защитить их от обид. Недвижимости высланных евреев перешли в собственность императора, который отдал их городу за 8000 гульденов. Изгнанные сначала хотели поселиться в Виндгейме, и они имели заступницу в лице маркграфини Анны Бранденбургской, которая хотела выхлопотать для них эту небольшую милость. Однако совет отказал им даже в таком незначительном облегчении. Тогда большинство высланных нюрнбергских евреев отправилось во Франкфурт на Майне и было там принято на сносных условиях. Передавали, что двое франкфуртских судей прямо пригласили их поселиться в их среде, так как город ожидал от этого значительных выгод. Зато один священник намылил голову этим членам совета, потому что они дали приют несчастным.
В то же самое время были высланы также евреи из других немецких городов, Ульма, Нердлингена, Колмара и Магдебурга.
Регенсбургской еврейской общине, старейшей в Германии, было еще хуже, и она уже слышала предупреждение быть готовой к изгнанию. С того времени, как граждане этого имперского города в споре с евреями из-за лживого обвинения в употреблении крови понесли обиду и денежные потери от императора Фридриха, прежняя уживчивость евреев и христиан там исчезла и уступила место озлоблению и ненависти. Злоба против императора за то, что он защитил евреев от клеветнических обвинений, подала главарям города несчастную мысль уйти из-под верховной власти императора и стать под непосредственную власть жаждавшего завоеваний Альберта, герцога баваро-мюнхенского. Но это отречение от императора повело к неприятным осложнениям, стоило городу Регенсбургу его независимости и повлекло для него значительные потери и обеднение. Император Максимилиан навязал им даже имперского начальника, который обращался с советом и гражданами, как с крепостными, и держал их в повиновении. Вместо того, чтобы приписать эти следовавшие одно за другим несчастия своему собственному безрассудству, граждане считали евреев виновниками своего падения и изливали на них свое негодование. Попы, озлобленные неудачей своего замысла против евреев, ежедневно восстановляли народную массу против последних и прямо проповедовали: «евреи должны быть изгнаны». Вследствие этого мельники не хотели продавать им муку, а пекари — хлеб; духовенство угрожало ремесленникам лишением причастия, если они дадут евреям съестные припасы. Совет также бездушно помышлял об установлении для них ограничений. В некоторые дни евреям совсем запрещалось делать на рынке свои закупки съестных припасов, в другие дни можно было их делать лишь ранее определенного часа и лишь после христиан. Христианам было запрещено «йод страхом серьезного советского наказания» производить закупки для евреев и указывалось, что каждому следует подумать о чести Божьей и о собственном благополучии и бездушно относиться к евреям. Терзаемые жаловались своему ближайшему покровителю, герцогу баваро-ландсгутскому, что ни одной минуты в течение дня они не обеспечены от оскорблений, если кто-либо из них встречается с христианином. Но герцог не мог или не хотел им помочь. Одну минуту они думали, что могут надеяться на лучшие дни, когда они вследствие смерти герцога Георга ландсгутского перешли из-под этого мнимого покровительства под охрану императора, именно эрцгерцога австрийского, и стали ему платить налоги (с 1504). Но из-за того, что они оперлись на ненавистное иноземное владычество, горожане стали лишь еще более коситься на них, а духовенство лишь еще более осуждать их. Совет уже серьезно занимался вопросом об обращении к императору Максимилиану с просьбой дать свое согласие на изгнание евреев из Регенсбурга и на оставлении в крайнем случае лишь около двадцати четырех семейств. Им разрешено было лишь еще несколько лет вести там несчастную жизнь. Император Максимилиан в своих приказах» относительно евреев довольно часто проявлял непостоянство и произвол. Горожанам эльзасского города Оберная, которые по грубости своей до крайности угнетали еврейских жителей своего города и проезжих, он немилостиво приказал принять обратно высланных евреев и не причинял им неприятностей. Не прошло и десяти лет (1507), как он разрешил магистрату Оберная снова изгнать вновь поселившихся и запретить евреям вообще касаться этой имперской области. В общем, в Германии было всего лишь три большие общины, именно в Регенсбурге, Франкфурте на Майне и Вормсе, и в последних двух часто угрожали изгнанием.
В Праге жило очень много евреев; но этот город тогда не причислялся к собственно Германии, но являлся главным городом особой коронной земли, которой, так сказать, правил Владислав, одновременно король венгерский. Хотя этот король был сыном дружественного евреям польского короля, К аз и мира IV, однако он нисколько не был благоприятно настроен к евреям. В Венгрии он спокойно смотрел, как евреев вольного города Тирнау сначала пытали, а затем изгнали за то, будто они употребляли кровь христианских детей для разных целей, напр., для остановки кровотечения или «для любовных напитков»; это было первое подобное обвинение против них в Венгрии. Богемским евреям под властью Владислава было не лучше; еврейский квартал в Праге часто подвергался разграблению толп черни. Высылка евреев была искренним желанием граждан. Все таки евреи имели также своих покровителей, именно среди дворянства. Когда на одном ландтаге обсуждался вопрос о высылке или оставлении евреев, прошло решение (7 августа 150: они должны быть во веки терпимы богемской короной; если б кто-нибудь из них нарушил закон, то должен быть наказан один только виновный, и его преступление не должно быть вымещено на всем еврействе в целом. Король Владислав утвердил это постановление ландтага, чтоб его слишком скоро нарушить, так как пражские граждане были против него и пустили в ход все мыслимые средства для уничтожения его. Они так сильно вооружили короля против евреев, что он согласился на высылку последних и угрожал ссылкой тем христианам, которые осмелились бы ходатайствовать за них. Тем не менее, они остались в стране; неизвестно, благодаря какому благоприятному стечению обстоятельств. Однако неуверенность в будущем побудила некоторое число еврейских семейств переехать в Польшу, где часть их поселилась в Кракове; ежедневно ожидая высылки, они приучили себя устраиваться на огнедышащем вулкане. Потомок семейства итальянского типографа Сонцина Гер сон Коген, устроил (1503 в Праге еврейскую типографию, первую в Германии, почти через сорок лет после появления еврейских печатен.
Много учености тогда, видно, не было в Пражской общине, так как Герсонова типография за долгое время не выпустила ни одного ученого произведения, хотя бы талмудически-раввинского, а удовлетворяла только синагогальному спросу, тогда как итальянские и турецкие типографии распространяли важные сочинения из старых времен и современные. Из этой эпохи называют только один единственный раввинский авторитет, и этот, Яков Поляк (род. 1470, ум. 1530), положивший начало новому способу толкования Талмуда, был иностранцем. После своего тезки на Востоке, Якова Берава, он быль самым основательным и остроумным талмудистом этой эпохи. Замечательно то обстоятельство, что поразительное