Берия легко отмахнулся.
— Коба, — сказал он. — Зачем вождю забивать себе голову такой ерундой? Есть куда более серьезные вещи. Я не стал бы тебя беспокоить, но приходится.
— Если ты по Воскресенскому, — сердито сказал Сталин, то разговор уже был. Ты сам старый чекист, ты должен понимать — никто на себя зря наговаривать не станет. Били его? Большевиков царские сатрапы не так мордовали, но мы же не признавались в свальном грехе! Если эти рассказывают о своей антисоветской работе, то так оно и было на самом деле, значит, они и в самом деле такую работу вели. Или ты хочешь сказать, что сам фальсифицировал показания? Кто у тебя их сочинял?
— Я перед тобою чист, — поднял руки Берия. — Неужели ты мог подумать, что я способен что-то затевать за спиной у вождя? Сколько лет ты меня знаешь, Коба?
— Нестора Лакобу я тоже знал не один год, — глухо сказал Сталин. — Кто мог подумать, что Нестор меня предаст? Последнее время я никому не верю. Некому отдать государство, Лаврентий, некому. Думал отдохнуть, время такое пришло, Но кому поручить государство? Не тебе же, ты ведь, если дать тебе власть, через полгода от полового бессилия и изнеможения загнешься. А потом, ты все-таки потихоньку наглеешь. Ты уже указываешь, какие проблемы должны занимать вождя, а на какие он не должен обращать внимания. Твое ли это дело, Лаврентий?
— Не сердись, Коба, — примирительно сказал Берия. — Ну, сорвалось глупое слово с языка. Кто я, чтобы соперничать с твоей мудростью? Просто я очень люблю тебя и хочу, чтобы ты жил долго, на радость друзьям и на страх всем нашим врагам.
— Льстец, — проворчал Сталин. — Ладно, Лаврентий, выкладывай, с какими гениальными идеями ты пожаловал на этот раз.
— Академик Абеков приезжал, — сказал Берия. — Из туркменского Института геологии. Их тревожит сейсмика районов, прилегающих к Аральскому морю. Вполне вероятно повторение ашхабадского землетрясения.
— Этого нам не хватало, — сказал Сталин. — Что можно предпринять?
— Ничего, — сказал Берия. — Это как атомная бомба — либо взорвется, либо нет.
— И что ты предлагаешь? — рассердился Сталин.
— А что я могу предложить, Коба? — удивился Берия — Это не я, это они просят деньги на разработку методики раннего предупреждения землетрясений. Девять миллионов рублей.
— Нет денег, — сказал Сталин. — Ты ведь не хуже меня знаешь, сколько мы тратим на разработку водородной бомбы. И Ашхабад мы из руин поднимаем. Они должны знать, сколько это стоит — заново отстроить город. Где товарищ Сталин возьмет деньги? Товарищ Сталин деньги не печатает, деньги печатает Гознак. С этим вопросом все. Несвоевременно, Лаврентий, сам должен понимать. Что у тебя еще?
Он недовольно поморщился, понимая неудовлетворительность своего ответа. В сорок пятом, после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, раздраженный инертной неповоротливостью науки, он вызвал президента Академии наук Сергея Ивановича Вавилова и хмуро спросил его:
— Ну что, просрали бомбу наши ученые?
— Нет, товарищ Сталин, — нашелся академик. — В очередях простояли!
Ответ был по существу. Сталин понимал, что на науке экономить нельзя, рано или поздно эта экономия обернется против государства, но в данном случае он понимал, что дополнительные расходы государство просто не потянет. Поэтому он даже был рад, что Берия перевел разговор на Другую тему.
Лаврентия Берию тревожило положение в советской оккупационной зоне.
Создание на месте оккупационных зон союзников Федеративной Республики Германия не застало врасплох советское правительство. Однако немцы во главе с Ульбрихтом протестовали, чтобы восточная зона вошла в федеративное государство. Коммунисты требовали автономии. Следуя мыслям о создании социалистического лагеря в Европе, Сталин принял решение о создании социалистической Германии. Берия остался в меньшинстве. Ему было все равно, какой станет новая Германия, лишь бы эта новая Германия оставалась европейским союзником СССР. Упрямо и регулярно он доводил свою мысль до сознания вождя, приводя все новые и новые доводы за создание единой Германии.
— Слушай, Лаврентий, — хмуро сказал Сталин. — Если бы товарищ Сталин тебя не знал, он бы подумал, что ты работаешь на англичан. Политбюро уже приняло решение. Можешь, если не боишься, вынести этот вопрос на Политбюро. Только приготовься, что товарищи из Политбюро будут тебя бить за эти изменнические настроения. Ты хочешь сказать, что мы выиграли эту войну, чтобы подыгрывать империалистам? Сколько тебе платит Черчилль?
— Я молчу, — сказал Берия. — Но мы совершаем ошибку. Зачем оставлять в Европе очаг противостояния разных социальных систем, да еще переносить ее на национальную почву, искусственно разделяя единый народ? Рано или поздно все это аукнется. Бог с ними, с немцами, я боюсь, что это может отозваться в Европе.
Хитроумный чекист был прав, через несколько лет все обернулось берлинским восстанием, а чуть позже, когда судили его самого, Берии в числе иных было предъявлено обвинение в шпионаже в пользу Англии. И тут уже вождь, пусть и посмертно, оказался пророком. А быть может, совсем не пророком — давно ведь известно, что избитые штампы живут дольше случайных истин, и если нарком Берия в свое время обвинял членов Политбюро в шпионажах в пользу иностранных держав, то стоило ли удивляться, что его самого уцелевшие члены Политбюро обвинили в этом самом шпионаже, хотя самое святое английской разведки давно занимали люди, работавшие на СССР исключительно из идейных соображений, и таким образом Лаврентию Павловичу выкладывать им государственные секреты Страны Советов было бы просто глупо.
Но до этих событий было пока еще далеко, а сейчас Берия, убедившись, что судьба Восточной Германии решена окончательно и бесповоротно, докладывал товарищу Сталину об аресте в далекой Америке бывшего немецкого физика Фукса, через которого по тайным тропкам разведки приходили в Союз атомные секреты бывшего союзника.
— Нет, — глухо сказал Сталин и бесшумно прошелся по ковру, расстеленному на полу кабинета. — Этого мы признавать не можем. Надо официально заявить, что советскому правительству Фукс неизвестен. Пусть они знают, что после августа мы тоже располагаем атомной бомбой, не надо только им знать, сколько у нас этих атомных бомб. В сорок пятом они грозили бомбой нам, пора погрозить им. Жаль, что мы не можем продемонстрировать ее так же открыто, как они это сделали в Японии. Но даст бог, не последний день на свете живем, они еще обязательно нарвутся, просто не могут по своему нахальству не нарваться. И тогда мы еще посмотрим, чей ишак громче кричит!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});