Это вполне соответствует предъявленным вам обвинениям, месье.
В сознании появилось размытое видение камеры и зарешеченным окном под потолком и застывшими неясными фигурами арестантов.
Морис возмущенно воспротивился:
— Ну уж нет! Тюрьма — это если только временно, до суда. А любой суд меня оправдает.
Кто-то в его голове злорадно отозвался:
— Как же, как же. Помнится, Дрейфуса оправдали. Правда, только после того, как он отбыл большую часть срока своего заключения. Но так ведь за него вступился сам Эмиль Золя и другие знаменитости. А кто вступится за тебя, бедный Морис Ревиаль? Софи? Элиза? Навряд ли.
— Господи, да чем я хуже любого из здесь присутствующих?
Ехидный голос в голове ему ответил:
— Тем, что они простые налогоплательщики, не отягощенные государственными тайнами, а ты был допущен к секретным делам республики.
Морис оторвал взгляд от сукна стола и стал всматриваться в окружавших его игроков. И тут же ощутил себя изгоем среди них. Голос в голове отозвался:
— А раньше тебя одиночество как-то не тяготило и не пугало. Правда, раньше оно имело иной статус, иное значение. Раньше ты был где-то над этими людьми, а теперь запросто можешь оказаться вне их.
— Господи, но ведь я никогда не позволял себе их презирать, не позволял себе обращаться с ним как с неравными себе. Я служил их интересам, их безопасности. Тогда почему? Почему Дрейфус?
Насмешник язвительно хохотнул:
— А ты бы хотел судьбы Маты Хари? Агент Н-21?
Возмущение опротестовало предложенный вариант, удивленно вскрикнув:
— При чем здесь Мата Хари? Она была двойным агентом. А что мне в этом смысле можно инкриминировать?
Насмешник устало выдохнул:
— Двойной агент, шпионаж. Да не за это ее поставили к стенке. Политика — вот основная причина ее беды. У верхов свои расчеты, и они не задумываясь жертвуют пешками в своей игре, вроде Дрейфуса, Маты Хари и уж тем более тебя. И тебе эти правила хорошо известны.
— Стоп! Где я и где политика?
— Не так уж далеко, как тебе кажется. Думай! Упорно думай! Что же ты такое нарыл, что тебе так настойчиво хотят заткнуть рот?
Неожиданно веселый толстяк, присоединившийся к игре, обратился к Морису:
— Месье, что вы на меня так смотрите, как будто я у вас карманы вывернул?
Морис неожиданно обнаружил, что слишком далеко убежал в своих мыслях от игрового стола. Он закашлялся и буркнул:
— Извините, месье, я просто задумался.
Толстяк сопроводил движение своей руки, сжимающей фишки для новой ставки, насмешливым возгласом:
— Здесь стоит думать только об игре, месье.
Шарик отстучал свой ритм в рулетке, и крупье объявил о проигрыше толстяка. Тот приподнялся на своем стуле и печально улыбнулся Морису:
— Хотя, месье, размышления об игре тоже не дают утешительных шансов на выигрыш.
Толстяк поднатужился, вставая со своего места, к его лицу прилила кровь. Он сгреб в руку остаток фишек и покинул стол. Морис проводил его спину задумчивым взглядом. Ревиаль скользнул взглядом по лицам других игроков, и его размышления перешли в более спокойную плоскость, основывающуюся на банальном прагматизме: «Все, хватит выдумывать! Числа для ставок буду брать из эсэмэски, которая пришла из департамента. Вот они-то точно должны сказать, что меня ожидает».
Морис наморщил лоб, прикидывая сценарий своей игры: «Как буду ставить? В каком порядке? Надо как-то укоротить схему эксперимента. Или, наоборот, полный факторный эксперимент? А сколько факторов присутствует в моем эксперименте? Приехали. Пытаюсь что-то выяснить, а действую наобум, как последний дилетант. Итак. Фактор первый — уволят меня или нет? Ну, это просто. Ставлю на черное и красное. Так остается только понять: черное — это увольнение? Или как я сам загадаю? Пусть будет черное — увольнение».
Морис сделал равные ставки на красное и поле один — восемнадцать. Крупье объявил:
— Двадцать семь красное, нечет.
Результат обескуражил Мориса, он остался при своих. Он растерянно уставился на свои фишки. «Красное — значит, не уволят. Но это, по сути дела, проигрыш. И как это понимать? Оставят с условием? Уволят, но не сейчас? Если Господь решил растопырить мне мозги, то проделал он это очень изящно. — В голове Мориса продолжился мыслительный процесс: — Ну, меня так просто не возьмешь. Проверяем еще раз, но на этот раз ставим только на красное».
Крупье не заставил ждать с результатом:
— Одиннадцать черное, нечет.
Морис мысленно рассудил: «А вот это уже интересно. Черное. Оригинально. Тогда действительно я задержался на своей работе. Ладно, эксперимент есть эксперимент. Ставлю на тридцать один и тридцать два».
Морис поставил стопку фишек на линию раздела между тридцатью одним и тридцатью двумя. И крупье ошарашил Мориса новой неожиданностью:
— Тридцать три черное, нечет.
Морис поджал губы, мысленно посмеиваясь: «А выходит, это правильно — плохой из меня разведчик. Не по зубам мне эти загадки. Но эксперимент все же до конца доведу. Там еще время в эсэмэске было. 11:00. Вот и прекрасно».
Морис поставил стопку фишек на одиннадцать и две стопки на зеро.
Рулетка снова поставила сознание Мориса в тупик. Выпало зеро. Количество его фишек резко увеличилось, что не произвело на него никого впечатления, но родило множество сомнений в голове. Морис передвинул все свои фишки Элизе и хрипло пробурчал:
— Ну, ты с Софи фишками поделись. Получайте удовольствие. А я уже наигрался.
Морис встал и отрешенно двинулся к барной стойке. Элиза в спину ему поинтересовалась:
— Может, тебе в покер сыграть?
Морис, не оборачиваясь, безнадежно махнул рукой. Потом он сидел за стойкой бара с чашкой кофе. Употреблять алкоголь не было ни малейшего желания. Из зазеркалья барной стойки за ним подглядывали испытующие глаза. Его собственные глаза. Они смотрели на Мориса изучающе и задумчиво: «Ну что? Устроил сам себе спиритический сеанс? Идиотское занятие. Ничего не понятно. Хотя почему не понятно? Похоже, тебя кто-то ловко выбил из седла».
Морис хмыкнул. «Обычная работа разведчика. Ожидаешь подвоха от потенциальных противников и получаешь подножку от своих. Таковы правила игры. Ничего, разберемся. Однако, похоже, я веду себя опрометчиво. Ведь не могли меня так просто отпустить после предъявления обвинения. Наверняка за мной следят. Но я ничего не чувствую».
Морис потер большим пальцем висок и огляделся. Софи флиртовала с двумя мужчинами на другом конце стойки бара. Морис посмотрел на нее и принял решение: «Так, все. Пора сворачиваться».
Грубо вторгаться в личное пространство Софи Морису не хотелось, все-таки она ему не чужой человек. Мало ли о чем она с этими парнями беседует. И тут возникнет он зловещим укором каменного гостя. Нет. Это, в конце концов, будет унизительно и для нее,