темноты. Смешно, но пустая квартира – пугала.
– Ну, будет, будет вам, присаживайтесь, – помахал ладонями Александр Викторович, словно отгоняя мух. – Я лично выберу студентов, которые с честью представят МГУД в будущем году в Нью-Йорке. Это огромная ответственность! Полученный опыт обогатит, расширит и углубит ваши знания, а закончив цикл, они вернутся к истокам, чтобы взрастить новое культурное поколение великой страны. Праттский диплом, именно тот золотой ключик, который многие так тщетно ищут. Он открывает дверь в чудный мир абстракций и иллюзий, приручённых человеческим умом.
Новицкий ненадолго смолк и хитро улыбнулся, словно улыбкой объединил сообщников:
– Вы, толковые ребята, мои лучшие ученики, способны взвесить и оценить значение моих слов. Но вы должны помнить, – он поднял указательный палец, – этот шанс, предоставил вам наш университет. Обучение в Нью-Йорке, оплачено государственным фондом развития сотрудничества, под руководством вашего скромного наставника. – Александр Викторович скромно поклонился и сел.
Второй раз прогремели аплодисменты. Новицкий снисходительно улыбнулся, надел круглые очки. Поигрывая ручкой меж пальцев, пробежал глазами по странице с чёрной горизонтальной полосой, оставленной старым принтером приёмной.
– Завтра секретарь вывесит список перед кабинетом. Всего доброго, молодые люди.
Группа поднялась, аккуратно придвинула стулья к столу, негромко переговариваясь, вышла их кабинета. Повесив сумку на плечо, Лина подошла к двери.
– А, Калетник… – поднял глаза Новицкий. – Будьте добры, задержитесь, милочка.
Лина вернулась на место, опустила сумку на пол выжидательное глядя на Александра Викторовича.
– Вам любопытно взглянуть на список?
– О, конечно... – улыбнулась Лина, стараясь говорить ровно.
– Замечательно. Студенты, участвующие в программе обмена, как правило, добиваются больших успехов, вы согласны?
– Да, Александр Викторович.
– Вы уже бывали в Нью-Йорке?
– Нет.
– Ну, все впереди, все впереди, – улыбнулся Новицкий. – Чудесный город... Суетливый конечно, не без того, но ему это простительно. Это город сбывшихся желаний! О! Чего только он не сулит, отважным мечтателям. Вы, меня понимаете?
– Думаю, да, – неуверенно проговорила Лина.
– Такую возможность ждут миллионы. Но заслуживают единицы. Самые достойные, хваткие, готовые горы свернуть! Как, по-вашему, Василина, вы подходите под данное определение?
– Не знаю. Я надеюсь, Александр Викторович, – растерялась Лина, положив ладонь на неприятно занывший живот.
– Думаю, вы именно такая, – мягко проговорил Новицкий, складывая очки в футляр. – Но, необходимо знать наверняка. Нам с вами, просто необходимо в этом убедиться!
Отбивая пальцами по столу незамысловатый такт, Новицкий приблизился, остановился за спиной. Лина подпрыгнула, неловко вскочила, но влажные руки неожиданно сильно впились в плечи, вернув на место. Тыльная сторона ладони погладила затылок под собранным хвостом. Лина задохнулась. В глазах потемнело. Она упёрлась пятками в пол, но стул не сдвинулся.
Новицкий тяжело прохрипел в ухо:
– Вы хотите увидеть огни Нью-Йорка? Хотите?
– Прекратите! Я закричу! – захлёбываясь брезгливостью, она едва вытолкнула слова из горла.
– Кричать? Ну, зачем же? Ваша фамилия уже в списке… – растопыренная пятерня, словно ледяные скальпели, коснулась ключиц.
Лина схватила скользкую ладонь, впилась ногтями.
– ...но, несомненно, её легко заменить на более достойную! – раздражённо закончил Новицкий, одёргивая руку.
Пружиной вскочив, Лина опрокинула стул, широко открытым ртом глотая воздух. Новицкий плюхнулся в кресло, рывком ослабил узел галстука. На пухлой, словно женской груди, проступило тёмное пятно.
– Калетник, вы хотите распределение или нет? – вытирая мятым платком лицо и шею, сварливо спросил Новицкий. – Сегодня вечером я хочу вас видеть в семь. И не вздумайте душиться: на резкие запахи у меня мигрень.
Он нацарапал в списке студентов адрес, толкнул бумагу через стол:
– Отсутствие будет расценено как добровольный отказ от места. Думайте головой, душенька, – он постучал карандашом по развитым лобным костям. – Не смею задерживать.
Лина покинула кабинет, оставляя дверь распахнутой. Миновала приёмную. На скрипящем стуле повернулась секретарь, прокричала в след. Лина шла, не оборачиваясь, по залитому ослепительным светом коридору вдоль больших умытых окон без занавесок. Остановилась у лестницы.
Как слепец, невидяще поднесла к глазам кулак с зажатой страницей с чёрной полосой. Внутри всколыхнулось и поднялось, что-то прогорклое ... Лина развернулась на каблуках, толкнула дверь уборной. Переломив пополам, её вывернуло наизнанку над унитазом.
"На дорогах Москвы, гололедица..."
Голос диктора звучал невнятно и монотонно, словно за стеной соседей...
Нащупав пульт, Лина нажала кнопку. Секунды гремели, солировали в тишине, разбивались о мозг, неумолимо по капле складывались в часы. Серость незаметно вползала в окно, растекалась по комнате, обесцвечивала предметы. Цвет имели только убегающие с экрана телефона цифры: тошнотворно-жёлтые как несвежий суп. Она следила за ними, не мигая, получая нездоровое удовлетворение проводить по запястью металлической линейкой. Ровная царапина доставалась каждой ускользающей минуте.
Лина вытерла глаза рукавом, отодвинула телефон, больше не видя смысл в мутно-жёлтом, налитом пятне. Серость заполнила углы, забилась в щели, коснулась пальцев на краю швейной машинки, легла холодной испариной на кожу. Вжавшись в толстовку, Лина откинулась на спинку и слилась с комнатой, считая монотонно убегающее тиканье сердца.
Должно быть, задремала...
Немая темнота накрыла с головой. Протянув дрожащую руку, Лина нащупала кнопку настольной лампы и зажмурилась от яркой вспышки. Поставив локти на стол, подпёрла щеки кулаками, вгляделась в потемневшую от времени когда-то белоснежную карточку.
Четыре года. Три месяца. Двадцать четыре дня. Наваждение улыбалось монитором сквозь десятки тысяч километров. Огромное расстояние… и всего лишь математическая единица, никчёмная абстракция для хриплого голоса, все слова которого знаешь наизусть.
Лина погладила пальцем мятые уголки визитки, редко позволяя касаться их, смотреть на неё: она опустошала, оставляла подавленной неделями в убийственной попытке отыскать выход.
«…Дорога к мечте вымощена жертвами. Вы готовы отдать за неё все?»
Готова? Нет… Она не придёт. Новицкий зря прождёт вечер. До потемнения в глазах, Лина сдавила кулаками виски.
Четыре года. Три месяца. Двадцать четыре дня. Росла под сердцем, словно не рождённое дитя – химера, заставляла биться над неправильными глаголами, засыпать над учебниками, хвататься за всё, только не остаться с ней наедине и... не сдаться.
Лина сглотнула тошнотворную сладость, вспомнив желейные влажные пальцы. Александр Васильевич умный человек, великолепно разбирается в людях: безошибочно определил жертву, будто надпись выгравирована у неё на лбу.
Взгляд остановился на истекающих минутах. Как быстро…
Она уронила лицо в ладони, закрыла глаза больше не в силах смотреть на буквы, складывающие мужское имя. Постанывая, замотала головой в бессмысленной попытке отрицания. Она знала – знала, ещё в пропахшем дешёвыми сигаретами кабинете, что не напишет Натали, не позвонит