А взамен явится нечто светлое, радостное, давным-давно позабытое, способное направить устоявшуюся жизнь в другое русло; где не станет бесконечного недовольства собой, того самого чувства, о существовании которого не знают друзья и соратники, но о котором прекрасно ведает сам человек. Как будто, сам того не желая, обманывает всех окружающих…
Нет в человеческих чувствах ничего лучше надежды. Будь то ожидание, пока мимо тебя, сидящего на берегу реки, проплывет труп твоего врага; будь то безудержная жажда мирской славы и зрительских аплодисментов. Все мы – прима-балерины, даже если никто не ждет нас на этом празднике жизни. Такова человеческая натура, и ничего с нею не поделаешь. Хоть лопни от натуги…
Машина уверенно преодолела последний кривой подъем, и вот оно, знакомое с молодости местечко – главная цель неожиданно предпринятого путешествия. А может, и совершенно ожиданного. Может, в подсознании оно жило давным-давно, вместе с недовольством и надеждой, и периодически снилось по ночам, просто ты, еще даже не проснувшись, забывал подобные путешествия. Потому что они могли подвигнуть тебя на непредсказуемые, никому из друзей и знакомых не нужные поступки, способные привести только к конфликтам и всеобщему недовольству друг другом. В общем, к тому, что нормальные взрослые люди стараются себе не позволять. А если позволяют, то не удивляются потом отзывам типа «совсем крыша прохудилась…»
Максим съехал с серпантина, аккуратно припарковался на знакомой крошечной площадке, заглушил двигатель и вылез из машины.
Как и много лет назад, от здешнего пейзажа захватило дух, но на сей раз некому было сказать ему: «Какая красота, Максимушка!»
Он постоял немного, благодушно разглядывая соседние, уже прикрытые снежными шапками вершины и вдыхая полной грудью давно забытую свежесть, с которой никогда не встретишься на городских загазованных автомобильными выхлопами улицах.
Потом открыл багажник, достал купленный столик, перенес через дорогу, где рядом с пропастью располагался еще один пятачок земли – тут даже трава росла, правда, сейчас уже совершенно пожелтевшая и жухлая. Разложил столик, едва ли не заняв весь пятачок. Однако нашлось тут местечко и для пары раскладных стульчиков. А потом занялся нехитрой сервировкой.
Если бы его спросили, зачем он мается этой хренью, он бы не дал никакого внятного ответа. Но внутри себя знал – надо. Необходимо, и в первую очередь ему, потому что никого тут больше не было и быть не могло. Разве что какая-нибудь шальная альпинистская компания притащилась бы. Посторонние не ездят, но свято место никогда пусто не бывает. Еще один закон жизни…
Расставил на столе бутылки с шампанским, фужеры, нехитрый закусон, состоящий из конфет и апельсинов.
Потом поменял получившуюся расстановку. Раз, второй, третий… И наконец остался доволен достигнутым результатом.
Солнце уже почти касалось соседней горы.
Надо торопиться, а то скоро на площадку падет тень и разрушит всю праздничность. А возвращаться придется и вовсе в темноте.
* * *
Максим и Лена сидели, не глядя друг на друга. Как будто окружающие горы были для них намного важнее.
Впрочем, глядеть на гостью и не требовалось. Второй стульчик заняла та самая девушка, юная, худенькая и большеглазая, ничуть не изменившаяся с тех пор, когда они здесь побывали в последний раз. И в том самом платье, розовом, с белыми рюшами…
На столе красовалась откупоренная бутылка шампанского, рядом – два наполненных фужера, открытая коробка конфет и нарезанные на дольки апельсины на одноразовой тарелке.
Максим взял в руку один из фужеров.
– Ну, с днем рождения! – Он с улыбкой поднял посудину, даже не повернув головы в сторону именинницы.
– Спасибо, Максимушка! А когда он у меня? – улыбнулась в ответ Лена, также глядя куда-то вдаль, где не было ничего, кроме пока еще чистого неба.
– Э-э-э… – Максим вдруг понял, что, когда у Лены день рождения, он напрочь не помнит.
Почесал затылок, но это не помогло. Память не возвращалась. Зато в груди родился растерянный и виноватый смех.
Лена, по-прежнему не поворачивая головы, тоже рассмеялась.
Некоторое время они продолжали хихикать, словно не могли справиться с собой. Потом замолкли.
– Вот видишь, – сказал Максим, делая глоток шампанского. – Я обещал, и вот. Я на Нашем Месте.
Лена тоже приложилась к фужеру:
– Я не приду, Максимушка. Я там много лет не была. А ты молодец. Хотя и забыл.
– Что забыл? День твоего рождения? Ну… не сердись, что ты, правда, ты же никогда это не любила: свечки, торты, пожелания здоровья и счастья в личной жизни, всю эту чушь…
– Ты забыл, что я есть, – сказала Лена, все еще глядя в небо. – Я могу ждать долго, но…
– Но не так долго? – с обидой спросил Максим. – Это ты хочешь сказать?
Он наконец глянул на нее. И чуть не свалился в пропасть: на месте Лены сидела крашеная баба лет сорока, с морщинами вокруг глаз и уже поплывшей в талии фигурой.
– Ты заметил? Мы до сих пор не умерли. Друг без друга. – Лена повернула голову и глянула Максиму прямо в глаза. – Почему?
И у него не нашлось ответа на этот вопрос.
* * *
Максим по-прежнему стоял у накрытого стола на краю пропасти, а через дорогу ждала его возвращения огненная «альфа ромео». За столом никого не было. Бутылки с шампанским не открывались, упаковка на коробке конфет была не повреждена, апельсины сохраняли девственную целостность.
Максим стоял, размышляя: то ли у него реально поехала крыша, то ли ее слегка сдвинул свежий горный воздух.
Скорее, наверное, все-таки второе, коли больше за столом по-прежнему никого не наблюдалось.
Ну и неудивительно – после стольких-то лет жизни в напрочь прокуренной атмосфере кабаков, оркестровок и курилок!
И тем не менее неожиданный удар гор он выдержал.
– А вот хрен вам! – заорал он, сам не зная кому, но будучи уверенным, что его слышат. – Не дождетесь!
Он бы не удивился, кабы где-то от его крика сорвалась со склона лавина и неудержимо понеслась вниз, все снося на своем пути. Но заснеженные вершины все так же безмятежно сияли, не обращая ни малейшего внимания на незваного гостя, без спроса проникшего в их безмолвное царство.
– Не дождетесь! – снова крикнул он. И одним резким ударом ноги сбросил праздничный стол в пропасть.
Мгновением позже следом отправились и стульчики.
Да, это все пустота и тишина виноваты! Для городского жителя горы – самый настоящий наркотик, тут еще и не такое привидится. Кислородное голодание, то-се… Хотя какое может быть кислородное голодание на такой высоте?
Он поскреб затылок.
А может, именно за «тем-сем» и лазают наверх альпинисты? Ловят глюки, как от выкуренной травки.