своими холодными лучами. Только к полуночи добрались мы домой, принеся с собой добычу и печальные остатки трагически погибшего товарища.
Таинственные знаки
Кто бывал в дремучей тайге Маньчжурии и нашего Дальнего Востока, и бродил по ее звериным тропам, тот, вероятно, знает, кое-что о таинственном языке условных знаков, встречающихся там на каждом шагу на деревьях, кустах, камнях и других местных предметах. Эти условные знаки являются единственным немым «языком тайги», называемым таежными обитателями «Шу-хуа», что означает «лесной язык». Происхождение его весьма древнее и, вероятно, скрывается в глубине веков, когда первобытный человек, не имея письменности, выражал свои мысли примитивным способом, в виде простых, несложных знаков и изображений на окружающем его подручном материале. Этот язык, являясь родоначальником позднейшей письменности, сохранился до сих пор во всей своей неприкосновенности в диких, некультурных странах, где примитивная жизнь человека всецело зависит от окружающей его природы. В нашей тайге язык этот применяется ее обитателями при всех передвижениях, в поисках зверя или человека, для указания направления и в других случаях, когда это признается необходимым, как для себя лично, так и для других заинтересованных лиц. В большей или меньшей степени язык этот известен всем таежникам и все условные знаки имеют свой определенный шаблон, выработанный практически и на основании известных традиций. Количество знаков этого языка очень велико и, вероятно, доходит до нескольких сот.
Всех таежных обитателей, по профессиям, можно разделить на следующие категории: звероловы, охотники, хунхузы, золотоискатели, рыболовы, искатели женьшень, собиратели грибов (му-эрр) и дровосеки. Члены всех этих профессий живут между собой очень дружно. Взаимоотношения их регламентируются не писанными законами, а обычаями, установленными самой жизнью в суровых условиях тяжелой борьбы за существование.
По существу, все условные знаки можно разбить на несколько типов, а именно: 1) затесы на стволах деревьев, с разнообразными на них значками показательного характера; 2) заломы ветвей; 3) завязки ветвей; 4) срезы ветвей; 5) особая укладка камешков; 6) зарубки на стволах и т. д.
Существуют еще и другие типы, но шесть главных здесь перечислены.
Солидарность друг с другом и чувство взаимопомощи заставляют таежного человека делать необходимые указания, с целью облегчить промышленнику его тяжелый труд, сопряженный с опытностями и лишениями, лицом к лицу с суровой беспощадной действительностью.
Необычайно тяжелые условия жизни и промысла в дикой, первобытной тайге выработали свой особый оригинальный социальный строй, основанный на превосходстве реальной силы, и, в тоже время, при участии этически гуманитарных начал, как-то-взаимного доверия, взаимопомощи и сострадания. Такое странное сочетание противоположных этически-нравственных элементов, как господство грубой силы и сострадание к слабости, объясняется всей сущностью таежной жизни, при бессилии человека в борьбе с грозными силами природы. Сила, как она есть, и в чем-бы она не выражалась, без сомнения, должна быть преобладающим началом в этой первобытной борьбе за жизнь, но, параллельно с этим, и другие гуманитарные элементы человеческих взаимоотношений находят себе место в этом древнем социально-правовом строе.
Лесной обитатель, таежник, представляет собой оригинальный отживающий тип, выработанный исключительными условиями жизни, вне влияния культуры и цивилизации. Его психология и мировоззрение имеют мало общего с таковыми современного культурного человека. Его физический и духовный облик вполне гармонируют с окружающей лесной стихией и соответствуют тем требованиям, какие предъявляет сама жизнь и крайне трудная, опасная профессия. Хитрость лисицы, выносливость тигра, чутье собаки, глаз сокола, ухо зайца, вот-характерные качества старого лесного бродяги, приобретенные и усовершенствованные в тайге. Человек и зверь соединились в нем, но зверь не заглушил в нем человека. Материалист уживается в нем рядом с мечтателем, поэтом и философом. Одинокая жизнь в пустыне, полная опасностей, наложила на него свой отпечаток, свое клеймо.
Совершая передвижение по тайге, он весь превращается в зрение и слух, ничто не ускользает от его внимания! Зная закон тайги, дающий право на жизнь сильнейшему, он всегда начеку, всегда готов к борьбе на жизнь и смерть. Религиозные убеждения его не выходят из рамок узкого материализма; одухотворяя природу, он создал себе особый культ, отражающийся на всем быте его и укладе жизни.
Таков таежник, лесной обитатель! Этот тип сохранился не только у нас, в Маньчжурии, но и в других странах, где существуют обширные девственные леса, где культура не смела еще с лица земли ее природное первобытное украшение. Этот оригинальный и красивый человеческий тип воспет в мировой литературе и знаком нам по романам Купера и Майн Рида.
Язык тайги, о котором идет здесь речь, очень мало, или даже почти совершенно неизвестен русским, живущим в Маньчжурии и на нашем Дальнем Востоке. Причина этого явления, без сомнения, кроется в отсутствии у местного русского населения интереса к тому народу, с которым ему приходиться сталкиваться и жить бок о бок.
Язык тайги, как характерный выразитель психологии лесных обитателей заслуживает всестороннего изучения не только с точки зрения принципиальной: он открывает перед нами завесу, скрывающую неизвестную нам трудовую жизнь.
Во время моих скитаний по горам и лесам Маньчжурии, мне часто приходилось не только встречаться, но и жить среди этих простых и наивных, и, в тоже время, мудрых тружеников леса, посвятивших меня в тайны их первобытного лесного языка, научивших понимать красоту и величие вселенной, и читать ее открытую книгу, написанную искусною рукой вечно-молодой, прекрасной природы.
Встреча с хунхузами
Был июнь месяц, – самое лучшее время в Маньчжурии для пантовки.
Период дождей еще не наступил и летняя жара, хотя и давала себя чувствовать, но переносилась сравнительно легко.
Верстах в двадцати к северо-востоку от станции Ханьдаохэцзы я устроил несколько солонцов, для привлечения изюбрей, и предполагал заняться пантовкой, т. е. боем самцов, имеющих еще молодые, неокостеневшие рога, называемые китайцами Лу-жунь и ценимые ими весьма высоко за их несомненные целебные свойства.
Местность была очень пересеченная, наполненная довольно крутыми, каменистыми отрогами хребта Лао-лина, покрытыми редкими дубняками. Среди этих лесов, на горных перевалах находились мои солонцы. Здесь же, в одном из распадков, у чистого горного ключа, приютился мой незатейливый шалаш из дубовых веток и луговой травы. В этом примитивном жилище я проводил жаркое время дня, а на ночь располагался на окраине одного из солонцов, в ожидании прихода изюбря с драгоценными пантами.
Время летело незаметно. Добытые панты, вырубленные с лобной костью, я относил на станцию для продажи, а сам на другой же день возвращался к своему шалашу и продолжал охоту.
Много времени утекло с тех пор. Давно это было. Но я с удовольствием и с какой-то затаенной грустью вспоминаю