проворчал я.— Сам слышали, имя распространенное. Акцент Луксура он мог приобрести, например, долго проживая в городе. Ксальтотун посоветовал мне, а, следовательно, и всем нам, немедленно уезжать. Он как-то связан с древним культом Роты-Всадника…
— У-у-у! — в один голос возмущенно загудели Конан и Хальк.— И этот туда же! Какой еще Рота? Какой всадник? Мумифицированный призрак восьмитысячелетней давности! Оставь глупые страхи!
Конан поморщился и добавил:
— Похоже, тебя очень сильно напугали. Только не говори, что намерен отказаться от поездки на встречу с Ольтеном!
— С удовольствием бы отказался! — горячо воскликнул я.— Если там опять появится Алое Сияние, я этого не вынесу! Я же волшебник! Воспринимаю колдовскую мерзость гораздо острее любого обычного человек! Тебе, Конан, было бы приятно оказаться в самом сердце кузнечного горна? Вот и сравнивай!
— Вот что стоит предпринять,— решительно заявил герцог Просперо,— мы сейчас возьмем самых волосатых и немытых киммерийцев из отряда Бриана Майлдафа — для пущего устрашения! — пойдем к Тараску и вытрясем из этого недоделанного короля все возможные сведения. Начнет вилять — припугнем Тотлантом. Ты ведь знаешь различающие ложь заклинания?
— Знать-то я знаю, но у Тараска свой маг…
— Именно что свой! — воскликнул Конан.— Я с Аррасом встречался лет пятнадцать назад, и он уже тогда был изрядным скотом!
— Вы ксальтотуна в расчет не берете? — вмешался Хальк.— Надо полагать, ксальтотун служит Тараску и может использовать свою, как утверждает Тотлант, огромную магическую силу против нас. В таком случае от вашего заклинания распознавания правды, видимо, останется только пшик!
— Боюсь, это не ксальтотун служит Тараску, а вовсе наоборот,— мрачно заключил Конан.— И Мораддин мне писал, будто в Бельверусе пустило корешки чужое волшебство. А ведь Просперо прав — прихватим Тараска за жабры и заставим открыть правду! В том числе и про ксальтотуна! И не надо мне говорить о том, что это нарушение этикета, куртуазии и прочих дурацких условностей!
Мы не пришли ни к какому соглашению только потому, что…
— Герцог! — в дверь, буквально как камень из пращи, влетела Флана, первая камеристка королевы Чабелы.— Ваша светлость, помогите! Королева просит вас немедленно придти в малый церемониальный зал! Там скандал!
— Начинается…— Просперо закрыл лицо ладонями.— Кажется, наша зингарская приятельница доигралась в увлекательную забаву «быть королевой Немедии». Госпожа, что стряслось?
Флана лишь разрыдалась и настойчиво повлекла герцога за собой. Хальк махнул мне рукой — пойдем, глянем. Уставший Конан остался в комнате, собрать вещи для путешествия на Соленые озера. Местные скандалы его не интересовали.
Зрелище нашим глазам предстало, мягко говоря, феерическое. Это действительно был скандал — громкий, яростный и многоголосый. В центре зала мы обнаружили бледного и дрожащего принца Оливерро, мужа Чабелы Зингарской, каковой находился под стражей здоровенных ликторов немедийской дворцовой охраны в черно-синей форме. Принц пытался в чем-то оправдываться, рядом с ним голосила встрепанная красотка в шелках, бархате и бриллиантах, с распущенными волосами и кровавыми царапинами на щеке. Офицеры немедийской гвардии, охранники посольств, временно занявшие посты в замке короны Бельверуса, и все, кто случайно оказался неподалёку, включая королеву Тарамис и аргосского принца, вернувшегося из города, не без злорадства наблюдали за бушующим штормом.
— У меня безупречная репутация! — надрывно вопияла поцарапанная красотка, да так, что хрусталики высоко под потолком на люстрах позванивали.— Я мать двоих детей! В конце концов, я баронесса, мой муж приближен к трону! Он советник короля!
— Какого, интересно, короля? — с ухмылкой шепнул мне Хальк и уже громче спросил у кого-то из немедийцев: — Любезный, в чем, собственно, дело? Почему все так кричат?
— Его зингарская светлость, принц-консорт, — надменно ответил офицер гвардии,— подступался к баронессе Лорето с неприличными предложениями. Получив отказ, взял ее силой.
— Ой-е… — удрученно выдохнул Хальк. — Баронесса, как я полагаю, подданная Немедии?
Хальк полагал правильно. Попутно выяснилось, что обесчещенная дама немедленно бросилась жаловаться на хамство, вероломство и грязные домогательства вначале дворцовому управителю, а затем и королю Тараску, подняв немыслимый шум. Когда распоряжением Чабелы госпожу Лорето к Тараску не пустили, обиженная баронесса и закатила представление, кое мы ныне созерцали.
Принц Оливерро вяло отнекивался, ворчал, говорил, что его оклеветали и пытаются скомпрометировать, а в комнатах госпожи баронессы он всего лишь пил вино и рассуждал с ней о морских путешествиях.
Вот так. Конечно, Оливерро — принц, супруг самой знаменитой монархини континента, но оскорбление дамской чести не прощается даже самым высоким особам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});