Читать интересную книгу Автоматная баллада - Андрей Уланов

Глава 4

А после, слив бензин и запустив реактор,

Он быстро допахал гречиху и овёс.

Поднялся в небо наш простой советский трактор

И улетел обратно в свой родной колхоз.

Шемяка

— Знаешь, что я тебе скажу… — в последний момент Сергей сдержался и заменил «девочка моя» на «Анна Батьковна».

— Анна!

— Знаешь, что я тебе скажу, просто Анна. Чего-то ты темнишь. Слишком уж это заманчиво, чтобы на правду походить.

— Всю правду тебе знать вовсе не обязательно, — девушка отпила глоток и, не глядя, поставила пиалу обратно на поднос. — Меньше знаешь, лучше спишь! Твоя работа — довести нас до Большого Острова, а всё прочее касается только меня и Рика.

— Может, у вас на Востоке, — отозвался Айсман, — и в самом деле хорошо спят самые незнающие, но здесь у нас дело обстоит совсем иначе. Чем больше знаешь, тем больше шансов лечь так, чтобы к утру от тебя не осталась груда обглоданных костей.

— Послушай, ты… — Анне совладать с эмоциями, судя по её лицу, удавалось ценой куда больших усилий, чем Сергею. — Ты не единственный следопыт в этом проклятом городе. И уж точно не единственный на всём здешнем Господом и сатаной проклятом побережье. Хоть ты, если верить россказням, нам и подходишь более прочих, за двадцать золотых мы можем нанять целую команду проводников ничуть не хуже.

— Рейд-группу.

— Что?

— Команда следопытов, идущая в рейд по болотам, именуется рейд-группой, — пояснил Айсман. — Так принято говорить «на всём здешнем Господом и сатаной проклятом побережье».

Анна фыркнула.

— Всю жизнь только это и мечтала узнать, — пропела она, насмешливо глядя в лицо следопыту. — Ночи напролёт не могла заснуть, с боку на бок ворочалась и гадала: как вы называете себя каждый раз, когда лезете в ваши вонючие болота за очередной грудой ржавого железа.

— Что ж, — Шемяка пожал плечами. — Зато теперь можешь спать спокойно.

— Не смогу, — мотнула головой девушка. — Меня теперь будет мучить другая загадка.

— Какая же?

— Ты и вправду такой козёл или зачем-то прикидываешься?

— Прикидывается, — уверенно проронил Энрико, прежде чем Сергей начал открывать рот для по-настоящему достойного ответа. — При этом наверняка ещё и хохочет в глубине души над двумя дураками с Востока.

— Одним дураком, — с ухмылкой уточнил Шемяка. — Одним дураком и одной дурой. Это во-первых.

— А во-вторых?

— А во-вторых, давай, дорогой товарищ, договоримся на будущее, если оно у нас всё-таки какое-то общее случится: когда я пожелаю узнать, что у меня в глубине души происходит, сам тебя об этом попрошу. Понял?

— Если мы не договоримся, — Энрике очень сосредоточенно глядел на зеленоватое пятно на обоях в полуметре над кроватью, — у нас может не оказаться будущего вовсе.

— Так…

Айсман посмотрел на то же пятно. Внимательно. Пятно было светло-зелёным, с чем-то вроде белой пены по краю, а формой напоминало погрызенный гусеницами дубовый лист.

— Так, — тихо повторил он. — Это что было? Намёк?

— Нет.

Голос Анны прозвучал неожиданно устало — словно девушка всего секунду назад сбросила с плеч средних размеров гору.

— Когда Рик хочет кому-то на что-то намекнуть, он заканчивает фразу словами «это намёк»!

— А что же это было тогда? Может… угроза?

— Это была завуалированная угроза. Ты знаешь, что такое «вуаль», а, следопыт?

— Тряпочка такая… — буркнул Шемяка. — С дырдочками.

Он вдруг почти с ужасом подумал, что та очередь, к которой он был готов во время разговора… она бы решила проблему легко и просто. Двое приезжих издалека, не имеющие здесь даже случайных знакомых, — хватится их разве что хозяин этой квартиры и навряд ли раньше чем через пару дней.

Двадцать золотых монет. При том, что жизнь человека на побережье редко ценится дороже тех двух-трёх пуль, которые тратятся на её отнимание. И ему не раз уже приходилось убивать в расчёте на куда меньшую прибыль. Те убитые, правда, сами были далеко не ангелами с небес — они лишь оказались менее проворными, не такими быстрыми… или просто неудачниками.

Эти двое тоже на ангелов не катят, а двадцать золотых — Сергей ни на миг не сомневался, что деньги есть, более того: был твёрдо убеждён, что монеты зашиты где-то в одежде Анны. Маленький такой столбик золотых чешуек… это вам не тридцать сребреников, за которые, как шутливо повторял Феликс, не то что бога для креста — хороших гвоздей для креста в базарный день не выторгуешь. Тогда серебро было не в цене, разве что посуду старались подбирать… а сейчас новенькие монетки с медведем на аверсе охотно берут в любой лавчонке.

Так легко и просто — вскинуть и полоснуть свинцовой плетью.

Он подумал об этом почти с ужасом — а в следующий миг уже без всякого «почти» с облегчением почувствовал, что автомат потянул плечо вниз, будто весь превратился в литую свинцовую чушку.

Гость Храма

«По рукам, по ногам, бей его тут и там, а-а-а-а потом с размаху прямо в зубы!»

Дурацкий детский стишок молнией полыхнул в голове Швейцарца в миг, когда они со штурмдесятником вышли из подъёмной клети — лестница, разумеется, тоже имелась, но долгожданного гостя решили вознести к высшим с помощью лифта — и он увидел двух вытянувшихся у двери эсэсовцев личной стражи иерархов.

Снизу всё выглядело ещё более-менее — советские офицерские сапоги, начищенные до зеркального блеска. Дальше шли поножи воронёной стали, чёрные брюки, ремень — по виду опять-таки армейский. Слева к ремням были пристёгнуты ножны мечей, справа — ничуть не менее деревянные кобуры-приклады «АПС»[4].

Выше уже начиналось подлинное произведение искусства — кожа с крыльев косматого нетопыря, в обиходе именуемого мешок зубов, пуговицы размером с довоенный пятак в виде стилизованных черепов. А венчал это сверкающее на манер ёлочной мишуры великолепие шлем, который Швейцарец при всём желании не мог классифицировать иначе чем кабуто.

Секунд пять Швейцарец, одновременно стараясь изгнать прочь чёртов стишок, пытался припомнить, где и когда он мог видеть подобный же кошмарик. И он сумел: после короткого сопротивления память развернула перед ним мятый журнал из «заграничных» запасов Старика — не полувыцветшие «Guns», сквозь которые приходилось продираться с толстенным кирпичом англо-русского политехнического словаря наперевес, а раньше. Яркие, захватывающие дух картинки — комикс, так это называлось. Тот журнал был комиксом по фильму… какого-то американца с венгерской фамилией… Лукаш? И там главный злодей выглядел ну очень похоже.

Швейцарцу было бы очень смешно, если б не было так страшно.

Эти двое… вряд ли они толком знали историю тех, с кого скопировали детали униформы. Не до того было, особенно в первые послевоенные годы, когда у большинства переживших Судный день с трудом хватало сил выжить здесь и сейчас. Читать научились — и то хорошо, а то ведь кое-где и буквы пытались предать анафеме. Всё равно… одна-две случайно пролистанных книги, вполуха слушаемые вечерние байки стариков о той, позапрошлой войне — кому она сейчас интересна?

Они не знают, сколько крови тянется за такими вот… чёрными мундирами.

Прав был Старик, ох и прав.

И где, спрашивается, для вас, бравы ребятушки, озеро найти? Большое, глубокое… и Чудское.

Дверь сама открылась навстречу Швейцарцу — точнее, её распахнул человечек неопределённо-сорокалетнего возраста. Его занятие можно было с лёгкостью определить по бесчисленным чернильным пятнам на ладонях, цвет которых в результате неплохо гармонировал с шёлковой синевой халата.

— Штурмдесятник Танг? Иерархи уже ждут… вас, брат Чёрный Охотник. Вы, десятник, пока останьтесь здесь.

— Я — сирота, — пробурчал Швейцарец.

— Все люди — братья по вере и крови, — заученно возразил человечек. — Так учит Основатель. Проходите.

— Все люди — возможно, — Швейцарец шагнул через порог, и человечек с неожиданным проворством захлопнул дверь, словно донельзя опасался чего-то или кого-то оставшегося снаружи, — а я — сирота.

Храмовник на несколько секунд застыл, а затем изобразил уголками рта бледное подобие улыбки.

— С печалью глубокой признаю, брат, хоть и крепка вера моя, но не даровано мне умение словом кротким вразумлять неведающих истины.

— Для этого у вас в родственниках есть штурмдесятник Танг. Он явно обладает выдающимися способностями к убеждению, не так ли?

Швейцарец почти настроился услышать в ответ пространное рассуждение о пастырях Господня стада и зубах их верных псов, но храмовник, видимо, счёл его вопрос не нуждающимся в ответе.

— Иерархи ждут вас.

— А уборной тут нигде поблизости нет?

— Простите?

— Я пять часов не слезал с мотоцикла, — это было чистейшей, как родниковая вода, ложью, но единственный, кто был способен уличить в ней Швейцарца, только что остался за дверью, а стрелку было крайне интересно пронаблюдать за реакцией храмовника на подобное требование.