Читать интересную книгу Никогда не угаснет - Ирина Шкаровская

Сейчас они идут к своим подшефным, на Брест-Литовское шоссе в детдом имени III Интернационала. И поют они свою любимую песню. Песню о юном барабанщике, который шёл в атаку впереди всех с веселым другом — барабаном, с огнём большевистским в груди.

Им по одиннадцать-двенадцать лет. Конечно, они не успели ходить в атаки и участвовать в боях. О гражданской войне и о революции знают они только по рассказам старших и из книг. Но красное знамя революции, которому присягали отцы, торжественно и победно развевается нал их детством. И хоть не слышно грохота пушек и канонад, давно отшумели бои, и родное небо голубеет над городом, — распевая эту песню, пионеры чувствуют себя солдатами.

Мы шли под грохот канонады.Мы смерти смотрели в лицо.

Запевают Сима и Рэм.

А все подхватывают:

Вперёд продвигались отрядыСпартаковцев — смелых бойцов

Отряд прошёл по Владимирской, спустился вниз по бульвару Шевченко. Поплыли улицы, расцвеченные кумачовыми знамёнами и транспарантами, балконы, украшенные коврами, толпы гуляющих с флажками, красными розами в петлицах. Вот и Брест-Литовское шоссе. Детдом имени III Интернационала.

Красные дьяволята

До революции здесь был приют. В хмуром здании с грязными окнами жили сироты. То ли из-за одинаковой одежды, то ли из-за полумрака в комнатах, они казались удивительно похожими. Уныло протекали сиротские дни. Девочки с утра до вечера вышивали подушки для начальницы и опекунши, мальчики выполняли на кухне всякую чёрную работу. Впрочем, изредка бывали праздники. На рождество и пасху сироты получали на третье блюдо по кусочку сладкого пудинга. Кроме того, приезжала гостья — толстая купчиха, жена председателя опекунского совета. Фаэтон на дутых шинах подкатывал к дому. Кучер-лихач в белых перчатках и в картузе с лакированным козырьком отстёгивал полу.

Опекунша, придерживая пухлой рукой кончик юбки, поднималась по лестнице. В зале стояли, выстроившись серой шеренгой, воспитанники. На стене висели портреты государя императора и покойного основателя приюта. Начальница, заикаясь от волнения и подняв к портретам глаза, произносила длинную речь, прославляющую незабвенного щедрого жертвователя, а также опекунов и душеприказчиков.

Как не похожи были эти праздники на то, что происходило в детдоме сегодня. За всю свою жизнь старое здание не было таким молодым, нарядным и весёлым, как в торжественный день десятилетия Красного Октября! На дверях спален висели полотняные портьеры с вышитыми пунцовыми маками, паркеты были до блеска начищены, и всюду — в комнатах, в коридорах, в зале — стоял чудесный запах ели, сухого клёна, мастики и ещё чего-то приятного. Чего именно, трудно определить. Скорее всего это был просто запах праздника.

На сцене, за столом президиума, сидела заведующая детдомом Маруся Коваленко — молодая женщина в кожаной куртке, накинутой на плечи. В тёмных волосах Маруси пролегла широкая седая прядка. Рядом с заведующей сидел Рэм. Он поднялся, вышел на середину сцены, пригладил ладонью чуб, казавшийся при свете разноцветных лампочек огненным, и сказал:

— Дорогие товарищи коммунары! Детдомовцы и пионеры! Доклада я вам делать не буду, скажу только несколько слов. Что я могу сказать? Для врагов наших — десятилетие Октября — это панихида, а для нас с вами и для всего мирового пролетариата — праздник светлый. Поздравляю вас с праздником!

Соня села за рояль, и как только взяла она первые аккорды, у Инки замерло сердце… «Интернационал»!

Все встали. Взлетели в салюте руки. А потом началась художественная часть. Открыл её коммунар Вася. Он сыграл на скрипке «Жаворонка» Глинки. Затем акробатические фокусы показывала Юлька — очаровательная, гибкая Юлька, которую пионеры прозвали «гуттаперчевой девочкой». Оказалось, что Юлька ещё и певица. В украинском костюме и с веночком на голове она спела несколько народных украинских песен.

Затем наступил черёд гостей. Живгазета, вся в синих блузах, строем прошла через зал. Впереди шагала Сима с сияющими глазами — лёгкая и стройная. И хотя на ней была та же самая косоворотка с васильками вокруг ворота, но постиранная и выглаженная, она казалась особенно нарядной.

Над землёй,               в облаках.Эскадрильи врагов —Под волнами                 подводные лодки.Всколыхнёт и встряхнётОт Октябрьских шаговОт тяжёлой Октябрьской                                   походки.Так будь же, песня, ты легкаПод миллионный шаг.Для ленинца-большевикаЛежит и путь-большак! —

звучным речитативом, под музыку декламировали живгазетчики. С сольным номером выступила Инка. Она прочитала стихотворение Демьяна Бедного «Главная улица». Девочка очень волновалась и поэтому пропустила две строфы. Но ничего, всё сошло благополучно. Главное достоинство Инкиного исполнения заключалось в том, что она декламировала очень громко. А заключительные строки:

Идут, идут, идутНа последний, на Главный,                                        редут —

она прокричала так громко, что вздрогнула и закачалась стеклянная люстра.

Поразил всех шумовой оркестр. Нужно отдать справедливость Черепку, оркестр играл на высоком артистическом уровне. Трещали трещотки, звенели бутылки; гребешки, обёрнутые папиросной бумагой, пели, как гармонии, а рупор издавал бесподобные трубные звуки. Что касается самого Черепка, то он давно уже не дирижировал с таким вдохновением?

И всё-таки самое интересное было впереди. Гвоздь программы, пьеса «Красные дьяволята», к которой пионеры готовились целый месяц, должна была пойти во втором отделении. Инка не участвовала в «Красных дьяволятах», но Сима позвала её, и Инка тоже побежала за кулисы. Что тут творилось! Три «дьяволёнка» — Юра Павлик, Черепок и Липа были уже загримированы. Липа, в мужских брюках и в рубашке, держала перед собой маленький осколок зеркала и, опустив его вниз, внимательно рассматривала себя.

Сима, раскрасневшаяся, взволнованная, подбегала то к одному артисту, то к другому:

— Толя, иди сюда. Я тебе приклею усы!..

Толя играл Махно. На нём был полушубок, смушковая шапка, на носу очки.

— Ребята, я вас прошу, не волнуйтесь, — уговаривала Сима. — Если только слова забудете, я сейчас же подскажу.

Тут взгляд Симин упал на Инку и она вспомнила, зачем её позвала.

— Тебе, Инка, поручается очень ответственное дело. Вот железная палка, держи. Когда Юра выймет пистолет, чтобы выстрелить в ординарца Махно, ты сразу же ударишь по куску фанеры. Поняла? Там, за декорацией…

Инка бодро кивнула головой. Хотя ей не совсем понятно было, где это «там, за декорацией», но она считала неудобным расспрашивать. Между тем прозвонил звонок. Антракт кончился. Сима ушла влево за кулисы, чтобы оттуда суфлировать. Занавес поднялся. Восторженный шёпот пронёсся по залу. Декорация изображала степь, ночное звёздное небо. Три красных «дьяволёнка» крались по степи. С захватывающим вниманием следили за всем происходящим на сцене зрители. В конце действия раздались громкие аплодисменты. С таким же успехом прошло второе действие и наступила финальная часть. Перед «дьяволёнком» Черепком стоял с завязанными руками «бандит», ординарец Махно. Играл его Вася Янченко.

Вовка Черепок вынул из кобуры пугач, наставил его на бандита и грозно произнёс:

— Сейчас я тебя убью.

Вот тут Инка и должна была ударить палкой о фанерный лист. Она побежала в угол, где, по ее мнению, он должен был стоять. В темноте она больно ударилась коленом о кресло и чуть не упала.

— Проклятый гад! Подлый враг рабочего класса! — снова повторил Черепок свою реплику. В голосе его уже слышалась тревога.

А Инка между тем металась за сценой в поисках фанеры. Ей не хотелось спрашивать у Симы, где этот проклятый лист. Черепок всё ещё стоял с вытянутой вперёд рукой, а пугач его молчал. Положение становилось угрожающим.

— Ты понесёшь сейчас кару! Попомнишь ты красных дьяволят, — быстро и взволнованно зашептала Сима придуманные на ходу слова.

— Ты понесёшь сейчас кару! Попомнишь ты красных дьяволят, — повторил Черепок и с тоской посмотрел на свой пугач. Потом оглянулся назад. Где эта растяпа Инка ходит?

«Бандит», приговорённый к смерти, захихикал. Тогда Черепка осенило.

— Сейчас… Сейчас я тебя убью, — пробормотал он и очень громко, так, чтобы слышали даже задние ряды, выкрикнул: — Пу!

Юра понял, что он убит, закрыл лицо руками и упал на пол, продолжая хихикать.

В это время Инка обнаружила лист фанеры. Он стоял у кресла, просто-таки под носом у неё, а она не заметила. Позабыв о том, что «бандит» уже упал, «сражённый выстрелом». Инка ударила железной палкой по листу. Раздался оглушительный звук, действительно, похожий на пистолетный выстрел, но простодушные, добрые зрители не заметили осечки и долго аплодировали. Эти щедрые аплодисменты спасли Инку. Ей досталось гораздо меньше, чем она заслужила. Черепок только щёлкнул её по голове, а Сима, укоризненно глядя на девочку, сказала: