Читать интересную книгу Новое открытие древней Африки - Бэзил Дэвидсон

Конечно, заимствование идей не было механическим. Народы, неся с собой представления о происхождении человека, земном и божественном, могли кочевать по континенту либо во всех направлениях, либо с севера и северо-востока. Можно, конечно, допустить, что культура народов юга – бледное отражение египетской, кушитской, карфагенской или ливийской цивилизации, но столь же вероятно, что представления, доминировавшие в странах Средиземноморья, проникая примерно в то же самое время или чуть раньше в глубь дикарской или варварской Европы, воспроизводились в такой же форме на берегах Северного моря.

Неизвестен также, и это следует подчеркнуть, ни один факт, который давал бы основание предполагать, что распространение идей и идеологий из долины Нила в Южную и Центральную Африку было односторонним. Династический Египет появился не на пустом месте – он рожден неолитом, причем чисто африканским. Земледельцы района Фаюмского озера, заложившие основы древнеегипетского общества, тоже обладали собственными представлениями о жизни и вселенной. Безусловно, большинство этих идей было скорее африканского происхождения, нежели азиатского. «Страна бога», населенная духами великих предков, находилась, по мнению древних египтян, не на севере и востоке, а далеко на юго-западе. Нет никаких оснований полагать, что древние формы обожествления барана, поклонения солнцу и других знаменитых на Ниле культов родились не в этой туманной «стране бога», лежащей в «Верхней Африке», где они процветают и по сей день, а в каком-то другом месте. Вполне возможно, что в те времена происходил сложный процесс развития, взаимного переплетения и переработки идей, кочевавших между Севером и Югом и испытывавших при этом воздействие времени и народов.

Многочисленные народы и племена Западной Африки, которые заявляют в легендах о своем восточном или северном происхождении, по-видимому, не так уж далеки от истины. Правда, вполне вероятно, что это означает не столько происхождение, сколько влияние, если учесть, какой долгий период расселения и смешения предшествовал созданию этих легенд. Все это необходимо иметь в виду, чтобы не впасть в ошибку, воображая, будто древние Народы Африки две с лишним тысячи лет назад не имели собственного лица и легко поддавались любому экзотическому воздействию. Привнесенные экзотические черты поглощались. В процессе этого поглощения они неизбежно перерабатывались, становясь специфически западноафриканскими, как, например, религиозные обычаи акан или йоруба, подобно тому как христианство, возникнув в виде азиатской секты в Палестине, стало европейской религией; или подобно тому как чисто африканский вклад в культуру древнего Нила стал называться древнеегипетской цивилизацией.

Только в последние годы антропологи занялись систематическим изучением сети взаимопереплетенных верований и идей, лежащих в основе внешне незамысловатой племенной структуры континентальной Африки. Многое из того, что казалось совершенно ясным, стало непонятным, но зато многое начало поддаваться научному объяснению. Человечество все больше убеждается в том, что «века застоя» в племенной Африке – всего лишь плод воображения.

Появление железа

«Что такое Зеленый мыс? – сказал Карл II, когда у него хотели получить согласие на организацию новой английской компании для торговли с Гвинеей. – Вонючая дыра». Такая точка зрения господствовала в тогдашней Европе по вполне понятной причине. Все, что и было известно об Африке, – хотя в течение многих лет Европа была знакома преимущественно с ее береговой линией, – казалось, подтверждало этот мрачный вывод. Болота, по которым непрерывно барабанит дождь; вожди, сопротивляющиеся рабству; зной и лихорадка; легкость завоеваний и почти полная невозможность удержать завоеванное – поистине все казалось примитивным и вызывало чувство безнадежности. Народы гвинейского побережья, искалеченные десятилетиями неравной борьбы с европейцами, рыщущими в поисках рабов, легко могли показаться пришельцам народами без истории, без перспектив прогресса.

Теперь нам ясно, как ошибочны были эти представления. Многое изменилось – царства и империи возвышались, приходили в упадок и снова расцветали; цивилизации Нила и Средиземного моря, построенные на наследии африканской культуры, уже давно внесли огромный вклад в развитие человечества. Особенно ценны их теории о происхождении жизни, государства и вселенной. Но для социального развития стран к югу от Сахары, пожалуй, более существенным было приобретение навыков добычи и использования металлов, а решающее значение имело применение железа.

Как давно стали использовать металлы в районах, лежащих к югу от пустыни? Некоторые европейцы до сих пор придерживаются старого представления, будто африканцы оставались на стадии каменного века вплоть до начала колониального периода. Однако накопленные в изобилии факты, относящиеся к периоду после XV века, с предельной ясностью отвечают на этот вопрос. Единственными африканскими народами, жившими в условиях каменного века в период открытия Африки европейцами, в XV веке, были пигмеи и бушмены, народы, населяющие Канарские острова и остров Фернандо-По, и, возможно, еще одно-два племени на материке. Многие африканские народы все еще пользовались камнем и костью, но и они задолго до XV века начали выплавлять металлы.

Первыми металлами, которые начали применять африканцы, были золото и медь, так как эти ископаемые встречаются в природе в естественном состоянии и обрабатываются легче, чем железо. Так, в Нижнем Египте переходная амритянская культура – культура неолита – знала золото из Нубии еще в V тысячелетии до н. э. Слово «нуб» на древнеегипетском языке означало золото. В века, предшествующие I династии, то есть в конце IV тысячелетия до н. э., народы дельты Нила изготовляли прекрасные золотые украшения. Народы Куша и Ливии пользовались золотом, медью и бронзой задолго до того, как стали выплавлять железо.

Древняя Западная Африка, где было много золота и мало меди, в ходе ранней транссахарской торговли, безусловно, обменивала свое золото на ливийскую медь. Вполне вероятно, что вели эту полезную торговлю колесничие ливийских гарамантов, если только они действительно пересекали Сахару до самого Нигера неподалеку от Гао (как это представляется нам теперь). Такая торговля продолжалась и в начальный период арабских завоеваний. Примерно в 950 году аль-Хусани сообщал, что в Феццане, где жили гараманты, обменивают золото на медь. Несомненно, такой обмен совершался и в других местах. Мони в своем подробном трактате по этому вопросу делает вывод, что медь и бронза пришли на юг через Сахару около 1200 года до н. э., то есть примерно тогда же, когда там приручили лошадь, и что изготовление и использование медного оружия, хотя и в небольших масштабах, продолжалось по крайней мере до II века до н. э.

Но решающую роль в истории древней Африки сыграло освоение железа. До тех пор пока африканцы не овладели техникой его обработки, нельзя говорить о наступлении в континентальной Африке века металла как особого периода ее истории, создавшего новые формы общественного и социального устройства. Только научившись делать хорошие железные орудия, африканские народы сумели преодолеть сопротивление окружающей среды и расселиться по всем уголкам обширного континента. Медного и бронзового веков, характерных для древних Европы и Азии, не было у народов, живших к югу от Сахары. Это обстоятельство еще более усиливает необходимость глубокого изучения железного века в Африке как решающего для понимания ее истории и современного положения.

Когда же начался железный век? Предметы и оружие из железа могли появиться в Куше как редкостные и удивительные вещи еще в 600 году до н. э., но лишь спустя много времени здесь узнали, как выплавлять железо, а в обиход оно вошло не ранее чем за 200 или 300 лет до н. э. По трансафриканскому маршруту сведения об обработке железа едва ли могли дойти до Западной или Центральной Африки ранее I века до н. э. (а то и позднее). Получение этих сведений из Мероэ замедлялось, очевидно, не только из-за отдаленности Куша, но и потому, что кушитские правители держали в секрете способ обработки железа, охраняя его как государственную тайну. Возможно, этим секретом владели жрецы: груды шлака обнаружены всего лишь в нескольких сотнях метров от храма Солнца.

Много позднее в южных районах Африки можно было различить отзвуки этой прочной и незыблемой монополии древности. Когда в конце XV века португальцы впервые проникли к устью Конго, они узнали, что «мани» – царь Конго – является членом привилегированной «гильдии кузнецов». Позднейшие сведения подтвердили, что случай этот не был единичным. «По всей стране туарегов (в южной Сахаре), – писал Генрих Барт в середине прошлого века, – энхад (кузнец) – наиболее уважаемое лицо, а братство этих кузнецов – наиболее многочисленное. Обычно энхад занимает при вожде племени должность премьер-министра».