Если бы даже на ней и было какое-либо ожерелье, оно оказалось бы совершенно скрытым под белым кружевным воротником, застегивающимся у шеи и спускающимся до плеч. Рукава с большими буфами оканчивались доходящими до самых запястий накрахмаленными манжетами.
Проходя мимо, она осмотрела свое отражение в зеркале возле лестницы и подумала, каким же образом ей удастся привлечь внимание его светлости, если она закрыта с головы до ног, как какая-нибудь чертова монашка. Необходимо что-то предпринять, подумала Мара, не имея понятия, что именно. Она все меньше ощущала себя Марой и все больше и больше мисс Арабеллой Вентворт.
– Сюда, мисс Арабелла.
Мара чуть было не споткнулась на верхней ступеньке лестницы. На ней были очки, которые она нашла в саквояже Арабеллы и надела в надежде, что они помогут ей в ее маскараде, но которые несколько мешали четко видеть окружающее. Подсвечник в руках лакея давал совсем немного света, и, чтобы не скатиться по ступенькам вниз, ей пришлось ухватиться за перила.
Когда они спустились на первый этаж, она увидела справа от себя открытую дверь, ведущую в освещенную свечами комнату. Во всех остальных частях замка было темно, все двери в другие комнаты закрыты.
Когда они направились к двери; Мара вся напряглась. По другую сторону этого дверного проема ее ждал он, ее будущий муж.
Из освещенной комнаты не доносилось ни звука.
Лакей, держа перед собой подсвечник, подошел к дверям и молчаливым жестом пригласил ее войти.
Мара прошла мимо него в комнату и увидела, что оказалась одна. Сент-Обина там не было. Она облегченно вздохнула, сняла очки и начала оглядываться по сторонам.
Комната представляла собой кабинет джентльмена, не слишком отличающийся от кабинета ее отца в старом Кулхевене. Она подумала: «Как это странно – чувствовать себя чужой в доме, где прошло все детство».
Но это не был прежний Кулхевен. Там, где не висели уставленные старыми книгами полки, стены были отделаны темными панелями из древесины грецкого ореха. Потолок был низкий я покрыт лепниной, что еще более усиливало впечатление замкнутости пространства.
По стенам, через равные промежутки, висели канделябры и, кроме того, несколько знакомых ей картин – когда-то они висели в длинной, застеленной ковром галерее, в которой были выставлены семейные портреты Диспенсеров. «В этом новом для них окружении, – .подумала Мара, – они смотрелись явно не на своем месте».
В другом конце комнаты, позади гигантского стола черного дерева, уютно трещал огонь очага. Она подошла к нему. Несмотря на идущее от очага тепло, ее вдруг охватил озноб, и, обняв себя руками, она потерла ладонями предплечья. С каждой минутой, отбиваемой резными напольными часами, ее напряжение, вызванное отсутствием Сент-Обина, нарастало.
Может быть, он вообще решил не спускаться к ужину, подумала Мара, изучив названия нескольких книг, стоящих на полках, и подивившись разносторонности собрания. Она сняла с полки потрепанный томик стихов Спенсера и, прежде чем поставить обратно на место, перелистала несколько страниц. Наполовину вытащенная со своего места стояла книга Вудхауса «Путеводитель по Королевству Ирландии». Найдя это вполне похвальным, она улыбнулась.
Пересекая комнату, чтобы взглянуть из высокого, занавешенного окна на ночное небо, Мара вдруг заметила портрет, висящий высоко над каминной доской из черного мрамора и наполовину скрытый в тени. Непонятно почему, но ее потянуло к нему.
Она медленно подошла к картине, и при виде смотрящего на нее лица матери ее охватило странное чувство.
Портрет был написан задолго до того, как солдаты Кромвеля осадили Кулхевен, когда самой большой заботой Мары было то, как бы улизнуть от уроков танцев, даваемых ей гувернанткой миссис Пиблс. В их местах все звали ее мать красавицей Эданой. На картине она была изображена возле зубчатой стены одной из башен, Кровавой, той самой, где позднее ее застрелили «круглоголовые». Она смотрела в сияющее летнее небо, и ее ничем не скрепленные сверкающе-рыжие волосы развевались на ветру.
Мара как сейчас помнила тот день, когда был написан этот портрет, и ссору между матерью и отцом по поводу платья, которое она должна была надеть. Он настаивал на небесно-голубом, она же предпочитала изумрудное. В конце концов отец настоял на своем, однако ценой того, что на портрете ясно отразился вспыльчивый характер матери. Даже сейчас Мара ясно видела гордо поднятый подбородок и силу, излучаемую ее светло-голубыми глазами.
Мара закрыла глаза. «О, мама, как мне тебя не хватает!»
Если бы только можно было вернуть те беззаботные дни. Если бы солдаты в тот злосчастный день не прорвали оборону. Если бы мать не отказалась сдать Кулхевен. Если бы…
– Добрый вечер, мисс Вентворт!
Глава 6
Мара резко обернулась на звук раздавшегося за ее спиной глубокого мужского голоса.
У нее перехватило дыхание. В дверях стоял он, граф, собственной персоной, и выглядел даже крупнее, чем она себе его представляла. Висевший на лестнице портрет не льстил ему. Собственно говоря, наяву он выглядел даже еще более грозным. Мара быстро нацепила на нос очки Арабеллы, и его черты расплылись в тумане.
Прежде чем заговорить, она вынуждена была нервно сглотнуть и возненавидела себя за этот страх.
– Добрый вечер, милорд. Я восхищалась этим замечательным портретом.
Он подошел поближе и, прислонившись к высокой книжной полке, скрестил руки на груди.
– Замечательный портрет, не правда ли? Он остался от прежних владельцев Кулхевена и каким-то чудом уцелел после того, как замок был взят штурмом. Висел среди прочих в галерее, но изображенная на нем особа так заинтересовала меня, что я решил перенести портрет сюда, чтобы иметь возможность видеть его почаще.
«Остался от прежних владельцев…» После этих слов куда-то исчезло волнение, охватившее Мару при встрече лицом к лицу с ним – ее врагом. Ей очень хотелось сказать ему, что портрет никто не оставлял, наряду со всем прочим он, скорее, был украден у ее семьи войском «круглоголовых», но придержала язык.
Она должна думать, поступать и отвечать так, как это могла бы делать Арабелла. А Арабелла никогда бы не рискнула противоречить ему или говорить, когда от нее этого не ждут. Ей это даже и в голову не могло бы прийти.
Поэтому вместо этого она потупила взор и как можно нежнее ответила:
– Портрет просто замечательный, милорд. Но не кажется ли вам, что эта женщина выглядит слишком дерзкой, слишком уверенной в себе? у Сент-Обин помолчал, глядя на нее со странным выражением на лице, потом, отвернувшись, пересек комнату.
– Хотите чего-нибудь выпить, мисс Вентворт?